— Найди меня, сынок… — выдохнул Мастер — Найди!
И оторвавшись от призрака, грустно добавил:
— Прощай…дочка! Давай я и тебя обниму…
Он неловко обнял призрака Анны, и снова почувствовал что-то вроде тепла, будто стоял возле теплого, разогретого очага. А потом призраки исчезли, и гость облегченно вздохнул:
— Тяжело! Столько маны вытягивает…просто…руки уже трясутся.
Парень посмотрел в глаза Мастеру и просто, без выкрутасов, спросил:
— Как мстить будем?
***
Я шел от отца Хенеля со смешанными чувствами. Жалко было старика. И Хенеля жалко. И вообще…«жалко себя немного, жалко бродячих собак…это прямая дорога меня привела в кабак». И понимаю, что всех не пережалеешь, что все это не мое, что надо думать о себе, любимом…а не могу. Дурацкая русская привычка думать за других, жалеть весь мир, бороться за правду. Это в крови у нас — бороться и искать, найти и не сдаваться. За то иногда и получаем…«спасибо» — в спину кинжалом. Вон, болгары — некогда всю территорию им освободили, турок погнали, отомстили за «братушек», и что получили? То, что обычно и получают от «друзей» — плевок в спину. А грузины, которых спасли о геноцида? А армяне? Где теперь наши «друзья»? Оказанная услуга уже ничего не стоит…
Мы так ни к чему и не пришли. Ничего он не ответил на мой вопрос. Сказал, что должен подумать, должен все хорошенько обмозговать — слишком серьезная и страшная информация обрушилась на его голову. Ну что сказать…понимаю, чего уж там. Только поставить себя на его место…жуть ведь, на самом-то деле! Тот, кого считал своим другом, другом сына — оказывается подлым убийцей. Сын, вместо упокоенности, вместо обретения новой жизни — болтается между мирами, служит какому-то там некроманту.
Смешно, но мне на секунду показалось, что старик готов меня убить. Вот ударит мне в спину кинжалом, да и кранты мне! И только ради того, чтобы освободить душу сыночка из пут мерзкого некроманта. Ведь их поколениями приучали к мысли о том, что некромант это Зло, что от них, некромантов, все неприятности. И вот — перед ним эта самая пакость, да еще и с рабом — душой родного сыночка!
Расстались на том, что Мастер пообещал принять меня в ближайшее время — когда я надумаю, лучше всего через неделю, и если Мастера не будет на месте — для меня оставит письмо. Как меня узнают, для кого именно он оставит письмо — как-то выпало из моего внимания. Вспомнил, уже когда отошел на три квартала от школы. Само собой — возвращаться не стал.
Обратный путь занял столько же времени, сколько добирался сюда. Пришлось опять забраться в кусты, чтобы снять наведенную личину и принять свой нормальный облик, потом долго шел пешком — как на грех, ни одного извозчика в пределах видимости не оказалось. Будто попрятались все, черти! Ну а когда извозчик появился на горизонте — смысла нанимать его уже не было — до трактира осталось всего ничего. Почему опять в трактир? Да остался без обеда. Столовая в Академии уже закрыта, так что остается ждать ужина, но желудку ведь не прикажешь. Так что — в «Якорь».
Время не вечернее, но суета, шума в трактире — до небес! Вначале даже не понял, что происходит, у входа — две здоровенные фуры, похожие на те, в которых пионеры завоевывали пространства Северной Америки. Плотное полотно, которым накрыты фуры, разрисованы яркими рисунками — полуобнаженные девушки, люди в масках наподобие греческих. У входа образовалось даже что-то вроде очереди, и я задумался — стоит ли мне вообще туда идти? Что за чертово столпотворение? Цыгане какие-то понаехали!
Но упаднические мысли прервал голос Аллена:
— Эй, Пет! Давай сюда! Чего нам застыл?! Ну чего рожи состроили?! Это наш человек, музкант! Что, не слышали про Пета?! Ну и дураки вы! (взялся сокращать мое имя по здешним привычкам — черт бы с ним)
— Что за беготня? — спросил я, протискиваясь мимо ворчащих и ругающихся людей — Это кто еще такие?
