— Он исполнил, что обещал. Король уже велел искать ее повсюду, но если Джекоб сказал правду, ее не найдут.
Доннерсмарк, похоже, был не слишком-то рад известию, которое сам же принес, зато сердце императрицы забилось сильнее: именно на такое известие она и уповала.
— Хорошо. — Она провела рукой по туго затянутым волосам. Поседели уже, но ей их красят. У нее золотые волосы, как и у дочки. Теперь она сохранит дочь. И трон. И свою честь. — Отдай заготовленные приказы.
Доннерсмарк склонил голову, как всегда, когда был не согласен с ее решением.
— В чем дело?
— Вы можете убить их короля, но его армии стоят в двадцати милях от столицы.
— Без Кмена и феи они обречены.
— Кто-нибудь из ониксовых гоилов его заменит.
— И заключит мир! Ониксовые гоилы мечтают о господстве только под землей. — Она сама слышала, сколько нетерпения в ее голосе. Не хотелось думать, хотелось действовать. Пока возможность не упущена.
— Но их подземные города переполнены. А народ потребует отмщения. Они боготворят своего короля.
Какой же он упрямый! И устал от войны. Но он самый умный из всех. И самый неподкупный.
— Больше я повторять не буду. Отдай заготовленные приказы.
Она махнула одному из карликов.
— Вели подавать завтрак. Я проголодалась.
Карлик умчался, но Доннерсмарк все еще не двигался с места.
— Как быть с его братом?
— А как еще с ним быть? Он телохранитель короля. Полагаю, он умрет вместе с ним. Ты принес то, что я просила для дочери?
Доннерсмарк положил вещицы на стол, за которым она сиживала еще девочкой, наблюдая, как отец подписывает и скрепляет печатью указы и смертные приговоры. Теперь перстень с печатью носит она сама.
Целительная игла, коготь дракона, кожа водяного. Подойдя к столу, она погладила матово-зеленые чешуйки, когда-то покрывавшие руку водяного.
— Прикажи вшить кожу и коготь в подвенечное платье дочери, — бросила она фрейлине, что в ожидании застыла у дверей. — А иглу отдашь врачу, которому велено быть наготове в ризнице.
Доннерсмарк протянул ей еще один коготь.
— Это для вас.
Он отдал честь и уже повернулся, чтобы уйти.
— Что с Джекобом? Ты приказал его арестовать?
Доннерсмарк так и запнулся на ходу, словно ему под ноги труп бросили. Но когда он обернулся, лицо его было столь же непроницаемым, как и ее собственное.
— Солдат, дожидавшийся у ворот, сказал, что он не выходил. Во дворце мы его тоже не нашли.
— И что? Гостиницу проверяли?
Он посмотрел ей прямо в глаза, но взгляд не выражал ровным счетом ничего.
— Да. Его там нет.
Она погладила драконий коготь у себя в руке.
— Отыщи его. Сам знаешь, от него всего можно ждать. Потом, после свадьбы, можешь отпустить.
— Для его брата будет слишком поздно.
Карлик возвратился с завтраком.
— Для него все уже поздно. Он уже гоил.
За окнами светало, ночь уходила, унося с собой Темную Фею. Пора забрать назад все, что та у нее похитила. Кому нужен мир, когда возможна победа?
Вилл старался не слушать. Он — тень короля, а раз так — он глух и нем. Но Хентцау говорит так громко, что не слышать его невозможно.
— Без феи я вас защитить не смогу. Я вызвал подкрепление, но оно прибудет не раньше ночи, и императрице это известно!
Король застегнул китель. Никакого брачного фрака! Только темно-серый мундир. Его вторая кожа. В этом мундире он их всех победил. Значит, в нем же возьмет в жены одну из их женщин. Первый гоил, который женится на женщине людской породы.
— Ваше величество! На нее это совсем не похоже: исчезнуть вот так, не сказав ни слова! — В голосе Хентцау звучало нечто, чего Вилл никогда прежде не слышал. Страх.
— Напротив. На нее это очень похоже. — Король жестом велел Виллу подать ему саблю. — Она ненавидит наш обычай иметь по нескольку жен, хотя и знает, что тоже вольна выбирать себе сколько угодно мужчин.
Он пристегнул саблю к портупее, отделанной серебром, и подошел к зеркалу, что висело у окна. Это мерцающее стекло о чем-то Виллу напоминает. Только о чем?
— Вероятно, она с самого начала все так и задумала. Потому и нефритового гоила для меня нашла. И если верить ей, — продолжил король, покосившись на Вилла, — мне для безопасности вполне достаточно, чтобы он был рядом.
«Не отходи от него ни на шаг!» Фея так часто повторяла ему эти слова, что теперь Вилл и во сне их слышит. «Даже если он будет гнать тебя — не подчиняйся!»
Она так прекрасна! Но Хентцау ее ненавидит. Хотя и обучал Вилла по ее приказу — иногда настолько сурово, что казалось, и вправду хочет убить. По счастью, раны на новой коже заживают быстрее, а страх только придавал ему ловкости. Лишь вчера ему впервые удалось выбить у Хентцау саблю. «Что я тебе говорила? — прошептала фея ему на ухо. — Ты рожден ангелом-хранителем. Быть может, когда-нибудь я подарю тебе крылья». «Но кем я был прежде?» — спрашивал Вилл. «С каких это пор бабочку интересует ее прошлое гусеницы? — спросила фея в ответ. — Она забывает об этом. И любит себя настоящую».
О да, он себя любит. Любит свой твердый панцирь, силу и неутомимость мышц, обеспечивающих ему превосходство над мягкокожими, — хоть он и знает, что порожден их плотью. Он все еще не может простить себе, что упустил лазутчика, который, как последняя крыса, прятался за стенами королевских покоев. Вилл никогда не забудет его лицо: эти серые, даже без искры золота глаза, тонюсенькие, как паутина, темные волосы, мягкая кожа, столь отвратительно голая и беззащитная… Его всего передернуло, и он провел ладонью по своей гладкой нефритовой броне…
— Вся правда в том, что ты этого мира не хочешь. — Король говорил с раздражением, и Хентцау понурил голову, как матерый волк перед вожаком стаи. — Будь твоя воля, ты бы всех их поубивал. Всех вместе и каждого по отдельности. Мужчин, женщин, детей.
— Верно, — хрипло ответил Хентцау. — Потому что, пока хоть один из них живет на свете, они будут жаждать проделать то же самое с нами. Отложите свадьбу хотя бы на сутки. Пока не прибудет подкрепление.
Король натянул перчатки на свои черные когти. Перчатки из кожи ящериц, обитающих столь глубоко под землей, что даже у гоилов во время охоты начинает плавиться их каменный панцирь. Фея Виллу про этих ящериц рассказывала. И еще много о чем, чего он пока не видел: о дороге мертвых, окаменевших водопадах, подземных озерах и цветочных полях из аметиста — рассказывала так красочно, что он представлял себе все будто воочию и теперь ждет не дождется, чтобы наконец-то узреть все эти чудеса наяву, своими глазами.
