— Как прошел день? — Как только тарелки опустели, родительница решила продолжить задавать традиционные вопросы.
— Неплохо. — Мой ответ был коротким, но что-то заставило продолжить разговор. — Возможно старейшины разрешат мне пойти в академию.
— Это хорошо. — Женщина еще раз слабо улыбнулась, но в ее тусклых глазах отчетливо читалась грусть и сожаление.
«Как будто я сам не понимаю, что „уродца“, с территории клана не выпустят до тех пор, пока я не смогу выполнять задания подальше от деревни».
Видимо мои мысли все же отразились на лице, (распознавать эмоции, для опытной наемной убийцы, пусть и в отставке, не так и трудно). Мать встала со стула, обошла стол, и присев на корточки обняла меня своими худыми руками.
— Я тобой горжусь, и всегда буду тебя любить. — Тихо прошептала женщина.
«Жаль… действительно жаль, что я не могу сказать тебе того же. Я бы мог соврать… но я слишком уважаю тебя, что бы так поступить».
В тишине мы просидели несколько минут, а затем родительница задала вопрос, который я совершенно не ожидал услышать:
— Хочешь погулять по деревне?
— Да. — Ответ прозвучал раньше, чем я успел взвесить все «за», и «против». — Но… как?
В ответ, мать состроила загадочное лицо, выпрямилась, и взяв меня за руку, повела в свою комнату. Это было небольшое помещение, в котором стояла двуспальная кровать, а у стены рядом с дверью, примостился массивный шкаф из потемневшего дерева.
На кровати лежали два широких плаща с глубокими капюшонами, (один большой, и один рассчитанный на ребенка примерно моего роста).
— Старейшины сказали, что в деревне не должны видеть твое лицо, а мы и не будем его показывать. — Женщина накинула на плечи плащ, а затем надела капюшон, показывая мне пример.
Чувствуя как в груди разгорается огонек азарта, повторяю те же действия, и уже через минуту, мы вместе вышли из дома, и зашагали по дорожке к выходу с территории клана. На воротах нас остановил охранник, (паренек лет восемнадцати), который в довольно грубой форме заявил, что не позволит мне выйти в деревню.
«Как же меня раздражают эти ничтожества, возомнившие о себе непонятно что. У меня чакры уже сейчас больше, чем у этого слабака, а лет через пять, ее объем превзойдет главу клана и старейшин вместе взятых. Неужели они не понимают последствий, упорно настраивая меня против себя?»
Разумеется, на мой мысленный вопрос никто не ответил, (хотя, в глубине души я опасался, что услышу голос Такхизис, которая частенько подслушивала мои мысли). Тем временем мать приблизилась к охраннику, и что-то зашептала ему на ухо. Секунд через пять, парень побледнел, его губы задрожали, а затем он отшатнулся, и как-то обреченно махнул рукой в сторону ворот.
Честно говоря, мне стало завидно, (словами довести человека до предобморочного состояния, это настоящее мастерство).
Солнце уже наполовину закатилось за горизонт, по земле стелились длинные тени, мужчины и женщины торопливо расходились по домам, (реже по забегаловкам вроде баров или ресторанов), а я впервые в этой жизни, шагал по широким улицам конохи, из-под края глубоко надвинутого капюшона, рассматривая самые разные строения и растения. Мать шла рядом, негромким голосом рассказывая обо всем, что встречалось нам на пути, перемежая информацию практического применения, с забавными историями, которые случались с ней в детстве.
Впервые за все время нахождения в этом мире, я чувствовал себя настоящим ребенком… и мне это нравилось. К сожалению, все события, (как плохие так и хорошие), имеют свойство заканчиваться, вот и нашу идиллию разрушило вторжение двух неприятных личностей.
Солнце уже село, в небе горели звезды и луна, а мы шли по очередной улочке, уже возвращаясь к территории клана. Внезапно из темного переулка вышли двое мужчин, (от которых ощутимо несло алкоголем), вооружены они были внушительного вида тесаками.
В моей голове что-то щелкнуло, в груди разгорелось пламя ярости. Грабители что-то говорили, угрожали матери, требовали денег… все это уже не имело значения, так как в ушах звучал требовательный голос Такхизис, раз за разом произносящий одну фразу, «отдай мне их души».
Складываю печать концентрации, и моя тень оживает. Черная полоса, начинаясь под моими ногами, протянулась сперва к одному грабителю, а затем изменив направление, уперлась в тень второго. Словно через туман я видел, как мужчины, (повторяя мои движения), вскидывают вверх руки с зажатыми в них ножами, а затем резким движением наносят удар себе в живот.
Они кричали, но подчиняясь моим манипуляциям, продолжали резать себя, а когда я наконец отменил действие техники, просто упали на землю, более не подавая признаков жизни. Возможно мне показалось, но прежде чем принять изначальную форму, моя тень на мгновение накрыла тела жертв, и после этого требовательный голос Такхизис затих.
Мать ничего не произнесла по поводу случившегося, (до того момента как мы вернулись домой, она молчала). Как только входная дверь в дом закрылась за нашими спинами, меня отвели на кухню, напоили сладким чаем, и уложили спать.
На следующий день я проснулся на рассвете, и несколько минут лежал в кровати просто глядя в потолок. В голове роились тысячи мыслей, ни на одной из которых не удавалось сконцентрироваться. Наконец решив, что надо бы перекусить и вернуться к тренировкам, (да и грязную одежду постирать не мешало), быстро одевшись направляюсь в комнату матери.
На стук в дверь никто не ответил и я решил войти. Моему взору открылась печальная картина: на широкой кровати лежала худощавая бледная женщина, укрытая тонким одеялом, ее руки были скрещены на груди, а неподвижный взгляд уперся в потолок.
Подойдя к кровати кладу ладонь на холодный лоб, затем пытаюсь нащупать пульсирующую жилку на шее, (безуспешно). Убедившись в том, что единственная родственница в этом мире мертва, осторожно закрываю ее веки, и не произнеся ни слова, выхожу из спальни.
Я чувствовал себя по настоящему паршиво, но не из-за понимания что остался один, и даже не из-за смерти родного человека… мне было плохо потому, что я не чувствовал горя, (лишь легкая грусть мелькала где-то в глубине души, и-то это мог быть самообман).
— Что же я за тварь. — Эти слова прозвучали в тишине, за секунду до того как я захлопнул входную дверь.
* * *
Похороны провели тем же вечером, и на них присутствовало чуть меньше десятка соклановцев, (включая меня). После церемонии, ко мне подошел старейшина, изобразил сочувствие на лице, пообещал любую помощь, а затем заявил, что мне строго запрещено покидать территорию клана.
