— Доброе утро, — проговорил Тибо чуть дрожащим голосом. — Обед? Я хотел сказать, потом. Не хотели бы вы сходить пообедать? Потом? Со мной?
— Было бы славно, господин мэр.
— Хорошо, — сказал Тибо. — Хорошо. Послушайте, мне сейчас надо будет уйти, так что, может быть, договоримся встретиться там, в «Золотом ангеле»? Около часа?
— Было бы славно, господин мэр.
— Хорошо. И еще я хотел бы извиниться. За вчерашнее. За вопрос про дружбу. Я сожалею.
— Знаю. Все забыто. — И Агата снова слегка поправила открытку кончиком пальца.
Через несколько минут после часа дня, когда Тибо прибежал на Замковую улицу, Агата уже сидела за столиком у окна. Он увидел, как она улыбается ему сквозь стекло.
Когда он пробрался к ней сквозь ряды занятых столиков, Агата подняла свою сумочку со стула, который заняла для него.
— Я уже сделала заказ и за вас тоже, — сказала она. — Становлюсь дерзкой на старости лет.
— Отлично. Так что у нас на обед?
— Как обычно — то, что, по мнению Мамы Чезаре, сегодня особенно хорошо удалось.
Они засмеялись. Потом Тибо сказал:
— У меня для вас подарок. — Он положил на стол коричневый пакет и подвинул его к Агате. — Это книга.
Агата посмотрела на него взглядом, в котором читалось: «Я догадывалась», и взяла пакет в руки.
Было в Агате Стопак что-то такое… Как-то так она умела делать самые обычные вещи, что на нее нельзя было не смотреть. Это получалось у нее не специально — более того, она даже не подозревала об этом, а если бы подозревала, то у нее и не получалось бы так приковывать к себе внимание. Но иногда она двигалась, или смотрела, или просто была — так, что прежде никому и в голову не могло прийти, что можно двигаться, смотреть или быть настолько красиво, настолько совершенно. Так было и сейчас. Она поднесла пакет ко рту, словно собиралась его поцеловать, схватила зубами кончик ленты, потянула за него и развязала узел. Потом провела пальцами по чуть стершимся золотым буквам на обложке.
— Гомер… — Это был полу-вопрос.
— Вы говорили, что хотели бы, чтобы в вашем доме в Далмации был Гомер. Когда вы выиграете в лотерею.
— Я не очень-то много читаю, Тибо.
— Это не важно — читать-то будете не вы, забыли? Вы будете лежать в прохладной воде и пить красное вино, а я буду угощать вас оливками.
Агата улыбнулась, поднесла книгу к лицу и вдохнула ее запах.
— Пахнет, как на пляже. Как на пляже в солнечный день. Спасибо. Очень милый подарок. Я сохраню его в целости и сохранности до тех пор, пока вы не захотите почитать мне вслух.
— Можно было бы прямо сейчас, — предложил Тибо.
— Нет-нет, сейчас уже принесут спагетти. Кстати, я могу вам кое-что показать.
— Моя очередь получать подарки? — с надеждой в голосе спросил Тибо.
— Увы. У меня для вас ничего нет, но я могу поделиться с вами вот этим, если вы не против. — Агата достала из сумочки записную книжку, такую пухлую, словно между всеми ее страницами были положены закладки из плотной бумаги. — Вот, смотрите: это и есть мой домик на побережье Далмации. Я все время ношу его с собой. Там вы и сможете почитать мне Гомера.
Агата перелистнула несколько страниц записной книжки и показала Тибо вырезанные из журналов фотографии.
— Видите, я хочу, чтобы у парадной двери стояли вот такие большие цветочные горшки с лавандой и розмарином. А между плитками садовой дорожки должен расти тимьян.
Тибо вспомнил угольную пыль между камнями брусчатки в порту, проституток и мужчин в тени подворотен.
— В детстве я собирала такие вырезки и менялась ими с подружками на детской площадке. Их можно было купить в газетном киоске. Мне нравились картинки с толстыми ангелочками, которые опираются локтями на облака и выглядят чем-то недовольными, как господин Гильом.
Тибо перелистнул страничку и показал пальцем на следующую картинку.
— А это что? Расскажите.
Но в этот момент к столику подошел официант с двумя огромными тарелками спагетти.
— Penne pikante, — объявил он и совершил над тарелками обычные магические пассы перечницей и теркой для пармезана.
— Вот такой я хочу камин, — сказала Агата, когда официант удалился, — достаточно большой, чтобы можно было греться зимой, не боясь сквозняков. Когда я перееду в Далмацию, то никогда больше не буду мерзнуть.
— Я этого не допущу, — вставил Тибо, и Агата едва не замурлыкала от удовольствия. Она слегка изогнулась и, порочно улыбаясь, проговорила:
— Не сомневаюсь.
Тибо почувствовал себя глупым и неловким — она перещеголяла его в нахальстве. Он хотел казаться порочным, опасным и бывалым человеком, но она видела его насквозь и показала это, сказав всего-то пару слов.
Тибо опустил глаза в тарелку.
— Кушайте, — сказал он и, помолчав, прибавил: — Очень вкусно, не правда ли?
— Да, вкусно, но я приготовила бы не хуже.
— Вы любите готовить?
— Да, и у меня это очень хорошо получается. Но в наши дни никто это не ценит, — Агата ткнула спагетти вилкой.
— Расскажите, что вы любите готовить.
Польщенная таким интересом, Агата снова заулыбалась.
— Я готовлю мужскую еду. Бабушка меня научила. У меня получается замечательная еда для мужчин.
Тибо застонал про себя. «О да, — подумал он. — И из тебя получилась бы отличная еда для мужчины. Ты и есть мужская еда!» Но он был уже достаточно учен, чтобы промолчать. Он только кивнул, поощряя ее продолжать.
— Мужчинам нравится что-нибудь мясистое, что-нибудь такое, во что можно вонзить зубы.
Тибо едва не взвизгнул.
— Вам что, смешно? — спросила Агата. — Не смейтесь, еда — это очень серьезно. Это способ показать человеку, что ты его любишь. Ну или, — она снова опустила взгляд в тарелку, — один из способов. Нужно отобрать правильные ингредиенты, выбрать хороший кусок мяса, правильно его приготовить и красиво сервировать. Так ты показываешь человеку, что хорошо к нему относишься. Так ты проявляешь свою доброту.
Тибо знал, что можно быть жестоким, абсолютно ничего не делая, не крича на человека и не избивая его, — достаточно только не давать ему шанса проявить свою доброту. Он положил ладонь на руку Агаты.
— А что бы вы приготовили для меня?
Агата немного подумала.
— Я сварила бы вам рыбный суп — нет, мясной суп. Затем потушила бы кролика в сметанно-горчичном соусе по своему фирменному рецепту, и еще приготовила бы большой рисовый пудинг с мускатными орешками и изюмом.
— Этак я раздамся не хуже, чем пудинг.
«Ну нет, я бы этого не допустила, — подумала Агата. — Я бы держала тебя в форме, милый Тибо Крович. С тебя бы семь потов по ночам сходило». Но вслух она сказала другое:
