Ознакомительная версия.
Мелкий бес всё ещё пытался прокашляться от едкого порохового дыма, когда мы быстрым шагом миновали арку.
— Ружьё сразу не заряжай, — наставительно пояснил этот умник перепутанному рогатому охраннику. — Сперва ствол шомполом прочисть, потом замок протри маслицем, подсошки найди (два прутика вполне подойдут), тогда уж целься да стреляй.
— Спасибо, дяденька! Есть у меня два прутика, есть…
— Ну вот, крестом их ставь, ружьё сверху и…
— Как ставить? Крестом! Да ты издеваешься, дядя?!!
Мы не стали ждать, пока паренёк уяснит всю технологию, и продолжили путь. Мой денщик по-прежнему нёс мешок солёной рыбки, а я, достав нагайку, собрался вежливейше отгонять от него всякую настырную нечисть. В основном женского пола, он мужчина видный…
— Иди, иди, не оборачивайся, — беззаботно откликнулся старый казак. — Покуда этот кавалергардец с оружием управится да нам вслед пальнёт, так всё одно промахнётся…
Ба-бах! — рявкнул оружейный ствол сзади, и Прохор, не договорив, начал оседать на землю.
— Попал-таки, а…
— Прохор! — взвыл я, подхватывая его под мышки. — Куда тебя ранило, где болит?! Ох ты ж господи боже!
— Не боись, хлопче, всё ничё, в общем. Пуля под лопаткой, чуток несладко, но идти могу, хоть и не побегу…
Этот несносный донской нахал дерзал ещё и рифмовать перед смертью! Я вскинул его на плечо, бешено оглядываясь назад — бедный бес так и замер с открытым ртом, боясь выпустить из рук дымящееся ружьё. Видимо, он до последнего не верил, что умудрился каким-то чудом хоть в кого-то не промазать.
— Иловайский… тока не убивай. Я тебе помогу, щас… сию минуточку… Я ж не нарочно… служба такая…
Кавалергард кинулся вперёд, поддерживая моего денщика с другой стороны и указывая пятачком дорогу.
— За угол давай, вон к тому домику! Ещё чуть-чуть… Охи тяжёлый же ты, дяденька…
— Сам стрелял, сам и тащи, — тихо откликнулся Прохор, с трудом шевеля губами.
Я почувствовал жгучее желание убить всех и взорвать весь этот Богом проклятый город к чёртовой бабушке! Охранник-кавалергард почувствовал это пятой точкой и яростно замолотил копытом в свежеокрашенную дверь.
— Баба Фрося, открывай! У нас тут раненый!
— Никого нет дома, — неуверенно донеслось изнутри. — Чёй-то я нонче не в настроении, через полгодика зайдите, гости дорогие!
— Открывай, старая вешалка! Не то мы с самим Иловайским твою хату по брёвнышку раскатаем, зубочисток наделаем и тебя же ковырять в зубах заставим! А их у тебя всего-то пять-шесть…
— Восемь, — обиженно поправила румяная русская красавица, возникая в дверях. — Охти ж мне! И впрямь Иловайский! Вот кого не чаяла, не думала… А энто кто, никак старина Прохор?
Мы, не удостаивая старую ведьму ответом, все трое вломились в её дом.
— Это чё? Вы чего тут хозяйничаете без моего разрешения?! Я… да я, может, жаловаться буду, — начала было вякать бабка Фрося, но, столкнувшись взглядом с моей пылающей рожей, разумно сменила тон. — Вот сюда его кладите, сердешного. Да как же такое случилось-то, да кто ж его так, родного?
— Вот этот. — Я сурово ткнул пальцем в бледную немочь, ранее именуемую бесом-охранником.
— Смертник, — скорбно, с пониманием кивнула девка Ефросинья.
