И снова тянулись часы, а может — и дни, недели… Эван потерял чувство времени… Снял ставший бесполезным защитный костюм. Без костюма его самочувствие улучшилось, но недолго — снова усталость, острое чувство голода…
И, наконец — апатия…
"Я уже не дорожу жизнью. Мне всё безразлично. Это ужасно. Лучше бы скрипел зубами, пытался вцепиться в эти стены, ломал бы ногти, но всё равно не сдавался… Но уже нет сил на эти страстные действия… Даже мысли текут так вяло… Я опять засыпаю… Проснулись ли вновь или это уже навсегда?.."
Эвану казалось, что он — снова двенадцатилетний мальчишка, и впервые вышел на тёмную сторону своего мира. В лазурной высоте мягкой, живой драгоценностью сиял Аркополис. И почему-то Эван был уверен, что это — самый лучший город во всём мирозданье. Забылись все ужасы пережитые им в реальном Аркополисе….
Но всегда горело в душе Эвана это стремление к далёкому, чистому, живому свету. Ах, почему же у него нет крыльев?! Как легко и стремительно взвился бы он с этими крыльями и достиг бы своей цели!
И вот увидел, что в воздухе над ним легко, свободно, без всяких крыльев парит лучший друг его детства Стефан. Тут же Эван подумал, что больше никогда и не будет у него такого хорошего друга, каким был Стефан.
Свет, такой же чистый, как и от Аркополиса, исходил из глубин слегка прозрачного лика Стефана. А Эван вскрикнул:
— Так ты жив?!
— Конечно, я жив. Разве же мог я умереть? — голос Стефана прозвучал словно продолжение голоса Эвана.
— Я тоже хочу лететь! Так далеко, и так быстро, как захочется моей душе, — говорил Эван.
— Так что же ты стоишь? Ведь ты умеешь летать…
— Умею… Только это получалось случайно. Это у тебя всё хорошо, а я словно прикован к этой земле. Ну — научи меня летать…
— Это так просто, Эван. Это ещё легче, чем дышать. Просто лети и всё. Сделай движение вверх. Просто поднимись — так уверенно и беззаботно, как во снах…
И Эван послушал своего лучшего друга. Он полетел, и этот полёт не составил для него никакого труда. В воздухе он чувствовал себя лучше, чем на земле; воздух был его стихией…
И вот он уже рядом со Стефаном — тот улыбается, пожимает ему руку. А Эван сказал:
— Давно мы не виделись, а будто и не расставались.
— Быстро летит человеческая жизнь. Только моргнёшь, а она уже позади. Но ты ещё жив. Ну, крепче держись, я помогу тебе…
Эван взял и вторую руку Стефана.
Тут исчезли и руки и сам Стефан.
Эван висел, вцепившись в верхнюю кромку трубы, а под его ногами было сорок метров воздуха.
"Значит, мне всё-таки удалось полететь. Пусть и в бессознательном состоянии, но я сделал это!.."
Все же ему ещё предстояло подтянуться и окончательно выбраться из трубы. Ведь в то самое мгновенье, когда сознание вернулось к нему, он перестал летать и теперь чувствовал тяжесть своего, тянущего вниз тела…
Кое-как, рывок за рывком, напрягаясь и скрепя зубами, он всё же выбрался. Сделал пару шагов, а потом оглянулся. Обнаружил, что провала в трубу не видно. Скорее всего, это был односторонний проход — ещё одно чудо «скорлупы» мирозданья.
А сама «скорлупа» мирозданья — она простиралась во все стороны. Эвану казалось, что он стоит на бескрайнем, гладком поле, хотя это была только крошечная часть внутренней поверхности громадной сферы.
И прямо над Эваном и в разных сторонах висели миры — близкие и далёкие, маленькие, большие и представляющиеся точками. Некоторое время Эван смотрел на них… Они не двигались… совсем не двигались, как и было положено висящим в воздушном океане мирам….
"Неужели получилось?.. Неужели дыра залатана?.. Ну да, ну да — ведь прошло гораздо больше времени, чем пятнадцать часов, необходимых для латания. Тут уж — либо получилось, либо — нет… Значит — успех!.. Но рано радоваться, ведь есть ещё железный мир с его ракетами. Наверное, они уже пытаются пробить нашу заплатку. Но как же хочется есть и пить! Хоть бы что-нибудь съедобное и сочное. Я бы и травы пожелать, если бы она росла здесь…"
Тоскливыми, голодными глазами он огляделся. Только гладкое бескрайнее поле, да висящие над ним миры…
Но вот заметил Эван, что один из миров висит очень близко над скорлупой. Казалось, что только лишь узкий зазор отделяет его дыры. Эван сразу прикинул, что от мира его отделяло восемьдесят-девяносто километров, и этот «узкий» зазор мог оказаться серьёзной преградой. Но все же в этом мире Эван увидел новую надежду для себя. Ведь там зеленели леса, даже и узкие ленты рек выделялись. Втянуть бы одну из этих синих лент в себя, утолить бы жажду…
— Восемьдесят километров, — пробормотал Эван. — Я пройду их… Ведь у меня есть Цель. Ради того, чтобы жить дальше, я переборю эту проклятую слабость.
Он прошёл только половину этого расстояния, а ноги уже вконец ослабели и не слушались его, подгибались… И вот Эван упал и, лежа думал: "Может, потеряю сознание и тогда вновь увижу Стефана. Он поможет мне полететь… А ведь, может, и не увижу, и не полечу… Только бы отогнать эту проклятую апатию. Не сдаваться! Раз нет сил идти, так надо ползти вперёд…
И Эван пополз. Его мутило; руки, ноги, всё тело — тряслись. Зубы стучали, но он не испытывал холода; скорее уж жар….
Потом он услышал некий шум, и, перевернувшись на спину, увидел, что к нему стремительно спускается некий металлический, массивный предмет…
В затуманенном сознании ворочались мысли: "Это с железного мира прилетели за мной? Нет сил, чтобы убежать от них, не знаю, как вновь полететь. Остаётся только ждать. Что ж — хватайте меня! Вот я…."
Железный предмет оказался аэроциклом неизвестной Эвану модели. Из бортов аэроцикла торчали плазменные излучатели. Вот распахнулся люк, и начали выскакивать законники в чёрной, защитной форме.
И впервые за свою жизнь Эван улыбнулся при виде законников.
Очнулся Эван уже в светлом, чистом помещении. Самочувствие его было отменным, ему даже показалось, что он прямо сейчас может взлететь. Однако, ему это не удалось. Над ним склонилась молодая женщина в белой, выглаженной одежде. Эван спросил:
— Вы врач?
Женщина кивнула и приветливо улыбнулась. Молвила:
— С возвращением, дорогой Эван.
— Как вам удалось найти меня так быстро?
— Датчики и видеокамеры были вмонтированы не только в вашу одежду, которая отобрана, но и в ваше тело. Не беспокойтесь — это микроприборы, которые легко могут быть извлечены.
— Я больше волнуюсь за судьбу заплатки, которой мы закрыли дыру.
— За неё не стоит волноваться. Там всё надежно держится. Её охраняют.
