— Если он сам того захочет.
— Воистину так. Очень может быть, что мальчик обуреваем жаждой кровавой мести. Для Меровинга это в порядке вещей. Пока мы не переговорим с ним, ничего утверждать нельзя. Однако похоже на то, что до поры до времени монастырь для него — лучшее убежище.
— Монастырь Святого Мартина?
— Почему нет? От Розового замка до него рукой подать, и я сам скоро в нем затворюсь. Мы можем заночевать там по пути домой, и я переговорю с аббатом Теодором. Ох, глянь-ка, вон там, вдали, у горизонта — это, верно, уже Нант. А вот и Джошуа: он спустится вниз, разбудит принца и пригласит его разделить с нами трапезу. Надо бы с ним поделикатнее, Алиса. Одному Господу ведомо, что за горе и страх довелось пережить этому ребенку.
— Он совсем еще дитя, — практично отозвалась Алиса, — и, надо полагать, изрядно проголодался. Так что, думаю, Господь нас не оставит.
В большой каюте не было никого, кроме слуг. Они накрыли стол, а затем, по слову герцога, исчезли. Едва за ними закрылась дверь, как отворилась дверь внутренняя и вошел Хлодовальд в сопровождении отца Ансельма.
На мгновение всем показалось, что перед ними — Теодовальд: светловолосый мальчуган, хрупкий, но гибкий, как ивовый прутик. Те же стремительные движения, та же гордая манера держаться. Те же широко посаженные синие глаза, тот же выдающийся вперед нос, что у взрослого оформится в орлиный, вот только линия губ мягче, чем у старшего принца, и, по вполне понятной причине, этот ребенок не унаследовал братской озорной самоуверенности.
Он умылся и, как смог, привел себя в приличный вид, однако одет был по-прежнему в рубашку и тунику, изрядно перепачкавшиеся в пути: видимо, никакой другой одежды для беглеца в спешке прихватить не удалось. Хотя день выдался теплый, принц по-прежнему кутался в темный плащ, надвинув капюшон на самый нос.
Священник склонился к ребенку, прошептал ему что-то на ухо и, поклонившись герцогу, удалился. Мальчик нерешительно остановился в дверях.
Улыбнувшись, Алиса приподняла крышку над блюдом.
— Добро пожаловать, принц, к вашему собственному столу. Долго же вы спали! Да оно и к лучшему. Надеюсь, вы пришли в себя и проголодались? Не разделите ли с нами трапезу?
Герцог, сдвинувшись в сторону, указал на кресло с высокой спинкой в конце стола, но мальчик покачал головой. Он стремительно шагнул вперед и резким движением откинул капюшон.
Этот нежданный, исполненный драматизма жест потряс всех присутствующих. Оказалось, что волосы принца коротко подстрижены. Длинные локоны, символ королевской власти Меровингов, исчезли; густые пряди, прямые и куцые, неровно обрезанные, едва закрывали уши. Предполагаемый король Орлеана по собственной воле отрекся от престола.
Мальчик не произнес ни слова — застыл, прямой как стрела, высоко вскинув голову, с видом вызывающим и едва ли не враждебным, — должно быть, у принца из рода Меровингов неуверенность если и проявлялась, то только так. А пока Алиса и ее отец подыскивали нужные слова — да что там нужные, хоть какие-нибудь! — мальчик непроизвольно поднял руку, чтобы отбросить назад густую копну волос, и жест этот до боли напомнил Алисе старшего брата. Но ладонь принца встретила лишь жесткую щеточку обкорнанных прядей и скользнула вниз по открытой шее.
— Странно так, — неуверенно пожаловался он. — Холодно.
— Милый мой мальчик, — мягко отозвался герцог, — Думаю, сегодня ты сделал правильный выбор. Позже мы еще поговорим, а пока добро пожаловать, отдыхай и ешь.
Алиса лишь улыбнулась снова и принялась раскладывать снедь по тарелкам. Когда же герцог опять попытался усадить мальчика на почетное место, тот покачал головой и выдвинул для себя табурет.
— Я больше не принц, милорд. Это вам тут сидеть.
Мальчик и впрямь изрядно проголодался, и за превосходной трапезой скованность отчасти развеялась. И герцог, и Алиса избегали заводить разговор о трагических событиях в Париже, но Хлодовальду — возможно, как последствие недавно пережитого страха — не терпелось излить душу.
— Джошуа мне все рассказал. Мои дядья знали, что народ любит бабушку, так что им нужна была ее поддержка — или хотя бы видимость ее, — чтобы захватить наши земли. Конечно, они понимали, что по доброй воле бабушка королевства не уступит, так что подослали эту гадину, этого… эту тварь на службе у дяди… Аркадия из Клермона, чтобы тот обманом или силой добился от нее, чего надо. Но вы, возможно, уже все знаете?
— Не беда. Ты рассказывай дальше.
Мальчик отложил обглоданную ножку каплуна и вытер пальцы.
— Он заявился спозаранку. Накануне бабушка весь день и всю ночь провела в часовне, молясь за душу моего отца, и даже позавтракать еще не успела. Тут-то он и ворвался в ее покои и сообщил, что братья мои ныне пленники и им угрожает смерть, разве что они откажутся от своих притязаний на отцовские земли. Он показал королеве кинжал и ножницы и сказал, что иного выбора нет. Он кричал на нее. На мою бабушку! И никто не посмел поднять на него руку. У ворот толпились его люди, и, кроме того, королева не знала, где держат моих братьев.
Мальчик потянулся к кубку и пригубил вина, затем отодвинул блюдо в сторону. Ни Алиса, ни герцог не проронили ни слова, ожидая, пока принц закончит рассказ.
Хотя Ансерус уже слышал о происшедшем от Джошуа, в пересказе ребенка история звучала куда жалостнее и изобиловала подробностями, возможно услышанными от кого-то из присутствующих там слуг. Теперь герцог с дочерью узнали о том, как старая королева, изнуренная бдением, одержимая страхом за внуков, ослепленная яростью при мысли о предателях-сыновьях, повела себя несдержанно и с врожденным высокомерием. «Да пусть лучше умрут, чем примут постриг! Они — кровь Хлодвига! Они — короли!» — прокричала Хродехильда вне себя и неудержимо разрыдалась, но когда, несколько минут спустя после этой краткой вспышки, она готова была взять назад неосторожные слова, Аркадий уже выехал за ворота и во весь опор скакал ко двору своего повелителя.
Хлодовальд рассказывал почти безучастно, словно пережитое потрясение временно лишило мальчика способности переживать и чувствовать.
— Но мы слышали, заночевав как-то раз в пути, — я забыл, как называлось то место, но монахи отнеслись к нам по-доброму, — что тела моих братьев доставили в парижский собор Святого Петра и бабушка позаботилась о том, чтобы их там похоронили со всеми подобающими почестями, а люди плакали и все улицы убрали в траур.
— Но как такое могло случиться? — нарушила молчание изумленная Алиса. — Наверняка твои дядья…
