Под тяжестью оружия, которое Рубосу даже не пришло в голову оставить, и сумки Лотара огромный мирамец качался, как былинка на ветру. Но с каждым шагом, как это ни удивительно, он всё уверенней ставил ногу, всё твёрже смотрел вперёд, и становилось ясно, что скоро он сможет идти не хуже, чем Сухмет.
Старый раб, взвалив себе на спину безжизненного Лотара, шёл, как ни странно, довольно легко. Это была обманчивая лёгкость. Скорее всего, он зарядился одним из тех мобилизующих заклинаний, которые придают силы, но расплата за которые потом гораздо тяжелее, чем похмелье у запойного пьяницы. И тем не менее решился на это, потому что нужно было идти и нести Лотара.
Они шли по довольно ровному коридору с прямым полом. Потом он стал ветвиться и через пару сотен ярдов, после двух-трёх поворотов превратился в обычную пещеру с каменистыми стенами, с ямами, валунами под ногами и низкими сводами, где так тяжело было нести что-то на спине.
Сухмет очень опасался, что ударит Лотара об эти выступающие твёрдые камни, и взял его, как ребёнка, на руки.
Скоро стало темно, светящаяся пещера кончилась. Сухмет понял это, когда услышал сквозь бешено бьющуюся в висках кровь, как Рубос упал второй раз, загремев ятаганом по камням. После этого мирамец немного прибавил шагу и догнал старика.
— Я опять ничего не вижу. Как я понесу его? Сухмет вздохнул.
— Этого я не учёл. Придётся передавать тебе и повязку. Мы не можем рисковать жизнью моего господина.
Они прошли ещё немного. Теперь, как ни странно, Рубос шёл довольно уверенно, и у него больше не возникало никаких сомнений.
— Когда ты отдашь его мне?
— Господин, сначала я сделаю всё, что могу. Потом то же потребуется от тебя, работы хватит на двоих.
Рубос порадовался, что рядом с ним такой напарник. Он вообще полагал, что нет такой ситуации, которая заставила бы Сухмета отказаться от задуманного. Старик просто не знал, что такое сдаться. Он мог умереть, наверное, мог опоздать, определённо мог, столкнувшись с превосходящей силой, погибнуть, но до последнего мгновения, как бы тяжело ни было ему или кому-то, кто был рядом с ним, он делал, что в его силах.
К вечеру того же дня, когда они, как ни странно, прошли половину дороги, стало ясно, что нести Лотара они больше не смогут. Рубос поднимал безвольное, всё более обмякающее тело своего друга и тут же валился на землю.
Сухмет подошёл к нему, положил руку на плечо.
— Ты что?
— Не могу… Давай, придумаем что-нибудь. Носилки или…
— Я уже думал об этом. Нет жердей, а без них носилки не сделать.
Рубос сжал челюсти, попробовал снова поднять Лотара. Руки его бессильно опустились.
— Не держат.
Сухмет кивнул, достал нож и твёрдой рукой, хотя и медленно, выкроил из своей чалмы широкую и не очень аккуратную перевязь.
— Вот, можешь поддерживать его повязкой. Только иди.
Рубос перевёл дыхание, впрягся в перевязь и с помощью Сухмета вдел в неё Лотара. Держать безвольное тело оборотня стало легче, но идти — гораздо труднее, потому что теперь любое неудачное движение отзывалось толчком на плечи. Кроме того, сложнее стало находить опору для ног, они всё время спотыкались и норовили вырваться из-под Рубоса, словно два строптивых и шатких костыля.
К концу ночи Сухмет, который теперь нёс Лотара реже, чем Рубос, на одном из привалов стал проверять виски и грудь Желтоголового. Он и раньше прикладывался к нему, чтобы понять, как тот себя чувствует, но на этот раз провозился дольше, чем обычно. Рубос, как ни был он измучен, встал и подошёл ближе.
— Ну что?
— Он умирает, кризис завершился не в его пользу. — Сухмет чуть слышно всхлипнул. Рубос не понял, были это слёзы или старику просто не хватило дыхания. — И мне нечего ему отдать, я пуст, как пересохший бурдюк. Я пуст, пуст, пуст…
— Прекрати! — заорал Рубос, насколько мог громко. Сухмет, как ни странно, умолк. — Это не способствует… Дальше Рубос не знал, но этого хватило.
— Правильно. Нужно успокоиться и поторопиться. Рубос посмотрел в измученное, избитое лицо старика удивлённо.
— Мы и так делаем всё, что можем.
— Значит, не всё. Нужно торопиться.
Сухмет встал и впрягся в перевязь. Рубос, вздохнув, стал собирать сумку.
В какой-то момент стало ясно, что Сухмет заблудился, и ему пришлось, надев повязку концентрации, высматривать магическим зрением путь. Это было даже хорошо, потому что Рубос сумел поспать. Хотя, когда Сухмет разбудил его, он едва мог сначала идти, но уже через четыре сотни шагов пришёл в себя и понёс Лотара дальше.
Но и эти силы кончились. После очередного привала ни один из них не смог встать. Стоило кому-то из них попробовать подтащить под себя ноги, чтобы оторваться от земли, как дело кончалось тем, что он опрокидывался и лежал, тяжело переводя дыхание.
Когда стало ясно, что так они ничего не добьются, Сухмет соорудил из латной рубахи Рубоса что-то вроде волокуши, на которой Лотара можно было тащить. Скоро это стало получаться у них довольно легко, лишь иногда приходилось переносить Лотара через большие камни.
Наконец Рубосу стало ясно, что больше он не продвинется ни на шаг. Он попросту сложился калачиком, поджал ноги и замер. Он был готов.
Сухмет, тяжело дыша, вернулся назад.
— Вставай, это нужно.
Рубос начинал говорить раз пять, прежде чем ему удалось по слогам выдавить из себя:
— Я не могу двинуться.
— Да? — удивился Сухмет. — Может, выбросим золото? Только ятаган нельзя…
— Почему?
— Им можно копать землю. Рубос поискал ятаган.
— Его тоже нет.
Глаза у Сухмета открылись так широко, что Рубос вдруг увидел их.
— Нужно найти. Ты воин, ты не мог бросить меч.
— Не мог, но его нет.
Они принялись искать. Рубос при этом едва шевелился, Сухмет же был способен даже злиться на мирамца, хотя и на себя тоже за то, что не уследил.
Ятаган нашёлся на спине Рубоса. Мирамец и забыл про него. Сухмет успокоился, но когда подполз к Лотару и послушал его сердце, то заволновался ещё сильнее.
Но Рубосу было уже всё равно.
Сухмет снова подполз к мирамцу и взял его лицо в свои грязные, исцарапанные до крови руки.
— Ты просто устал, Рубос. Но ты можешь проползти ещё немного.
— Какая разница? — спросил мирамец. — Здесь или ещё где-то?
— Разница есть, — сказал Сухмет так уверенно, что почти убедил его. — Лучше там
— Где?
Сухмет подумал, пожевал губами.
— За поворотом. Пошли.
— Нет.
— Ты же не хочешь сдаться?
— Я не знаю, чего я хочу. Вот полежу и пойму.
— Ты хочешь жить.
— Жить? — Для Рубоса такая постановка вопроса была довольно неожиданной. — Не знаю. Возможно, что нет.
