Свое отвратительное настроение она ни на ком, кроме бетонной площадки под ногами, выместить не могла, но останавливаться, чтобы всласть попинать ботинками землю, было тоже невозможно. Эстер была в середине процессии, двигавшейся к небольшому самолету с четырьмя дружно ревущими пропеллерами. Самолет был выкрашен изумрудной краской, с головой тюленя на борту, дрожал от нетерпения, был несколько обшарпан и никак не мог ассоциироваться с личным транспортом Бессмертного. Между тем, когда Эстер с сомнением покосилась на данное средство перемещения по воздуху, ее уверили, что Сигфрильдур Эйльдьяурсон нередко его использует, чтобы полетать над ледниками.
— Интересно, — голос Лафти из-за шарфа звучал невнятно, — а к аэропорту поближе это чудо техники нельзя было подогнать? Обязательно нас тащить пешком по полю?
— Они хотят удостовериться, — спокойно заметил Вэл, — что вместе с нами в самолет не проникнет кто-то еще. И что за нами не следят.
По странному капризу ветра его голос прозвучал совсем рядом с Эстер, и от низкого тембра с неповторимой интонацией слезы выступили еще сильнее. Она яростно стянула пояс куртки, надеясь таким способом перекрыть себе дыхание и на время отвлечься.
— Госпожа Ливингстон? — стоящий у трапа протянул руку ладонью вперед. Не Бессмертный и не Имеющий Право, мгновенно поняла Эстер, дотронувшись до его хэнди-передатчика, тем более странно, что он первым попросил ее раскрыться.
— У моих спутников хэнди-передатчики не работают, — угрюмо сказала Эстер. — Но я могу за них поручиться и отдать вам мой код остановки сердца на случай, если они совершат что-то предосудительное.
Человек у трапа почему-то слегка покраснел — впрочем, он был очень бледный и светло-рыжий, вполне возможно, что для него краска на щеках была таким же привычным делом, как для других поднятые брови или ухмылка.
— В этом нет необходимости, — сказал он. — Сигфрильдур вам доверяет.
— Он же меня ни разу не видел? — Эстер передернула плечами от ветра. Ничего ей так не хотелось, как побыстрее забраться в самолет по узкой лесенке.
— Вы знаете наш древний язык, — с легким удивлением сказал их спутник. — И нашу родословную.
— Будто знание древнего языка гарантирует отсутствие предательства, — Эстер пробормотала эту фразу себе под нос, расстегивая куртку и плюхаясь в большое удобное кресло с настолько широкими подлокотниками, что на них можно было устроить отдельное сиденье. Задираться вслух не очень хотелось в надежде на приятный полет, тем более что внутри самолет Сигфрильдура Эйльдьяурсона выглядел гораздо более многообещающим, чем снаружи. — А знание родословной еще более подозрительно.
— Обычные люди, способные на обычное предательство, не способны выучить наш язык и наши имена, — невозмутимо заметил рыжий стюард, протягивая ей коктейль на подносе. — А необычное предательство в любом случае заслуживает внимания.
— Давно хотел спросить, киска, — Лафти медленно разматывал шарф, демонстрируя крайне недовольную, перекошенную от холода физиономию с посиневшей щетиной на щеках. — Чем ты так зацепила достойного Бессмертного Сигфрильдура, что он даже пригласил тебя вместе слетать на ледник? И даже разрешил взять нас с собой?
При взгляде на Вэла, невозмутимо садящегося в кресло рядом, Эстер хотела сказать такую-то мерзость насчет горячего северного темперамента, не пропавшего даже у Бессмертного, в отличие от большинства вялых земных мужчин, но вместо этого произнесла чистую правду:
— В ранней юности я изучала историю их прежнего рода. У меня даже сохранились свитки, где я рисовала их родословное древо. Сигфрильдур… он верит, что к ним принадлежит. Что он последний в роду. В общем, — она понизила голос, — он совершенно безумный и совершенно несчастный. Напрасно ты надеешься что-то от него выведать, Лафти.
— Несчастные как раз являются прекрасным источником знания, — Лафти отобрал у Эстер нетронутый бокал. — Что интересного можно узнать у того, кто счастлив?
"Хм, — подумала Эстер, но в данный момент она скорее оторвала бы себе язык, чем произнесла это вслух. — Вот я, например, очень несчастна. А что у меня можно узнать?"
В сторону Вэла она не смотрела, чтобы лишний раз не мучиться, откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза. Пропеллеры шумели очень громко и очень ровно, самолет медленно и осторожно потряхивало, как на старомодной карусели, и от этого Эстер внезапно провалилась в сон, которого не запомнила — просто когда она в следующий раз открыла глаза, солнце переместилось из одного иллюминатора в другой. Яркая полоса пересекала щеку и горбатый нос Лафти, который торжествующе храпел. С соседнего кресла она чувствовала неотрывный взгляд.
Вэл смотрел на нее, повернувшись всем корпусом и подперев щеку рукой, чтобы было удобнее. Непонятно, что было в его глазах — из-за темно-карего, почти черного цвета, их выражение до конца прочитать было невозможно. Кроме того, в них всегда преобладала исключительная печаль — даже когда он смеялся, или когда на пике любви прижимал к себе Эстер, содрогаясь всем телом, или когда спокойно, чуть наклонив голову к плечу, разглядывал собеседника, от которого хотел что-то добиться в переговорах. Поэтому Эстер не поняла, для чего он на нее смотрит. Выглядела она явно не лучшим образом, учитывая бледное лицо, стертую помаду и полный беспорядок из слегка отросших волос, рыжие корни которых смотрелись дико в сочетании с темно-фиолетовой краской. Она задергалась, пытаясь выпутаться из пледа, которым непонятно кто ее накрыл и застегнутых ремней безопасности, которыми всегда пренебрегала.
— Хочешь выйти?
— Да… — она схватила бутылку воды со столика рядом и жадно глотнула, чтобы голос звучал нормально. — Я… я пересяду.
— Тебе неприятно сидеть рядом со мной?
— Это тебе… — она сломала ноготь и была готова лягаться, лишь бы побыстрее выбраться из ремней и кресел. — Это ты не хочешь со мной находиться.
— Наедине, — уточнил Вэл со странным выражением.
— Вот именно. Даже говорить не хочешь. Все время уходишь, все эти три недели, только чтобы не видеть… — она наконец перешагнула через его колени, выбравшись между креслами и не замечая, как он ощутимо вздрогнул. — Я все понимаю, я тебя смертельно оскорбила, я обидела так, как только один человек может обидеть другого. Зачем тогда ты сейчас с нами потащился? Зачем тебе это все? Если хочешь что-то сделать для уничтожения Бессмертия, поехал бы с Корви… или вообще… переждал бы на время у Непокорных…
— И не знал бы, что с тобой происходит? Стелла, я очень глупый и, наверно, безумный человек, как утверждает твой приятель, — Лафти при этих словах особенно радостно засопел, отчего у Эстер возникло смутное ощущение, что он подслушивает, — но я не мазохист. Собственные страдания не вызывают у меня такой радости, чтобы я их намеренно вызывал.
