Отряд ожидал командира в полной тишине. Как только Волошек вернулся, Рыжий достал портвейн и разлил по кружкам. Воины выпили не чокаясь, молча, каждый о своём думая. Впрочем, думы расходились не слишком. Пища для ума расстилалась перед ними почти до самого горизонта.
Костёр решили не разводить, открыли тушёнку. Лениво ковыряя ложкой в консервной банке, Волошек размышлял о судьбе князей.
Прав, ох как прав оказался отец, отказав союзникам выставить собственную дружину. А ведь они тогда даже поссорились. Волошек настаивал на походе. Ещё бы — весть о большой войне распалила его не на шутку. Он рвался в бой, желая успеть к триумфу.
Кто мог подумать, что отборные витязи, лучшие рыцари, властители многих земель лягут в поле, не только не добыв победы, но и вовсе бесславно? Лучшие династии полегли, оставив вотчины и уделы на растерзание проходимцам и побочным ветвям. В городах и странах воцарялись авантюристы, полыхали мятежи, и мало кому было дела до медленно наползающего на страну врага.
— Надо бы попробовать твоего моллюска, — Волошек облизал ложку.
— В каком смысле попробовать? — Алейко умудрился покраснеть и побледнеть одновременно.
— Лимонов у меня нет, — нарочито равнодушно заметил Жирмята. — Можно горчицей или уксусом сдобрить.
Бледность на лице паренька пересилила краску. До Волошека, наконец, дошло.
— В смысле опробовать, — выдавил он улыбку. — Много чего сообщить генералу надо, а голубь даже списка погибших не унесёт. Слишком длинен он, список-то.
— А-а, — Алейко перевёл дух. — Ну, это мы мигом…
Он притащил ведёрко с замоченной ботвой и принялся скармливать Кощуну. Волошек убористым почерком заполнял именами погибших страницу за страницей. Затем, вырвав из блокнота листки, протянул их Тимьяну.
— Передашь вместе с репортажем.
Тот кивнул. На задумчивом лице уже проявлялись абзацы передовицы.
Нашептав Кощуну текст и зачитав длинный список, Тимьян присоединился к отряду, что собрался всторонке возле слухача. Все с нетерпением ждали первой передачи.
Сперва яйцо шипело и трещало, словно ощущало себя яичницей среди шкварок на сковородке. Затем нараспев понеслось:
А как вышел в поле Деймос — богатырь,
Да со храбрыми со своими товарищами,
Да сразиться вышел с врагами лютыми,
Не за славу сразиться, за Землю-матушку.
Уж сполна напилась земля кровушки,
Разродилась ржавыми всходами,
Затянули в домах песни грустные,
Заскрипели монахи перьями.
Долгим вышел тот скорбный перечень,
Первым в нём стоит князь Черниговский,
Доброкнут — храбрейший из воинов,
Что возглавил полки союзные…
Алейко просто млел от наслаждения, бородачи недоумённо переглянулись, Рыжий едва сдержал смешок.
— Ну, какой тут репортаж… — Тимьян плюнул с досады.
— Может его того… салом накормить? — предложил Жирмята.
Алейко обжёг интенданта взглядом.
— Шучу я.
Ночевать на бранном поле они не решились. Передав репортаж, отправились дальше, хотя солнце уже погасло и сумерки понемногу наливались чернотой.
— Надо выбираться из тьмы, — произнёс Жирмята.
— Куда же из неё до рассвета денешься? — не понял Волошек.
— Я имею в виду тьму культурную, — пояснил товарищ. — Феодализм, будь он неладен. Система княжеских дружин и рыцарских орденов давно изжила себя. Они годятся только мужика в повиновении держать да друг с другом биться. А как серьёзная война вроде нынешней подоспеет, так толку от них никакого. Нужна мощная армия, народная, обязательная для всех… Пусть каждый сызмальства учится клинок держать, а то разбежались, как куры от лис.
— Не говори ерунды, — поморщился Волошек. — Ты предлагаешь держать такие войска, как создал Гарчи, на постоянной основе? Да это всё равно что плавать с камнем на шее. Для такой армии работа выпадает раз в две сотни лет, а то и реже. И что она будет делать всё остальное время? Границы сторожить?
— Ну, мало ли…
— А я тебе скажу. Тут только две возможности будет. Либо эта лавина рано или поздно решит потупить клинки о соседей, просто так, безо всякого повода, либо, пока достойного врага дождётся, разложится на грабежах, безделье, политических интригах. А когда пробьёт час, она окажется неспособной даже задержать вторжение, и дело всё одно закончится ополчением. Но в любом случае эта прорва будет тянуть соки из тех же крестьян, из торговцев, только во много раз больше, чем нынче, да ещё и заставит погибать их самих.
Волошек перевёл дух.
— Я ведь за нынешний порядок выступаю вовсе не потому, что у меня отец князь, и я, быть может, со временем займу его место. И не потому, что традиции наши слепо почитаю. Я действительно считаю такой уклад лучшим из того, что имеет человек.
— Мы Европу с тобой исходили, — не унимался Рыжий. — В иных землях только языком да верой отличие проявляется, но помнишь земли, что, как и наши, низовскими называют? Ты видел, как там простой мужик живёт? Дома под черепицей, нужник тёплый, у каждого в хозяйстве и лошадь, и корова тучная, и мелочи всякой в достатке. Ему, мужику, есть что терять, а потому он готов и платить, и сам ставать в строй.
Волошек улыбнулся.
— А ты видел тамошних свинок? С нашими доходягами худосочными не сравнить: упитанные, подбородки до самого хвоста, как кружевные воротники, спускаются… Но означает ли это, что их растят не на колбасу? Пойми ты. Одно дело, когда мужик власть раз в год во время сбора видит и отдаёт ей десятую часть, а всё остальное время он сам себе голова и никто ему не указывает, как и что делать. И совсем другое, когда его налогами свяжут, да самого же и служить заставят, а кроме того, урядника приставят, что каждый его шаг параграфами обложить. Вот и будет он с той тучной коровы молоко другим отдавать.
От места, где полегли княжеские дружины, до границ Покрова они прошли за день. Тут только и начинались настоящие трудности. Несколько дней отряд топтал просёлки, тропы, месил болотца, продирался сквозь заросли, пытаясь выйти под Покров. Волошек менял направление, петлял, выписывая сущие кренделя, но зацепиться за более или менее стабильную зону отряду не удавалось. Несмотря на мощные амулеты и то, что Волошек потратил на изучение карты Дастина несколько лет, сказывалось отсутствие опыта, а возможно, сыграла роль и дестабилизация Покрова. Дважды их выбрасывало обратно почти к самому гиблому полю, и поиски пути приходилось начинать сызнова.
Висмут на просьбы о помощи разводил руками.
— Ни один из тех, кто ставил Покров, не способен познать его. В этом весь смысл. Мы так запутали пространство, что сами оказались на положении гостей.