…И в тот же миг исчезла огромная черная туча, безжалостным хищником нависшая над Страной пиктов…
Король Аквилонии еще долго стоял возле хрустального ложа своего поверженного врага, сжимая в руке маленький белый кристалл. Кристалл пульсировал, и Конан знал, кто ломится в двери своей вечной темницы. «Вот теперь – все», – удовлетворенно отметил киммериец. Он сделал свою работу, довел начатое до конца, снова победил. Сердцем чувствовал он и освобождение любимой Зенобии, и гордость своих друзей, и радость мыслящего озера, отомщенного им, Конаном, спустя пятьдесят тысяч лет, и даже вечное равнодушие маленького искрящегося мозга, которому все происходящее было бесконечно безразлично…
Конан осторожно спрятал Ромб Яхкунга в складки набедренной повязки. Подняв, как пушинку, тело Тезиаса, король мягко положил его на прозрачное ложе хрустальной раковины. Он еще раз посмотрел на карлика. Огромные черные глаза были безжизненны. Конан аккуратно прикрыл их.
– Спи, Великая Душа! Ты был достойным противником! – сказал киммериец, сам удивляясь этим словам, столь необычным в его устах.
Еще минуту стоял он перед хрустальным гробом, всматриваясь в того, кто был так мал и – одновременно – так велик. В того, кто за свою короткую жизнь свершил так много. В того, кто, как и сам Конан, был решителен и целеустремлен, кто, презрев традиции и законы природы, смог выбраться из своего Я и стать великим.
В последний раз взглянув на безжизненное тело, Конан решительно захлопнул створку хрустальной раковины. Не оглядываясь киммериец двинулся обратно. Его ждали дома.
От западного берега моря Вилайет, в районе, где путники отмеряют ровно полпути от Султанапура до Аграпура, отчалило небольшое весельное судно. На борту лодки, кроме гребцов, находились Конан, король Аквилонии, его жена Зенобия, старый чародей Пелиас и асурский жрец Хадрат. Оставив позади остров Железных Идолов, судно держало курс в открытое море. В бытность свою пиратом Конан не раз бороздил эти воды и как никто другой знал, где искать самое глубокое место великого внутреннего моря. Наконец он приказал гребцам остановиться.
– Здесь? – тихо спросил Пелиас.
Король кивнул. В руке он держал маленький белый кристалл, Ромб Яхкунга. Размахнувшись, Конан выбросил кристалл в море.
– Зенобия говорила, что он боится воды, – поды-жил киммериец.
Прекрасная королева утонула в его объятиях; губы могучего варвара и молодой немедийки сошлись в страстном поцелуе. Не отрываясь от любимой, король махнул рукой. Гребцы снова взялись за весла, и судно двинулось в обратный путь.
…Огибая с юга остров Железных Идолов, Конан и его друзья не могли заметить, как, двигаясь вдоль северной стороны острова, в открытое море уходила другая лодка. Ее пассажирами были трое высоких угрюмых мужчин в одинаковых темно-синих плащах и таких же, надвинутых на глаза, капюшонах.
Еще одна троица, одетая точно также, проходила в этот момент через главные ворота Бельверуса…
Брайан Толуэлл
Будущее – это не только лишь то,
что случится завтра, за Горизонтом Времени,
нет, это иной, враждебный всему привычному
мир, мир моего мщения…
Откровения Великой Души
Жестокий и стремительный ветер выл и стонал. В его тревожных переливах как будто слышался то плач ребенка, то свист жаркого воздуха кровавой битвы, рассекаемого, клинком холодной стали, то последний зов безвозвратно загубленной души. Пронзительный этот ветер беспощадно разметал редкие облачка, обнажив полную, испещренную шрамами и пятнами, подобную древней золотой монете, сверкающую луну. Туманный свет луны равномерно застилал пугающе-однообразную равнину, на которой не было ничего, кроме истинного ее властелина – этого всепроникающего ветра, возникшего словно из самых глубин мрака. Прекрасное звездное небо волшебным куполом нависало над потрескавшимся панцирем степи, и казалось, что ветер щекочет небесный свод, так что звезды переливаются на нем подобно серебряным чешуйкам на теле исполинского сказочного дракона, вперившего свой неподвижный лунный глаз в эту пустую, никчемную и бесконечно грешную землю…
Вот уже несколько часов тусклый лунный глаз задумчиво прослеживал путь трех высоких, крепко сложенных мужчин: не безумны ли они, бросившие вызов этому великому, леденящему душу мраку?… Жестокий ветер рвал широкие темно-синие плащи путников, дико завывал у самых ушей, едва скрытых капюшонами, но все его усилия пробудить у странников человеческие чувства были тщетны. Люди шли, и перед их мрачной решимостью одинаково отступали и ветер, и тьма, и даже лунный глаз, будто покорясь их безумной несокрушимой воле, старательно освещал загадочной троице дорогу.
Не менее странным был и скарб одиноких ночных путешественников. Он размещался на небольшой четырехколесной повозке, которую люди, поочередно сменяя друг друга, настойчиво катили вперед. Усилия, прикладываемые ими, явственно свидетельствовали о достаточной тяжести груза. Тщательно укрытый несколькими слоями черного шелка, груз этот словно сросся с повозкой. Все тот же безжалостный ветер силился сбросить черные покрывала, чтобы лунный глаз хотя бы разок смог взглянуть на тайный скарб безумцев, но и это ему не удавалось. Напротив, казалось, здоровенный сундук – сундук ли? – как будто притягивал свои черные одежды, видно, стесняясь показать себя всевидящей луне. Или; может быть, желая выждать время, чтобы предстать перед миром в новом, могущественном обличие…
А люди все шли и шли, и повозка поскрипывала в такт их тяжелым шагам. Отчаявшись устрашить путников и потеряв всякую надежду раскрыть их тайну, хмурая луна готовилась отбыть в последний путь, чтобы завтра вновь захватить власть над этой бескрайней равниной. Впрочем, нет. Равнина не была бескрайней: на востоке и юге ее ограничивали острые, подобные выставленным для устрашения пришельцев каменным клинкам, высокие скалы. То были первые стражи великих Карпатских гор, естественной границы Запада и Востока обширных хайборийских земель. Протянувпшсь на тысячу миль с северо-востока на юго-запад, Карпашские горы разделяли владения Коринфии и Заморы, Кофа и Офира, и кое-где, близ места слияния Хорота и Красной реки, подбирались к землям Аквилонии, богатейшей державы Запада.
Степь, по которой шествовали загадочные странники, представляла собой едва ли не самую заброшенную часть коринфских земель. Здесь не было лесов, рек, только голые, потрескавшиеся солончаки. Если люди когда и жили здесь, то очень давно, в бесконечно далекие, доисторические времена, и следов их пребывания древняя степь не сохранила. Здесь, на краю этой степи, горы были особенно неприветливы, и бесчисленные караванные тропы обходили их стороной. Легенды гласили, что места эти прокляты, и в здешних горах рисковали селиться лишь прозревшие волю богов бесстрашные горные орлы.
