Но проходя мимо отцовского кабинета, она вдруг услышала шорох внутри. Обычно князь Федор Иванович так рано никогда не садился за дела. Свято чтя давние традиции, князь вставал очень рано. Летом — с восходом солнца, а по осени и зимой — за несколько часов до света, на третьей страже, как сам он выражался, пользуясь еще старым византийским временем.
Молился всегда в уединении, по книге перед старинной иконой Феодоровской, подаренной еще предкам его московским архимандритом при государе Василии Третьем. Только потом, ожидая завтрака, сходил в кабинет и призывал к себе дворецкого и ключника с докладом и отдавал им распоряжения.
Если выходила нужда, то и сам не ленился пройтись по конским стойлам и на скотный двор, чтобы проверить, заложен ли корм, свежа ли вода для питья. Не доверяя слугам своим, он обычно во все тонкости вникал сам, даже с рук, бывало, кормил кур и гусей, а рабочим лошадям всегда приказывал поддать побольше овсяной муки.
Но теперь, еще всходя на крыльцо, Лиза слышала, как из своих покоев батюшка ее кричал кому-то: — Ты пойди, скажи там, что Елена Михайловна велела корень редьки в ломтики помельче крошить, а те, что вывялились уже на солнце в горшке толочь да в патоку укладывать! И пряностей не жалеть. Перца, мускату сыпать, гвоздики побольше. Разучились нынче мазюню на Белозерье делать, а ведь прежде как вкусна была!
Да, княжна Лиза знала, что любил мазюню из вишен да из редьки батюшка ее. Всегда сам проверял, как запечатывали ее в горшки, да как в печь ставили. Никогда не забывал посмотреть самолично, даже и супружнице своей не доверяя. Только нынче по реплике его выходило, что князь Федор Иванович из покоев своих еще и не думал спускаться, так что вовсе никак не мог оказаться он в кабинете.
Кто же находился там? Новая тревога закралась в сердце Лизы. Сняв со светца свечу, она огляделась вокруг — никого. Ступая на цыпочках, подошла к двери кабинета и тихонько приоткрыла его. Отцовский кабинет медленно осветился внесенной свечой. Выступили подробности, знакомые Лизе с детства: оленьи рога на стенах, полки с книгами, зеркало печи с отдушником, обитый красной парчой диван, большой стол. На столе — открытая книга, какие-то бумаги, исписанные почерком князя, хрустальная пепельница.
Едва только Лиза вошла в кабинет, вся радость и веселье, испытанные ее на скотном дворе при взгляде на новорожденную телку мгновенно улетучились. Ее как будто снова охватили прежние сомнения и страх, какой-то голос твердил: «Нет, нет. Ты никуда не денешься, ты никогда не станешь другой. Ты все равно останешься прежней со всем твоим вечным недовольством собой, напрасными попытками исправления и падениями, с ожиданием счастья, которое никогда не придет к тебе. Все, что ожидает тебя впереди — это судьба твоего брата Арсения. И ты пойдешь этим путем, как бы не сопротивлялась.»
В углу, у рабочего стола князя стояли две гири. Иногда желая привести себя в состояние бодрости, князь Федор Иванович гимнастически поднимал их по несколько раз. Лиза знала, что гири столь тяжелы собой, что ей даже невозможно сдвинуть их с места и всегда удивлялась, как папенька справляется с ними. Сейчас взгляд Лизы случайно упал на них, и она пораженная, заметила, что обе гири… качаются.
Дверь сама собой со скрипом захлопнулась за спиной девушки. И комнату сразу же заполнил опьяняющий крепкий аромат гардении, который всегда предпочитала остальным мадам де Бодрикур. Аромат усиливался, он словно наступал на Лизу, оттесняя остатки прежних запахов табака и довольно старой обивки и штор, господствовавших в кабинете.
Неужели, матушка Сергия опять ошиблась и ничто, даже темно-коричневая омела, не способна воспрепятствовать злому духу? Лиза до боли стиснула кулаки и прижалась спиной к двери. Она надеялась, что дверь откроется, но кто-то запер ее, хотя молодая княжна знала: отец столько раз сетовал, что замок в двери сломался, и ключник постоянно забывал починить его.
Теперь дверь закрыли. Затаив дыхание, Лиза ждала нового появления Жюльетты, она не сомневалась, что сгущающийся аромат и розоватая пыль, завившаяся над ковром предвещают именно это. И она не ошиблась.
Жюльетта появилась — словно вырисовалась из алого столба пламени, взметнувшегося перед столом. Она была облачена в платье огненного цвета из переливчатого шелка, которое отбрасывало красноватый отблеск на ее черные волосы. И когда она возникла, встав против света, сразу создалось впечатление мерцающего ореола у нее над головой.
Широко открыв глаза, Лиза взирала на явление Демона, не в силах вымолвить ни слова, но та тоже не торопилась высказываться. Она выдерживала паузу, очень красивая, величественная как королева.
За окном уже занималась оранжевая заря.
От затянувшегося молчания тревога и терзающая неопределенность возросли для Лизы до трагичности. Но все же смело глядя в лицо Демону, она не могла не заметить, что омела подействовала на того. Столь тщательно оберегаемая маска начала трескаться и на прекрасном лице явно проглядывали признаки тысячелетнего возраста. Будто долго копошившиеся преступления, ложь и злоба созрели, как огромный гнойник, который начинает лопаться. И подобно яду, начали просачиваться на белый свет капля за каплей черты самого устрашающего безумия.
Молчание Демона все длилось. И Лиза не сразу обратила внимания, что даже сохраняя его, он все-таки оказывает на нее влияние — Лиза вдруг начала надрывно кашлять. Она ощутила, что вся пылает. Ее кожу как будто разрывали на тысячи кусочков покалывающие укусы. Силы покидали ее столь быстро, что она не справившись с охватившей ее слабостью опустилась на ковер. Ноги были холодны как лед, а голова пылала.
Свеча упала из рук княжны и тут же погасла. Лизу била дрожь, все тело ломило от лихорадки. Она кашляла все сильнее и постепенно ее сознание охватил странный полусон: мысли, ясные и яркие, плавали в мозгу, сменяя друг друга и не причиняя никаких ощущений. Молчаливый Демон, не шелохнувшись наблюдал за ней. Потом плавно ступая, приблизился. Какая-то могучая сила подняла Лизу с пола и перенесла на диван. Уже вовсе не походя на человека, а представляя собой духа, который проходит сквозь стены, Жюльетта снова оказалась рядом и склонила голову — она явно наслаждалась своей местью и своей властью над несчастной девушкой.
Отблески огня, сверкавшего вокруг нее, освещали лицо Жюльетты снизу и сделали его похожим на Мефистофеля в тот момент, когда он в языках пламени вырастает из ада и предстает перед глазами доктора Фауста. Глаза Жюльетты, обведенные золотом сверкали двумя пятнами расплавленного золота, изгибы бровей казались непомерно большими, а резко выступившая как на рельефе костная структура лица лишила его прежней привлекательности, превратив в маску, сделанную из теней и алебастрово-белых пятен.
