— Ни то, ни другое, ни третье, — выпалила я с бьющимся сердцем. Мне нельзя говорить ему, кто я такая, нельзя ставить под удар мою семью! — Я с ним знакома. Я слышала, как он все это рассказывал, вот и все.
— Где?
— Это тебя не касается.
— Ты поступишь мудро, если будешь держаться от него подальше. Он очень опасен. Нельзя перейти такому человеку дорогу и остаться невредимым.
— Ты, без сомнения, имеешь в виду себя, а не Эамона.
— Как ты резво бросилась его защищать! Не он ли тот самый мужчина, который, как мне трогательно рассказывали мои люди, с нетерпением ждет твоего возвращения?
— У твоих людей от недостатка развлечений развилось слишком богатое воображение. Меня дома не ждет никакой мужчина. Только родня. Потому что я так решила.
— Звучит неправдоподобно.
— И, тем не менее, это правда.
Некоторое время мы сидели молча. Он снова наполнил наши кружки. Я начала клевать носом.
— Это была не прихоть. — Казалось, Бран, говорил сам с собой. — Та резня. И не избиение невинных. Мы мужчины. Мы выполняли мужскую работу. Можешь спросить этого своего Эамона, сколько раз он сам убивал направо и налево. Нас нанял его старый и могущественный враг. Отец Эамона в свое время причинил зло очень многим, сын продолжает за это платить. Я внес в работу несколько собственных штрихов, но слышал, что они не произвели на него впечатления.
— Для меня все это выглядело как акт бессмысленного уничтожения. А то, что произошло впоследствии — как вызывающий жест человека, мнящего себя неуязвимым.
Мои слова были встречены ледяным молчанием. Я начала уже о них жалеть, хоть и считала правдивыми. Когда он снова заговорил, его тон изменился. Голос стал напряженным, почти сдавленным.
— Надеюсь, ты будешь осмотрительна. Этому Эамону нельзя доверять. Возьмешь его в мужья или в любовники — и он высосет из тебя все соки. Не растрачивай себя на него. Я знаю людей его типа. Они легко произносят красивые слова, которые ты так хочешь услышать, они усыпляют тебя, заставляют себе поверить. Но такие люди умеют только брать.
Я задохнулась от изумления.
— Поверить не могу! Ты учишь меня жить? И вообще, кто сказал тебе, что мне нужны красивые слова?
— Все женщины любят лесть, — пренебрежительно отмахнулся он.
— Неправда. Я всегда хотела только честности. Слова привязанности, слова… любви — все эти сладкие слова бессмысленны, если говорящий преследует корыстную цель. Я пойму, если мужчина будет лгать мне о чувствах.
— Предполагаю, что у тебя большой опыт в подобных делах. — Непонятно было, шутит он, или нет, правда, шутки, в принципе, были ему несвойственны.
— Я пойму. Мне сердце подскажет.
***
Наступил день, когда Эван уже не мог удержать в желудке ни еды, ни питья. Шея у него жестоко распухла, щеки запали, а лихорадка уступила место оцепенению, предвещавшему скорый конец. Без моих настоек боль его была бы невыносимой, но он уже ступил одной ногой в могилу и, будучи сильным человеком, страдал молча. И никакого спокойного сна, с умелой помощью перетекающего в легкий переход в мир иной. Только не для него. Он знал, что пришло его время, и хотел встретить конец с открытыми глазами.
День тихо клонился к закату, и мне казалось, что прохладный сухой воздух в древнем убежище под холмом полон еле слышного шепота и шерохов, будто некие потусторонние силы манили кузнеца за собой.
— Скажи мне прямо, — попросил он. — Это конец, да?
Я сидела рядом с ним на земле и держала его за руку.
— Богиня призывает тебя. Похоже, пришел твой срок двигаться дальше. Ты храбро встречаешь его.
— Ты была молодцом. Ты славная девочка. Ты сделала все, что могла.
— Я пыталась. Мне не удалось, прости.
— Не надо! Не плачь обо мне, детка… — У него сбилось дыхание. — Вытри слезы. У тебя вся жизнь впереди. Не трать на меня свою печаль.
От этих слов я еще сильнее расплакалась, и не только потому, что у меня на глазах умирал хороший человек. Я плакала по маме, ведь она уже встала на ту же дорогу, я плакала по Ниав, которой запретили следовать велению сердца, и по этому миру, в котором все устроено так, что мужчины вынуждены тратить свои лучшие годы, скрываясь, убегая и убивая. Я плакала потому, что не знала, как все это исправить. Эван молчал довольно долго. Потом заговоил о своей женщине, о Бидди. У нее было двое мальчишек. Оба — славные парнишки. Папаша их был порядочный мерзавец, он лупил ее в хвост и в гриву. Сложная жизнь была у Бидди. В общем… тот парень умер. Лучше не рассказывать, как именно. И теперь она — его женщина, и ждет, когда он все это бросит и вернется к ней. Они бы тогда переехали куда-нибудь — он, Бидди и мальчики — построили бы небольшую кузню при деревне, может, где-то в другой стране. Для мастерового человека всегда найдется работенка, а Бидди бы во всем ему помогала. Он бы научил мальчишек ремеслу, обеспечил бы им будущее. Раз или два он начинал говорить так, будто держал за руку не меня, а свою Бидди, и я кивала и улыбалась ему.
Позже, у меня появилась возможность задать ему тот самый вопрос:
— Эван, я должна серьезно поговорить с тобой, пока ты меня еще понимаешь.
— Что, детка?
— У тебя осталось немного времени. Мы оба это знаем. Тебе больно, а будет еще хуже. Я… я собиралась предложить тебе очень сильное снотворное, чтобы ты проспал до самой смерти. Но ты не сможешь удержать его в себе, ты не в том состоянии. Если ты хочешь… если ты хочешь поскорее с этим покончить, я могу попросить Брана… могу попросить твоего командира… ну… — я поняла, что совершенно не способна произнести это вслух.
—… знаю, чего хочу. Позови Командира, я скажу вам обоим… чтобы не повторяться.
Мне пришлось хорошенько вытереть лицо, чтобы не так видны были слезы, выйти на улицу и позвать Брана. Он оказался недалеко — стоял, опершись спиной о скалу, и смотрел прямо перед собой, явно глубоко о чем-то задумавшись. Рот у него был сурово сжат.
— Ты… ты не мог бы пройти со мной внутрь?
Он вздрогнул, будто я его ударила, и молча последовал за мной.
— Я хочу кое о чем попросить. Сядь, Командир. Мне трудно говорить. Приходится шептать.
— Я здесь. Мы оба слушаем.
— Знаешь, о чем она меня спросила? — он издал еле слышное подобие смешка.
— И пердставить себе не могу.
— Она спросила, не хочу ли я, чтобы ты меня прикончил. Поскольку сама она не в состоянии это сделать. Представляешь? Вот это девушка!
— Я…
Они оба смотрели на меня с одинаковым выражением. Боги всеблагие, ну почему эти слезы все текут и текут?!
— Я этого не хочу. Но все равно спасибо за предложение. Это сложно, я понимаю. Я хочу… вынесите меня отсюда. Под звезды. Чтобы костер горел. И пахло горящими шишками. Хочу почувствовать на лице ночной ветер. Может, выпить капельку чего-нибудь сильного, чтобы согреться. И расскажи мне историю. Хорошую такую, долгую историю… Вот, чего я хочу.
