— Лагоанцы обезумели бы, взявшись сражаться с нами и Альгарве одновременно, — промолвила Пекка. — Мы превосходим их мощью еще более, чем держава Мезенцио.
— Если они достаточно далеко продвинутся по открытому вами пути, это будет не так уж важно, — проговорил Сиунтио.
— Кроме того, идет война, а кровь пробуждает безумие, — добавил Ильмаринен. — И кроме того, лагоанцы в родстве с альгарвейцами. Если кого интересует мое мнение, одно это делает их кандидатами в лунатики.
— Кауниане гордятся древностью своего племени, как и мы, — заметил Сиунтио. — Альгарвейские народы — юностью. Это не делает их безумцами, но определяет некоторую разницу между нами.
— Всякий, кто достаточно отличается от меня, — несомненный безумец… или столь же несомненно в здравом уме, смотря как глянуть, — усмехнулся Ильмаринен.
Отвечать ему Пекка решительно отказалась.
— А ункерлантцы, — подхватила она вместо этого мысль Сиунтио, — гордятся тем, что они не в родстве с каунианами или альгарвейцами. А дьёндьёшцы, думаю, гордятся тем, что вовсе ни на кого не похожи. В этом они, полагаю, близки нам… но только в этом одном!
— Страшные они, как смерть, — проворчал Ильмаринен. Сиунтио бросил на него укоризненный взор, но тщетно. — И пусть кто попробует поспорить — эти их мышцы буграми, лохмы песочные во все стороны торчат, как засохшие водоросли… — Он примолк. — Хотя женщины их посимпатичнее, надо признаться.
«Тебе-то откуда знать про дьёндьёшских женщин?» — готова была поинтересоваться Пекка, но в последний момент сдержалась. В глазах Ильмаринена плясали такие бесовские искры, что чародейка побоялась узнать больше, чем ей хотелось. В конце концов, магистр разъезжал по конференциям волшебников дольше, чем сама Пекка жила на свете.
— Мы должны выяснить больше о природе наблюдаемого эффекта, и с особенной осторожностью, — промолвила она.
— Воистину так, — отозвался Сиунтио. — Можно сказать, что вы уместили причины, по которым мы явились к вам из Илихармы… в крошечный желудь.
Ильмаринен покосился на него.
— А я-то думал, будто мы притащились в Каяни, чтобы нализаться пива и набить животы превосходной стряпней госпожи Пекки!
— Не совсем так, — миролюбиво ответил Сиунтио. — Я размышлял над следствиями вашего поразительного прозрения относительно инверсной природы соотношения между законами сродства и подобия. — Он чуть поклонился, не вставая с кресла. — Мне бы не пришло в голову ничего подобного, даже если бы я потратил сто лет, чтобы осмыслить результаты опытов госпожи Пекки. Но, будучи вооружен озарением, затмевающим мои скромные интеллектуальные способности, я попытался в меру сил прояснить следствия, вытекающие из подобного подхода.
— Поберегитесь! — предупредил Ильмаринен Пекку. — Когда он напускает на себя смиренный вид — тут-то за ним надо глядеть в оба!
Сиунтио не обратил на коллегу никакого внимания — у Пекки складывалось впечатление, что у старого магистра в этом деле большой опыт. Он достал из поясного кошеля три листка бумаги: один оставил себе и по одному раздал коллегам-теоретикам.
— Надеюсь, вы без колебаний укажете на ошибки в моих рассуждениях, госпожа Пекка, — промолвил он. — Ильмаринена не прошу о том же — он и без того не станет колебаться.
— Истина есть истина, — отозвался Ильмаринен, надевая очки. — Все остальное — труха.
Он пригляделся к строкам формул, хмыкнул себе под нос, потом хмыкнул снова и уставился на Сиунтио поверх очков.
— Ах ты, старый лис!
Пекка разбиралась в многоэтажных формулах, написанных убористым почерком, несколько дольше. Одолев треть листка, она воскликнула:
— Но это же значит!.. — и осеклась, потому что выводы, к которым с неизбежностью должен был прийти Сиунтио, представлялись ей совершенно безумными.
Однако магистр кивнул.
— Да, именно. Или должно значить, если бы мы отыскали способ придать формулам воплощение. Поверьте, я удивился не меньше вашего.
— Старый ты лис, — повторил Ильмаринен. — Вот поэтому ты в нашем ремесле лучший. Никто не обращает столько внимания на детали, никто. Я снял бы перед тобой шляпу, будь у меня шляпа.
Пекка добралась до конца выкладок.
— Это поразительно! — воскликнула она. — И так изящно, что просто должно оказаться правдой! Ошибок я не нахожу, ни единой. Но… это не значит, что там нет ошибок. Опыт — лучшее доказательство, чем изящные формулы.
Она запоздало понадеялась, что магистр не обидится, и облегченно вздохнула, когда Сиунтио улыбнулся ей в ответ.
— У вас большие перспективы, госпожа, — промолвил он, и Пекка благодарно склонила голову. — Однако, — продолжил он, — полагаю — нет, уверен, — что достаточно показательный опыт трудно будет провести.
— Почему же? — изумилась Пекка. — Вот хотя бы…
Чародейка пересказала идею, посетившую ее, покуда она разбиралась в последних строках выкладок.
Теперь уже Сиунтио поклонился ей, как и — к великому изумлению Пекки — Ильмаринен.
— Ого! — промолвил тот. — Я бы не догадался.
— Как и я, — согласился магистр. — Госпожа Пекка, вы заслуживаете того, чтобы провести этот опыт лично. А перед тем — вижу, он потребует тщательной подготовки — мы с Ильмариненом ознакомим с нашими достижениями Раахе, Алкио и Пиилиса: судя по всему, мы трое несколько обогнали их. Вы не возражаете?
— Н-нет, — выдавила ошарашенная Пекка.
Двое лучших чародеев-теоретиков Куусамо только что включили ее в свою компанию. Учитывая обстоятельства, она имела полное право несколько ошарашиться.
* * *
Бривибас в своем кабинете корпел над очередной статьей о каунианских древностях. Погружаясь в прошлое, дед пытался отрешиться от малоприятного настоящего. Ванаи, к несчастью, не оставалось и этой отдушины.
Отрешиться она хотела бы от многого — от пристального внимания майора Спинелло в первую очередь. Девушка покосилась на двери кабинета. До ужина Бривибас не выйдет, а за столом сделает вид, будто не замечает внучки. На то, чтобы опробовать заклятие, у нее есть несколько часов, а потребуется не больше пары минут. Дед ни о чем не узнает. А чего он не знает, о том и рассказать никому не сможет.
Открывая том старокаунианских заклятий, Ванаи усмехнулась безрадостно и поклонилась запертой двери кабинета.
— Вы не зря прилагали усилия к моему образованию, дедушка, — прошептала она. — А я прилагаю свои знания к достижению иной цели.
Чародейству девушку никто не учил, однако внешне заклятие выглядело несложным. Купить сухой корень одуванчика в аптеке у Тамулиса не составило труда: по сей день его отвар пользовали при болях в мочевом пузыре, а в дедовы годы эта хворь — дело обычное. А от матери Ванаи остался гарнитур серебряных украшений: серьги, ожерелье и пара браслетов с аквамаринами. Стащить их из пыльного ларца так, чтобы не заметил дед, было совсем просто.
