К вечеру двадцать пятого дня показался город, стоящий на разветвлении путей. Сам городок больше похож на деревню. Хотя все дома строились из камня и город окружён каменной стеной, но видно, что строительство велось от случая к случаю: торговых рядов нет и в помине, а умений местного кузнеца хватит лишь на поверхностный ремонт и перековку лошадей, чтобы дотянуть до крупных городов.
Всей гордости у селения – корчма, огромная, целых три поверха, она резко выделялась среди одноэтажных домишек. На самом деле, как им позже рассказали, весь город разросся вокруг корчмы: в домах жили пастухи, рыбаки и пахари, поставляющие продукты для огромной кухни. Торговые пути становились всё оживлённей, разрасталась и корчма, требуя всё больше и больше работников и поставщиков. Постепенно здесь поселились гончары, продающие свой товар корчмарю и проезжим торговцам, пивовары (в версте от городка, чтобы не портили воздух, виднелись трубы пивоварен).
Конь Бэра ступил на огромный двор презрительно пофыркивая, брезгуя стоять рядом со всякими клячами и есть с ними один овёс. Но выбор у Ворона невелик – сынишка хозяина, ловко поймавший поводья, уже тащит жеребца в стойло. Заводные кони спокойно проследовали туда же.
Оборотень присел пару раз, разминая ноги, похрустел, сладко потягиваясь, суставами и направился в гостеприимно распахнутые двери. Димитрий и Оксана, изголодавшиеся за последние несколько дней (запасы уже кончились, и приходилось перебиваться редкой дичью), шествовали за ним, с удовольствием вдыхая вкусные ароматы, текущие из кухни.
Обеденная зала оказалась непривычно просторной и светлой, дощатые полы по-домашнему поскрипывали под ногами, лучи света ровно ложатся на пол, неспособные нащупать пылинок и погонять их. Вообще везде удивительная чистота, словно здесь дважды в день моют и скоблят всё подряд. Мебель простая, но сработанная на века, самая лёгкая лавка сколочена из половинки бревна и весит пару пудов, остальные ещё громадней. А на лавках… Кого здесь только не было: русичи и печенеги, узкоглазые коротышки и люди с чёрными волосами, орлиными носами и кожей, похожей по цвету на очень старый пергамент. От разнообразия одежд рябило в глазах, а множество языков резало слух.
Бэр, стоя на пороге, сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться и привыкнуть к такому многообразию, и шагнул внутрь. К нему тут же подошла прехорошенькая девушка и поинтересовалась, что угодно господину.
- Исполать тебе, красавица, поесть, мне и моим спутникам. Мяса, вина, разносолов – на усмотрение хозяина, только пусть поставит на стол пару ковшей квасу. Коням – лучшего овса. Ещё нужны две комнаты: одна – мне и спутнику, другая – девушке, и принесите её всё что нужно. Ну, ты хозяюшка лучше меня знаешь, что нужно девице. – Бэр сунул служанке пару золотых, та сразу улыбнулась ещё очаровательней, хотя, казалось, это уже невозможно, и указала оборотню на дальний стол, поближе к окну, подальше от кухни и обшей толпы, богатым господам не пристало осквернять слух гомоном.
Еду нёс сам хозяин, а несколько девушек, плывя лебёдушками, подносили кувшины с напитками. Блюда перекочевали на выскобленный стол, вино кровавой рекой полилось по кубкам. Корчмарь наклонился к уху оборотня и шепнул, что ещё за пару золотых любая его служанка согреет постель.
Оксана обеими руками подняла кубок с вином, вдохнула приятный пьянящий запах, но Бэр неодобрительно покачал головой и отобрал у девушки кубок, всучив вместо него ковш квасу. Сам он вино пить тоже не стал, предпочитая квас.
Наевшись, Бер воздал должное вину, попивая его маленькими глотками. Подождав, пока насытятся спутники, оборотень окликнул корчмаря:
- Хозяин! Сядь с нами, расскажи новости.
- Да что рассказывать. – корчмарь опустился на лавку, напротив Бэра – Как Русь окрестили, так дела мои в гору пошли. Раньше у нас если за неделю пара постояльцев обреталась – то считалось удачей, а сейчас и десять и двадцать за день бывает, одни приезжают, другие отбывают, суматоха не стихает и ночами. Это новая корчма, старую пришлось под сарай отдать, а эту за неделю выстроили. Веришь ли, за неделю! Благо камня в наших местах больше чем деревьев.
- Да, деревьев здесь не видно, чем же ты очаг топишь, на чём готовишь? – поддержал разговор оборотень, вызывая корчмаря на откровенность.
