Ознакомительная версия.
В такие дни умные люди со двора не выходили и даже дураки не решались казать нос из дома.
Потом, битые да измученные, расходились Леший и Боровой по берлогам, в глубоком сне забывали старые побои и грезили о новых.
Весной старые обиды как-то сами собой забывались. Соперники вылезали на солнышко, сладко потягивались и даже начинали спрашивать друг дружку о здоровье, посылали четвероногих гонцов в столенградский кабак, глухо чокались бочонками, клялись в вечной дружбе, вместе наводили порядок в самых глухих чащобах и наконец садились маленько поиграть в кости. Чем заканчивалась игра, уже понятно.
Но сейчас, после загадочного исчезновения Смерти, лесные хозяева хоть и не так скоро, как люди, но спохватились, а уж беду почувствовали куда глубже, чем люди. Леший накладывал лапу на березовый ствол и слышал, что дерево хоть и не умирает, но и не живет, как положено, не тянет влагу из земли, не желает шуметь листьями и стряхивает их, словно тягостную ношу. А листья прошлогодние не преют, не перегнивают, не рассыпаются в жирный земной прах, дающий силу семенам для прорастания, и семена, благополучно перезимовавшие, не дают побегов, не подставляют солнцу узкие зеленые ладошки за другой, светоносной силой, лежат напрасно в земле, словно мертвые камушки.
Птицы успели свить гнезда и снести яйца, но только зря сидели на них в недоумении, потому что птенцы не желали разбивать скорлупу и обсыхать на солнце с разинутыми ротиками в ожидании вкусных червячков. Птицы тревожно перекликивались между собой и убеждались, что у соседей и родственников происходит то же самое. Одна кукушка, распределив свое потомство по чужим домам, беззаботно считала людям и зверям несметные будущие годы.
Пчелы, у которых соображения еще меньше, чем у птиц, собирали по привычке мед, исправно заполняли соты, но кормить их сладким золотым содержимым было некого – пчелиные царицы дремали, не желая выводить потомство.
Металась между деревьями испуганная волчица – наступило уже время учить детей правилам лесной жизни, но волчата продолжали оставаться слепыми и еле-еле передвигались на разъезжающихся некрепнущих лапках.
Волк своими пронзительными глазами смотрел, как уходит от него олень с перегрызенной глоткой, как трепыхаются на траве остатки недавно пойманного зайца, как деловито взбегает на дерево дочиста обглоданный скелетик бурундука.
Медведь разрывал муравейник, желая полакомиться муравьиными яйцами, но убеждался, что в куче хвоинок и палочек ничего нет, а сами муравьи выстраиваются в полки и дружины и направляются куда-то на восход в надежде найти правильную землю.
Лесные жители мало-помалу отвыкли есть друг друга, хищничали тоже единственно по привычке, и Лешему с Боровым пришлось объявить в своих владениях перемирие, которое бывает лишь во время больших пожаров – чтобы зверье не калечилось понапрасну. И звери в этом оказались умнее и послушнее людей. Они сбивались в стаи и сидели, поджав хвосты, в ожидании. Никто не выл, не ревел, не тявкал и не верещал – только птицы как заведенные исполняли свои песни, но веселья это не прибавляло.
Лес перестал жить – он просто существовал.
…В такой лес и вышли лунные странники из Беломоровой землянки.
– Ума не дам – чего они своего собственного сундучка так испугались? – сказал Жихарь и хотел было сесть на этот самый сундучок.
– Не смей! – крикнул Колобок. – Видишь – три черных лепестка в желтом кружочке? Я же говорил – там Смерть.
– Что-то не видел я в нем никакой Смерти. Так, что-то стукает, грюкает, буковки огненные мельтесят…
– А то и мельтесят, – сказал Колобок, – что через три дня этот сундучок ка-ак грохнет! И все вокруг сгорит!
– Так, значит, это всего лишь оружие? – спросил Яр-Тур.
– Не совсем, – сказал Колобок. – Это непростая Смерть, а Ядерная. В каждом самом мелком теле есть ядро, в ядре – сила, и если эту силу враз выпустить…
– О таком оружии повествуют древние книги, – сказал Лю Седьмой. – Оно способно убивать и после удара, на расстоянии.
– Кого теперь убивать… – махнул рукой богатырь, но садиться на сундучок все-таки не стал.
– Какой великой отваги эти рыцари – сэр Алан и сэр Эдгар! – воскликнул король. – Отправиться на Луну, не заручившись магической поддержкой, надеясь лишь на удачу и на крепость металла! Ведь для них не было там ни тепла, ни воздуха. Поэтому на них были такие безобразные доспехи. Надеюсь, что по возвращении они получат заслуженную награду. И я догадываюсь, почему они привезли туда этот таинственный ящик! Значит, он содержит оружие такой силы, что его нельзя применять на Земле…
– Еще как применяли, – сказал Колобок. – Помню, качусь это я по степи, ковыли шумят. Потом взлетаю вверх, еле успел свои изюминки закрыть. Уши заложило, правый бок обуглился. А в земле такая дыра, что целый город войдет…
– Что нам с того, – сказал богатырь. – Нет такого врага на свете, против которого… А смешно эти молодчики на Луне разговаривали, словно лягушки: «Фак-фак-фак!»
– Постой-ка, парнище, – сказал Беломор. До тех пор он пребывал в скорбном и повинном молчании, хотя никто его ничем не попрекал. – А ведь есть такой враг.
Жихарь мигом припомнил, как в Адских Вертепах влетел в бездонное чрево Мироеда Красный Петух Будимир, как в темнице Вавилона туда же отправился переменчивый меч Симулякр…
– Точно! – сказал он. – Такого ему не переварить… Только ведь и Смертушка не уцелеет, испепелится!
– Она-то уцелеет, не бойся. Я ее знаю. Она вечная, как и сам Мироед. Ох и задаст она мне, ох и взбутетенит!
– Сам виноват, – сказал Жихарь. – Нечего было тайны разводить. Не люблю, когда меня используют втемную. Только как нам сундучок переправить ему в пасть? Он ведь тоже кое-чего соображает. Тебя ведь перехитрил…
– Ему шея аркан захватить, – предложил Сочиняй-багатур. – Он рота открывать, ты туда бросать…
– Может быть, удивить злонравного сэра Мироеда каким-нибудь чудом, чтобы он разинул пасть?
– Для этого сперва надо найти Мироеда, – сказал Жихарь. – Индрик-зверь во второй раз не повезет нас в Адские Вертепы. Даже если и согласится – где того Индрика найдешь?
– Думаю, что он сам нас найдет в свое время, – сказал Лю Седьмой. – Он не упустит случая поглумиться и позлорадствовать над своими врагами… Так что надо ждать…
– Три дня, – напомнил Колобок. – А потом – вспышка справа! Вспышка слева! И мы носимся над землей в виде облаков пепла!
– Почем ты знаешь, хвастливая горбушка?
– Так буковки-то красные! Верней, цифирки! Которые пляшут и меняются!
– И о чем они говорят, сэр Гомункул?
– Это такое устройство – вроде нашей Калечины-Малечины, они определяют время. Но Калечина-Малечина отсчитывает только часы, да и то приблизительно, а тут всякое мгновение на учете. Вот по цифрам и выходит – три дня с небольшим… Иначе надо этот сундучок уносить как можно дальше, в нежилые каменные места, и бежать от него сломя голову…
Ознакомительная версия.
