– Мхабр?!
– Да. Ты с ним в родстве?
– Наши ветви разошлись больше ста лет назад, – опустил глаза Иригойен. – Сейчас я не в большем родстве с вождём, чем всякий другой сехаба. Особенно чистокровный.
Оба, кажется, подумали об одном и том же.
– Тот, с расшибленной головой, может сколько угодно хвастаться своей кожей, – сказал Волкодав. – Не ему рассуждать о вырождении и родстве.
– Он и-зу-верг, – кивнула мать Кендарат. – Я верно произнесла? – И добавила, как бы про себя: – Родство выплетает узоры, невнятные обыденному рассудку. Откуда нам знать…
Иригойен сел рядом с венном и протянул ему рубашку со штанами. То и другое было добротно выстирано и даже успело просохнуть. Сколько же я провалялся?..
– Ты мне всё расскажешь про Мхабра, – сказал Иригойен. – Где ты встретил его?
Волкодав повозился под одеялом, натягивая штаны.
– Я плохой рассказчик…
– Ничего. Ты постараешься.
Жители Рудой Вежи по-прежнему изо всех сил делали вид, будто ни сном ни духом не ведают, что за великий гость едва не умер под их кровом. Простые пастухи, охотники и огородники, может быть, в самом деле не знали. Что до старейшины и других набольших, они просто вели себя как надлежало. Если сыну Нардара, больше всех обогретому Священным Огнём, понадобилось приехать в родную страну без свиты и какого следует войска, всего лишь с десятком охранников и женой, – значит быть по сему, а прочее не их ума дело. Если ему хочется пить в общинном зале с чужеземными рыбоедами, словно он и правда обычный купец, – пускай пьёт.
Бесчисленные обязанности правителя двух держав ещё и не такого могут потребовать.
Волкодав двигал туда-сюда непочатую кружку и пытался привыкнуть к тому, что через стол от него сидит один из самых могущественных людей этого мира. Марий Лаур, конис Нардара и будущий шад Саккарема. Солнцеликому и венценосному было лет тридцать пять. Простое загорелое лицо честного воина и смелого полководца. Серые глаза, жёсткие усы, русые волосы… На широком лбу – рубец от раны, зашитой, пожалуй, менее опрятно, чем длинный порез на руке Волкодава.
В пупке у неё золотое кольцо: так сказывал нам Ученик Близнецов… неотступно вертелось на уме у венна. Было совестно и всё время казалось, будто Марий вот сейчас припомнит ему лихую кабацкую песню, звавшую войско к победе возле озера Трон. Её не насытит один удалец… Тело матери защитило ребёнка. Кстати, молодой госпожи с ними за столом не было. Супруг непререкаемо велел ей как следует отдохнуть. У него самого в кружке вместо вина плескалось парное козье молоко. Первейшее, по мнению матери Кендарат, средство для окончательного очищения крови.
– Как мне вас наградить? – спросил Марий.
Отстроить Дар-Дзуму. Пойти войной на Самоцветные горы. Роскошные плечи нежнее, чем шёлк: в том клялся весь пятый наёмничий полк… Вот забота, знает ли он? Наверняка знает…
– По дороге сюда, – ответила за всех троих мать Кендарат, – мы нашли уроженца Айрен-Ягун, умиравшего от того же яда, что достался тебе. Ты знаешь этот народ, государь, ведь ягунцы в родстве с матерью Среброволосых, святых заступников Саккарема. Тот человек, не успевший произнести своё имя, просил передать сородичам древний свиток, сберегаемый возле сердца. Исполни его просьбу, владыка двух держав. Привлеки к себе благословение ещё одного племени. А всё остальное, милостью справедливых Небес, у нас есть.
Выезжала я на ярмарку
Из деревни Милорадовки.
Восходило солнце яркое,
Зажигало в небе радуги.
И весёлые, ретивые —
Только топот переборами —
Мчались кони белогривые
Золотыми косогорами.
И погоды нам погодили,
И махали так сер дечно мне
У речушки Хороводинки,
У большой деревни Встречино.
И летела я, без страху-то,
С этим миром познакомиться,
И душа была распахнута,
И товаров – короб ломится!
А теперь я еду с ярмарки,
Всё путями окаянными,
Не с богатыми подарками,
А с дырявыми карманами.
Где барыш? Одно посмешище.
Кони где? Ау, родимые!
Я плетусь под горку пешая
Вдоль болота Нелюдимого.
Жёлтый лист печально кружится
Позаброшенными тропами.
Вместо тёплых окон дружеских
Огоньки горят над топями.
Не сумела обогнуть его
Та дорога многотрудная —
Гиблый хутор Бесприютино
Возле озера Остудное.
Серый дождь висит полотнами,
Машет лес ветвями голыми.
Ставни мокрые захлопнуты,
Псы хрипят за частоколами.
Вороньё о чём-то каркает
Над горючею осиною…
Что же ты, дорога с ярмарки,
Выдалась такая длинная…
5. Перекати-поле
У Волкодава было одно пустое обыкновение, от которого он не чаял избавиться. Стоило дороге привести его в новое и необычное место, как он сразу начинал прикидывать: а я захотел бы здесь жить? Выстроить дом, услышать в нём голоса детей, выходить каждый день за порог, улыбаться небесам и земле под этими небесами? Привычка была бессмысленной, потому что домашняя жизнь выглядела несбыточней полётов на симуране. Два крылатых пса однажды хоть и с трудом, но всё-таки оторвали от земли тощего каторжника.
Что же касается дома…
Да что толку даже думать об этом.
В халисунской столице Волкодава ждало последнее урочное дело. Потом…
За рекой Гарнатой, за высоким берегом, увенчанным Садами Лан, за равнинами и горами катились в серой мгле студёные волны Светыни. Они заплёскивали на песок, умывая приметную каменную россыпь. И едва маячил в тумане крепкий замок на гранитном холме…
А позади замка не было даже тумана. Там не было совсем ничего. Там щерилась острыми гранями первозданная пустота.
Когда всё начиналось, сколько я отводил себе времени, чтобы добраться туда? Самое большее год. Смешно даже вспомнить.
Сложись всё иначе, в Нардаре Волкодав, может, и сумел бы прижиться. Там хоть были леса, чтобы смотреть сквозь хвойные ветки, как плывут облака. И моховые болота, полные морошки и клюквы. И ручьи, где ловилась форель. И крутые каменные гривы, на которых устраивали привалы тучегонители-виллы…
В Халисуне всё было не так. Неправильно и нехорошо. Когда Боги обустраивали земные пределы, кто-то взял воду, предназначенную для двух больших стран, и отдал почти всю одному Саккарему. Из множества рек, бравших начало в горах, в халисунские степи сворачивала только одна – Гарната. Юго-западному углу материка, с двух сторон омытому морем, вроде полагалось бы нежиться под изобильным тёплым дождём, но вдоль почти всего побережья, загораживая дорогу влажным ветрам, стояли горные кряжи. Не очень высокие. Однако тучи напарывались на них и опорожнялись обратно в море, а оставшиеся сворачивали на восток. И уносили драгоценную влагу опять же в Саккарем и Нардар.