— Ооо! Это, брат мой, еще какие — такие! — ухмыльнулся Аллен — Это труппа Сенеля! Неужели не слышал про такую? А! Все время забываю, что ты дикий ворк, и ничего не знаешь о мире музыки и искусства! Хе хе… В общем — знаменитая труппа! Вот, сюда приехали! Дункас всегда их принимает. Они не любят выступать на улице…и не все трактиры их принимают, а Дункас — с удовольствием. Он двадцать пять процентов берет с платы за вход. Представляешь, как выгодно — мало того, что посетители сожрут и выпьют на кругленькую сумму, так еще и за вход деньги возьмут. Классно, правда?
— Правда — согласился я, не вполне все-таки понимая, чего тут такой ажиотаж — А почему их не все трактиры принимают?
— А сейчас увидишь! — довольно хохотнул Аллен — Пойдем, я нам местечко отвоевал! Скорее, не то какой-нибудь ублюдок туда усядется, и придется его вышвыривать.
— Ну…тоже развлечение — ухмыльнулся я — А то не сумеем вышвырнуть?
— И правда! — ухмыльнулся Аллен — С тобой мы тут весь трактир выкинем вместе с его хозяином! Нет, хозяина оставим — он хороший мужик. И шлюх оставим! Как нам без шлюх? Без шлюх — нельзя!
Так, болтая, перешучиваясь, спотыкаясь о ноги сидящих за столами людей, мы и добрались до наших мест. Стол и правда был одним из самых лучших — прямо напротив сцены, практически в центре. На два свободных стула уже претендовали двое здоровенных, заросших бородами по самые уши мужика, но когда Аллен на них шикнул, тут же удалились, не попытавшись захватить вожделенные места с помощью грубой силы. Скорее всего потому, что грубой силой тут и без них хватало — рядом стояли вышибала и сам трактирщик Дункас, и оба крутили в руках неприятные такие на вид короткие дубинки, обтянутые потертой от времени и «работы» толстой кожей.
— Ты где бродишь, демон тебе в задницу! — рыкнул Дункас — Хозяин должен тебе место держать, совсем обнаглел музыкантишка ты поганый!
— Не ругайся, командир! — ухмыльнулся Аллен — Вишь, кто к нам пожаловал? Сам Пет посетил, праздник у нас!
— О! Пет! — довольно ухмыльнулся трактирщик — А после представления споешь нам? А то этот придурок скрипит, как старый башмак, и бренчит, как арбалетная тетива — никакого понимаешь ли искусства! Только и умеет, что шлюх драть! И то — Марушка жаловалась, что хреново у него стоит!
— Вот же сука! — оскорбился Аллен — Ну кто после тридцати в третий раз подряд сможет без отдыха?! А этой стерве только дай! Тьфу на нее, бесстыдную!
— Пить надо меньше! — безжалостно констатировал Дункас, и спросил у меня заботливо, как добрая мамаша — Ты поешь чего-нибудь, Пет? А то глядеть на тебя страшно — кожа, да кости. Вишь, какой Аллен справный! День ото дня жиреет! Скоро Марушка в складках его жира член не найдет!
— Да…жрать хочу, аж желудок стонет — признался я, скрывая улыбку. Аллен же всерьез рассердился и сейчас едва не подпрыгивал на стуле, как крышка на кипящем чайнике. Дункас довольно улыбнулся и подмигнул:
— Щас я тебе такую вкусноту прикажу принести! Ты пробовал утку в вишневом соусе? Утиные ножки? Ооо…это песня! Ножки только утром привезли — свежатина! Под магией держали, в холоде! Недешевые, конечно, но вкуснота-а… Но тебе-то экономить нечего, при твоих-то доходах! Пива принести, или вина?
— Пива — вздохнул я, сразу ощутив, как в глотке пересыпается песок — Пересох, как ручей! Вина не надо — я еще маленький, мне нельзя.
Аллен закатился в приступе смеха, стуча ладонью по столу, а я почувствовал себя чем-то средним между Задорновым и Петросяном — ну как легко развеселить этот народ! Солдатский юмор, простенькая шутка — и все вокруг хохочут. Мне кажется, это признак простой, незамутненной всякими там дурацкими философиями души. Люди живут как дети, у них все без полутонов. Черное и белое — никаких оттенков серого. Хмм…в хорошем смысле.
Мне принесли еду, и я принялся рвать зубами восхитительно ароматные, сочные утиные ножки. Гарниром служила каша наподобие земной толченой картошки — она даже по вкусу была такая же, как картошка. Однако я знал, что этот плод растет на дереве. На Земле вроде такого плода нет, потому я его сразу прозвал картошкой. Оно так проще.
