— Кто ещё скажет за отрока? — не слишком уверенно спросил сотник.
Грызняк упёр руки в бока и свирепо выпятил челюсть.
— Разве уважаемому сотнику моего слова мало? — вкрадчиво спросил он.
— У меня имеются свидетельства верных людей, что сей мерзкий отрок злоумышлял против светлейшего князя! — выкрикнул Никарий.
Сотник потемнел лицом, и в его глазах Стёпка прочёл свой приговор.
Вурдалак удивлённо уставился на чародея:
— Ну и язык у тебя, Никарий! Ровно у змеи подколодной. На кой тебе малец сдался, что ты на него поклёп за поклёпом возводишь?
— Государево слово и дело! — остервенело повторил толстяк, брызгая слюной. — Покушение на светлейшего князя. Вяжите его!
Сотник слегка пристукнул перекладиной меча о ножны и сказал, не глядя на вурдалака:
— Это серьёзное обвинение. Мы должны допросить отрока.
Грызняк тоже демонстративно сжал рукоять своего внушительного меча.
— Я мальца не отдам, — спокойно сказал он, и всем стало ясно, что это не пустые слова, что он костьми ляжет за мальчишку, но лишь после того, как его меч уложит здесь же любого, кто попытается этого мальчишку обидеть.
— Злоумышление против князя должно быть выяснено, — возразил сотник. — Ежели на отроке нет вины, ему боятся нечего. Допросят и отпустят. Взять его!
Воины не слишком решительно шагнули вперёд. Вурдалак потянул меч из ножен — и они остановились.
Это было здорово! Стёпка почти забыл о том, что хватать и допрашивать собираются именно его. Он смотрел на вурдалака с восторгом. Грызняк готов был в одиночку противостоять шестерым вооружённым воинам, защищая почти незнакомого ему мальчишку. И не пугали его ни вопли чародея, ни суровое лицо сотника, ни мечи в руках воинов. Вурдалак в Стёпкиных глазах был настоящим героем. Кроме того, от был его последней и единственной надеждой. Не устоит Грызняк, и уволокут «подсыла» в темницу, пытать и допрашивать. Пока там разберутся, пока вернётся Серафиан…
— Хочу напомнить достопочтимому сотнику, что Таёжный улус — не Великая Весь, а Летописный замок не вошёл ещё во владения светлейшего князя. И никогда не войдёт. Хочу ещё напомнить, что когда я слышу «государево слово и дело», у меня так и чешутся руки свернуть кое-кому шибко горластому его жирную шею… И не посмотрю, что ты чародей! — гаркнул он.
Никарий отшатнулся, запустил руку за ворот и за что-то там схватился. Тоже, видимо, носил на шее магический оберег. Ишь, как его перекосило всего. Испугался за свою шею.
На Стёпку никто уже не смотрел. Столкнулись две силы, и от их столкновения разлетались во все стороны почти видимые искры. Даже гоблины перестали ругаться и сидели в повозках, напряжённо прислушиваясь к происходящему. Давненько такого не бывало, чтобы князевы люди в открытую шли на вурдалаков.
— Не будем ссориться, — примиряюще сказал сотник. Доводить дело до открытого столкновения он, понятное дело, не собирался. Но и уступать тоже не хотел. — Отдай отрока чародею, воин. Нам он не нужен, мы лишь проследим, чтобы его никто понапрасну не обидел.
— Сдаётся мне, что я прослежу за этим лучше, — оскалился вурдалак, обнажая великолепные клыки. — На то я здесь и поставлен службу нести, чтобы ни одна мордастая сволочь не смела обижать невинных отроков.
— Подсыла защищаешь! — прошипел Никарий. — Супротив чародеев идёшь! Да ведомо ли тебе, кто велел сего недоросля поганого изловить?.. — он не договорил, рассчитывая, что все присутствующие — и вурдалак! — сами додумают высокое имя, каждый в меру своего разумения.
— Полыня! — вдруг догадался Стёпка. Его осенило, и он не удержался, ляпнул во весь голос. — Меня Купыря ещё предупреждал!
Это было точное попадание.
Никарий побледнел, его глазки забегали по сторонам, он никак не ожидал, что его так легко разоблачат. Сотник скривился и убрал руку с меча. И Стёпка подумал, что сотнику тоже хорошо было известно, кто приказал схватить лжеплемянника, и что княжьи воины стояли у ворот вовсе не из праздного любопытства.
— Вона как! — протянул Гвоздыря с угрозой. — А я-то в толк не возьму, почто на мальца все окрысились. Подсыл, говоришь… На князя злоумышлял… Я сейчас тоже кое на кого славно злоумышлю. Уводи своих людей, сотник, пока я им головы не поотрубал! Нету здесь вашей правды и воли вашей нету! А с этим продажным…
Что-то вдруг ослепительно полыхнуло синим. Стёпка зажмурился, а когда несколько секунд спустя открыл глаза, увидел совсем рядом торжествующую противную морду Никария. Толстяк тянул к нему руки, не обращая никакого внимания на стоящего рядом вурдалака. Грызняк был похож на статую. Он застыл в неудобной позе, устремив остекленевшие глаза куда-то поверх голов. Выскользнувший из его ладони меч с легким шорохом скользнул в ножны. Казалось, толкни сейчас стражника, и он упадёт, как падают сброшенные с постамента статуи, и разобьётся на куски. Проклятый чародей заколдовал его так, как пытался, но не смог заколдовать Стёпку Варварий. Опыта и магической силы у толстяка было, конечно, не в пример больше. И теперь Стёпка был беззащитен — и некому было за него заступиться. Даже подорожный страж, о котором он вспомнил только сейчас, почему-то не отозвался на его панический призыв и висел на груди бесполезным грузом. Где, скажите на милость, обещанная кое-кем магическая защита?
Никарий был похож на кухарку, собирающуюся изловить обречённую на суп курицу. Он присел и широко расставил руки, чтобы не дать «подсылу» ускользнуть, однако сам хватать его почему-то не спешил.
Стёпка вжался в стену. Отступать было некуда и ускользать тоже было некуда. Что делать? Никарий — не Махей, его ударом в живот не остановишь, потому что габариты не те. А ещё воины князя стоят, зубы скалят, весело им, что всем скопом мальчишку в угол загнать сумели.
— Сотник! — крикнул, не оглядываясь, чародей. — Вели освободить проезд! Гоните этих гоблинов в шею! Сопляка надобно поскорее вывезти из замка!.. Дыргаш, где ты, скотина? Уснул?
Над бортом ближайшей повозки показалась растрёпанная голова:
— Чаво?
— Хватай мальца, — велел Никарий. — В мешок его, и гони, куда велено. Дорогу тебе сейчас освободят. Шевелись, шевелись!
Мужик перегнулся через высокий борт и протянул к Стёпке похожую на лопату заскорузлую ладонь:
— Чичас я ево!..
Когда Стёпка услышал про мешок, у него в голове сразу прояснилось. От страха, наверное. Он не хотел в мешок — а кто бы захотел? И поэтому когда Дыргаш ухватился своими клешнями за ремни котомки и потянул Стёпку вверх, он не стал дёргаться. Он просто поджал колени к груди и с силой ударил подскочившего поближе Никария обеими ногами в необъятное брюхо.
