куда ты, Жуля?
— Барон, иди ко мне! Ко мне, кому говорю!
Возвращается он через два дня, жадно пьет воду и падает на коврик без сил. Его тошнит, у него температура и понос, ветеринар берет за визит бешеные деньги и произносит длинное название какой-то собачьей инфекции. Хочешь — не хочешь, а неделю надо делать уколы и таскать пса во двор на руках со второго этажа. Держать собаку не развлечение. Это тяжкий и изнурительный труд.
Но все мучения искупаются радостью, с которой вас встречают даже после короткой разлуки. Недаром есть устойчивое словосочетание «собачья преданность». Именно она греет душу любого хозяина.
Я отомкнула дверь ключом. Барон заскреб когтями по полу, коротко выдохнул «Ах!» и стремительно кинулся ко мне. Я увернулась и юркнула на диван, не снимая туфель. Барон прицелился, боднул меня головой в живот, заурчал. Я ухватила его за теплые мохнатые уши, потрепала, и урчание перешло в знакомый низкий звук: «М-м-м… а-а-а…»
— Скажи «мама»! — потребовала я.
Барон охотно выполнил указание, повторяя столь несвойственный собакам звук.
— Умница! — похвалила я. — Любишь маму, дурачок?
Барон ахнул и облизал мне лицо.
— Любит, — негромко сказал возникший в дверях Максимилиан.
Он побрился и выглядел куда приятнее, чем ранним утром. Только глубокие тени под усталыми, покрасневшими глазами никуда не делись. Я всмотрелась ему в лицо и — что в уме, то и на языке — ляпнула:
— А сколько вам лет, Максимилиан?
— Больше, чем вы думаете, — уклончиво ответил он. — Мария Александровна, с вами Феликс хочет поговорить.
— Отдать деньги? — рассмеялась я.
— Видите ли… — замялся он. — Накладочка вышла, Мария Александровна! Вы не тот сверток привезли.
— Как — не тот?
— Зайдите, посмотрите сами.
Я немедленно побежала в мамину комнату. На кровати лежал развернутый пакет из коричневой бумаги. В утреннем свете ярко блестели головки стеклянных ампул, наполненных прозрачным содержимым.
— Что это?
— Судя по всему, какой-то местный наркотик, — равнодушно ответил Феликс, поднимаясь из-за стола. — А где то, что я просил вас привезти?
— Что из-за забора выкинули, то и привезла! — ощетинилась я.
— Неужели нельзя было посмотреть?..
— Я сам велел ей не разворачивать сверток! — вступился за меня Максимилиан. — Между прочим, после твоих же слов о лишних следах!
Феликс скривился. Видно было, что ему охота обвинить меня во всех грехах, но он сдержался и вернулся к деловому тону.
— Сейчас вы еще раз съездите к клинике, Мария Александровна. Если там под забором будет лежать наш пакет, вернетесь с ним домой. Если нет, заедете в магазины и кое-что купите. Я дам вам список и деньги. Мы не можем покидать дом. Макс ведь говорил вам, что патруль прочесывает город?
— А десять тысяч долларов? — усмехнулась я. — Когда вы мне их заплатите, Феликс?
— После того, как получу сверток или вещи из списка. Вы уже раз неправильно выполнили задание. И с каждой минутой шансы найти сверток уменьшаются! Если бы вы не уехали на вокзал…
«И я еще его жалела! — мелькнуло у меня в голове. — Такой беспомощный, рассеянный, так хорошо целуется… Стоп! Это к делу не относится!»
— Мария Александровна! — возмутился Феликс. — Вы меня не слушаете!
— Внимательно слушаю, — соврала я. — Просто собираюсь выставить дополнительные условия, но никак не могу вставить слово в вашу плавную речь.
Максимилиан улыбнулся. Феликс сдвинул брови и уточнил:
— Я должен увеличить сумму оплаты за поручение?
— Нет, Феликс, — я смело глянула в его фальшиво-голубые глаза. — Дело в другом. Я не хочу идти на улицу и шарахаться от старушек с болонками и девочек с таксами. Сделайте так, чтобы я могла отличать патрульных псов от людей независимо от вашего присутствия, и я принесу вам все, что в этом городе можно купить за деньги. Я доступно излагаю свои требования?
— Да, — нахмурился он. — Но Макс ведь говорил вам — псы не причиняют вреда аборигенам!
Слово «аборигены» мне очень не понравилось, и я ответила:
— Или так, или — никак. А сейчас извините, я пойду выносить мусор. Барон, гулять!
Конечно, я немного побаивалась, что в ответ на бунт Макс применит ко мне способности убеждающего. Но утром Феликс подловил меня спросонья, а за время путешествия на вокзал у меня нашлось время поразмыслить. Наверняка зазомбированный Максом человек для псов выглядит как-то иначе, чем прочие… гм-гм… аборигены. Запах издает другой или светится необычно. Недаром они пытаются заставить меня помогать добровольно. Раз Максу в чужих краях убеждать запрещено, он предпочтет решить дело по-тихому, а не вешать на себя лишнюю статью за зомбирование квартирной хозяйки.
Вытянувшиеся лица братцев подтвердили мои подозрения. Я завязала пакет и отправилась к бакам, по пути раздумывая, примут ли они мои условия. С того дня, когда Максимилиан впервые показал мне патрульного, я чувствовала себя так, словно внезапно стала дальтоником. Не больно, но обидно — все видят красный цвет, а ты — нет. Так и с псами. Максимилиан сразу увидел, что бабка на набережной — простая мошенница, а я ничего не понимала и не знала, как правильно реагировать на ситуацию. Если они помогут мне исправить этот недостаток, жить будет проще… Нет, не проще. Сложнее, опаснее, но намного веселее. Кто предупрежден, тот вооружен.
Я швырнула пакет в мусорный бак. Напугала рывшуюся в объедках кошку и зорко осмотрела территорию стоматологической поликлиники. Вот, пожалуйста! Три дворняги, две старушки на лавке, девочка на газоне. Кто есть кто? А?
Я позвала Барона и вернулась домой. Амалия с Лизой, перегородив коридор, чесали языками. Темой разговора служил полковник и его бывшая жена, вознамерившаяся оттяпать жилплощадь путем подсыла Леночки отцу.
— Когда мы жили в Тбилиси, сосед точно так же лишился трехкомнатной квартиры, — басила Амалия. — Сначала въехала дочь, затем появился зять, ребенок, квартиру разменяли, и он остался в коммуналке без мебели и стиральной машины. А я ему с самого начала говорила: «Ираклий, будь осторожен! Ты такой непрактичный!..»
— И Женя такой же! — всплеснула руками Лиза. — Я так волнуюсь! Я чувствую за него ответственность. Я…
Пришлось идти на таран. Лиза неохотно сдвинулась в сторону. Я прошла к своей плите, на которой Максимилиан варил кофе, и коротко спросила:
— Ну?
Он отставил джезву, затащил меня в комнату и в изысканных выражениях начал извиняться за неудобства, причиненные мне Леночкой и пьяным полковником, за глупую историю со свертком — ведь я ни на секунду ни в чем не виновата, все дело в стечении обстоятельств. За Феликса — ну, не умеет он правильно разговаривать, что поделаешь, его таким мама родила!
Я попыталась представить маму Феликса, и мне стало