Я махнул на них рукой, обернувшись к своему денщику. Прохор, похоже, потерял сознание от боли, ни на что не реагировал, его лицо побелело, он тяжело дышал, но умирать, кажется, не собирался. Мы уложили его на живот на каком-то широком топчане, и я осторожно осмотрел рану. Пуля пробила синий мундир и, кажется, не очень глубоко ушла под лопатку. Крови было относительно немного, белая исподняя рубашка залепила края раны. Тем не менее ему срочно требовалась помощь лекаря.
— В городе есть врач?
— Откуль? Аптекарь был, дак ты сам его и… того.
— Было дело, — сумел признать я, но стоял на своём. — А кто есть? Кто может вытащить пулю?
— Вдовец обезболивающего нальёт, Павлушечка пулю пальцем выковыряет, но и отца Григория тоже позвать следует. Мало ли что не так пойдёт, дак он хоть отходняк по-грузински отпоёт красиво… — разводя руками, посоветовала заслуженная кровососка.
— Я! Я сбегаю, всех предупрежу! — взвился мелкий бес, покрываясь багровыми пятнами и суча копытцами от нетерпения. — Дозволь вину искупить, Иловайский!
— Одна нога здесь, другая там, — недолго думая приказал я. Нарядного кавалергарда как ветром сдуло. — Баба Фрося, я к Хозяйке, но предупреждаю…
— Иди уже, — насмешливо фыркнула мне в нос русская красавица. — Грозит мне исчё в моём же доме. Присмотрю я за ним, небось не съем.
— Даже лизнуть не попробуешь!
— А то что? — храбро чирикнула бабка и замерла столбом, почувствовав сталь кабардинской шашки у самого горла. — Слово даю, Иловайский, чё, уж и пошутить нельзя…
— Вернусь через полчаса, — не вдаваясь в детали и угрозы, пообещал я.
Баба Фрося чиркнула себя когтем по зубу, потом провела ладонью под подбородком, уверенно кивнув в знак согласия. Большего мне всё равно бы не удалось от неё добиться, но в определённых случаях и нечисть умеет держать слово. Ефросинья меня не первый день знает, да и против Хозяйкиной воли пойти побоится… надеюсь…
Я бросил шашку в ножны и, не прощаясь, вышел вон. За дверью толпились шесть или семь молодых парней (упырей) в рубахах Вологодской губернии. Я сдвинул брови, и ребят буквально размело в разные стороны. Хватит! Мы казаки или кто?!
На этот раз я шёл по Оборотному городу грозовой волной, и народ от меня просто шарахался. Ни одного вопроса, ни одного предложения ни на укусить, ни просто поздороваться. Едва заслышав шум моих шагов, прохожие разбегались, перелётные ведьмы меняли курс, привидения рассеивались, упыри зарывались под мостовую, хлопали двери и ставни, а особо храбрые матери, выскакивая на улицу, хватали детей под аплодисменты соседей и прятали их в дом. Казаки идут!
«Бесы-охранники сдуру старого Прохора подстрелили! Иловайский мстить будет!» — страшным шёпотом неслось впереди меня, эхом тая в закоулках дальних кварталов. Возможно, этого и не было. Возможно, я себя просто накручивал, но народ действительно шарахался от меня во все стороны, как традиционный чёрт от типового ладана. И ведь не скажешь, что они все были так уж далеки от истины. Жажда мести действительно полыхала у меня в груди, прорываясь горячими струйками пара через нос и уши, вот только кому конкретно мстить, я ещё не решил. Зато точно знал как — хладнокровно и безжалостно!
Медные львы у ворот при виде меня демонстративно отвернули морды. Раньше хотя бы изображали некий намёк на радость встречи, струйки пламени пускали сквозь зубы или дымок. За что ж сегодня такое мелочное равнодушие? Толкнул калитку. Заперто. Постучал. Тяжёлые ворота отозвались ровным медным гулом, но тоже не отворились по первому зову. Да что ж такое, может, её дома нет?
Ознакомительная версия.