- За звонкую монету все купить можно. Я плачу дюжину золотых в год и мне весь год за сотню вёрст везут дрова.
- А разбойники не шалят?
- Какие там разбойники, здесь же постоянно пара караванов стоит, а у караванщиков охрана первосортная. Коли выдастся день, что никого нет, так у каждого в избе луки, у многих мечи и секиры. Ворота закроем, стрелами пугнём, а клинками добьем – уже не раз так было.
- Да-а-а, хорошие здесь места. А не слышал ли ты, хозяин, о лиходеях странных, со шрамами на лице от носа до ушей?
- Сказки, здесь такая легенда ходит: опустится туман, придёт тишина, а когда схлынет всё, то окажется что, многие пограблены, многие убиты, а кое-кто и пропал. Бабские сказки.
- Не скажи, я ехал через одну весь, она далеко отсюда, так там такое взаправду было, и девушку одну похитили. Может ты, что поточнее рассказать можешь? – серебрушка блестящей рыбкой скользнула по столу в ладонь корчмаря.
- Взаправду говоришь? Увы, я ни разу не слышал об этом от очевидцев, только пересказы. А насчёт девки может и подскажу, все дорого через эти места проходят. Как она выглядела?
- Каштановые волосы, ниже плеч, но без косы, ладная фигурка, очень стройная, карие глаза, чуть смуглая кожа.
- Видел похожую с месяц назад, только она не как пленница ехала, а как предводитель небольшого отряда, я их лиц не разглядел. На белой кобыле, в лёгкой кольчуге, с мечом. Мы тогда всей весью высыпали подивиться на этакое чудо – поляниц нынче не часто увидишь, девица, что с тобой, вторая на моей памяти.
- Спасибо, навряд ли это она. Та девушка даже от ножа шарахалась.
- Плохо ты ещё женщин знаешь, парень, хоть и седой. Но я тебе рассказал то, что видел своими глазами. Ещё что спросишь?
- Такую штучку когда-нибудь видел? – Бэр достал из тайника на поясе змеиное кольцо и протянул хозяину.
- Чур, меня! – корчмарь шарахнулся, словно от живой гадюки. – Где ты раздобыл эту дрянь?
- Не имеет значения. Рассказывай!
- Эти перстни слуги Чернобога носят. Проклятые колдуны! Больше я ничего не знаю, только то, что один такой колдун хазар сдвинул с их земель и отправил на Русь войной. И это после того как Неистовый Святослав под корень вырезал их род! Откуда только силы взялись, а вот, поди ж ты, сколько они сызновь кровушки Руси попортили.
- Откуда ты знаешь, что в этом повинен колдун?
- Мой младший брат сражался с ними, когда только хазары появились второй раз. Он принёс из битвы такой же перстень, рассказывая, что собственноручно пронзил колдуну грудь копьём и сорвал этот перстень с пальца. Через месяц брат начал сохнуть на глазах и, не прожив и года, умер, превратившись в старика, это в тридцать то лет! Парень, выбрось, проклятая это вещица.
- Спасибо, помог. – пробормотал Бэр, пряча перстень в тайничок и доставая из кошеля пригоршню серебра – Вот тебе пять гривен, вели наготовить нам еды в дорогу, завтра уедем.
- Парень, послушай старика, выбрось перстень, пока не поздно.
- Хозяин, ты не знаешь, кто я, и тебе лучше этого не знать. Я сам решу, что и когда мне нужно делать. Последний вопрос, пока не забыл: куда направилась та девица, о которой ты мне рассказывал?
- Поехала к морю.
Отведённые им комнаты оказались на третьем поверхе, как объяснила служанка, они предназначались для самых богатых и стоили золотой за четыре дня, каждая. Хозяин отказался селить Бэра и Димитрия в одной комнате, предоставив оборотню отдельный покой. Убранство оказалось выше всяких похвал: в комнате Бэра стояло широкое ложе, заваленное шкурами (явно рассчитанное на то, что постоялец будет спать не в одиночестве), рядом с окном возвышался стол, украшенный резьбой и, не уступающий ему, стул. На стол служанки поставили серебряный кувшин с вином и блюдо со сладкими плодами, а на лавку, растянувшуюся вдоль всей стены, чашку воды для умывания. Окно, по меркам Бэра было просто огромным и закрывалось изнутри ставнями, чтобы суровой зимой можно было не выпускать тепло. Крепкоплечий парень принёс кучу дров и, сложив часть их в очаг, принялся высекать огонь. Бэр остановил его:
