– Я могу помочь вам избавиться от этой повязки на лице, миледи Сорока. В обмен на эту услугу мне понадобятся три тысячи золотых и встреча с небезызвестной вам Гадюкой – желательно, не позднее завтрашнего утра.
Графиня вновь дотронулась до прикрывавшей левый глаз повязки.
– Ты можешь вернуть мне глаз?
– Я – нет. Но я могу попросить об этой услуге богиню Сионору. Она все чаще прислушивается к моим просьбам. А как богиня умеет исцелять, вы, графиня, видели на примере своей дочери.
– Зачем тебе деньги?
Слова графини прозвучали резко, уже без налета показной вежливости.
– Не для того, чтобы подкупить стражниц, – сказал я. – Не переживайте. Я хочу объявить награду за поимку посла моего королевства.
– Три тысячи золотых?!
– Да. Надеюсь, этой суммы будет достаточно.
– Полиция ее найдет, – сказала леди Сорока. – Обязательно.
– Не думаю, что это случится скоро, – сказал я. – А посол мне нужна срочно. У меня есть к ней пара вопросов.
– Я… сочувствую вашему горю, принц. Гадюку вам доставят на рассвете.
– А деньги?
– В течение часа. Уверена, Шеста не откажет мне в краткосрочном займе.
– Хорошо, – сказал я. – На лечение уйдет десять-двенадцать часов. Все это время вы будете спать. Я предлагаю сделать это сегодня ночью. Если только у вас на это время не запланировано других важных дел.
– Великолепно. Любые дела могут подождать. Нам понадобятся птицы?
– Нет. Только большой накопитель. Полностью заряженный. Для вашего исцеления богине не придется убивать. Сионора все еще слаба в этом мире. Но ее силы растут. Как и количество ее почитателей. Думаю, тот факт, что вы пытались уговорить великую герцогиню воздвигнуть для Сионоры отдельный храм, скажется на благосклонности к вам богини любви.
– Вопрос с постройкой храма решен, – сказала графиня. – Храм начнут возводить уже в следующем месяце. Шеста теперь сама настаивает на его строительстве.
– Замечательно, – сказал я. – Попробую донести эту весть до богини. Думаю, Сионора оценит ваши начинания. И обязательно откликнется на мою просьбу.
Глава 23
Мая вихрем ворвалась в комнату. Я тут же был зацелован и затискан ею, как плюшевый медведь. Понимая, что сопротивляться бесполезно, я стойко выдержал все издевательства. Они помогли мне поддерживать на лице маску скорби.
Пока Мая тараторила соболезнования вперемешку с признаниями в любви и последними новостями Академии, я мысленно проговаривал угрозы Ордошу, опасаясь, что тот вновь заставит меня обливаться слезами.
«Не буду, не буду, Сигей, — сказал колдун. — Успокойся. Мае безразлично, принц ты или крестьянин. Ее нам убеждать ни в чем не нужно».
Побыть наедине с женой мне позволили чуть больше часа.
Потом явились гвардейцы. Они занесли в комнату мешочки с золотыми монетами. Сложили их на большом столе.
– Графиня Нарынская спрашивает, когда вы сможете ее принять? — спросила одна из стражниц.
– Хоть прямо сейчас, — ответил я. — Передайте графине, что я готов принять ее в любое удобное для нее время.
Женщина кивнула.
Гвардейцы ушли.
— Принять? – сказала Мая. – Что это значит? И что это?
Она указала на горку из мешочков с монетами.
– Это золото, — сказал я.
– Какая прелесть. Зачем?
— Для дела.
— Какого? Ничего не понимаю. Что происходит?
-- Скоро сюда явится леди Сорока, – сказал я. – Мы будем просить богиню любви исцелить ей глаз.
***
Леди Сорока явилась не одна. Вместе с ней пришла великая герцогиня.
– Малыш, – сказала Шеста. – Не возражаешь, если я тоже поприсутствую?
Я не возражал.
Мая, Шеста, Сорока и я. Когда в комнате остались только мы четверо, я велел графине лечь на диван, к которому заранее придвинул кресло и небольшой столик. Занял свое место в кресле, установил на столе накопитель, поставил кувшин с вином и бокал. Сказал:
– Если у кого-то есть вопросы, задайте их сейчас. Потом я не смогу отвлекаться.
– Вы правда думаете, что Сионора вырастит Сороке новый глаз? – спросила Мая.
Я не успел ответить.
– У нас нет вопросов, малыш, – сказала великая герцогиня. – Мая, доченька, усаживайся рядом со мной. Не мешай мальчику.
– Но, мама!..
– Рот закрой, я сказала! Иди к маме. Будем смотреть вместе.
Графиня сняла с лица повязку.
«Да. Парой заклинаний мы не обойдемся. Готовься сидеть в этом кресле всю ночь», – сказал Ордош.
«Нам понадобится очень длинное стихотворение, чтобы изображать молитву. Надеюсь, ты поможешь мне его вспомнить», – сказал я.
«Можем обойтись и без чтения стихов».
«Нет. За такие деньги мы просто обязаны дать полноценное представление».
Я откинулся на спинку кресла. Положил правую руку Сороке на лицо, левую – на накопитель. Закрыл глаза.
«Ну, что? Готов?» – спросил Ордош.
«Приступаем».
– Сионора! – произнес я.
И заговорил по-русски, громко, торжественно:
– Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог.
Сионора! …
***
Сороку колдун усыпил сразу.
Маю – после полуночи. Волчица Седьмая уснула, положив голову на колени матери.
Шеста перенесла дочь на кровать. Пересела на стул поближе ко мне. Я всю ночь чувствовал на себе ее взгляд. Когда приподнимал веки, ни разу не заметил, чтобы герцогиня зевала или потирала глаза.
– Сионора!
Это слово я выдавил из себя уже с трудом.
Замолчал. Потому что почувствовал, как колдун влил в меня очередную «малую бодрость» и перестал плести заклинания. Я заморгал, прогоняя пелену с глаз.
За окнами начинало светать.
«Закончил?» – спросил я.
«Да. На этом остановимся. Не то мы ей не только глаз, а еще и хвост вырастим. Светает уже. Тебе тоже не помешало бы поспать».
Я убрал с лица леди Сороки руку.
– Все.
Великая герцогиня вскочила со стула, подошла ко мне, наполнила бокал вином.
– Попей, малыш, – сказала она. – Тебе нужно смочить горло.
– Спасибо.
Пока я пил, Шеста рассматривала лицо Сороки.
– Получилось? – спросила она.
– Процесс восстановления еще идет. И будет продолжаться примерно сутки. Нужно подождать.
– Но потом она сможет видеть и этим глазом?
– Я в этом не сомневаюсь.
– Замечательно. Сорока уверяла меня, что ты сможешь это сделать, но я не верила.
– Не я, а богиня.
– Да, да, малыш. Я так и сказала. Налить еще?
– Нет, спасибо.
– Вижу, ты устал, – сказала великая герцогиня. – Но я все же украду у тебя пару минут. Хочу тебе кое-что сказать.
Шеста взяла меня за руку. Ее пальцы, несмотря на то, что в комнате жарко, были прохладными.
– Ты мне нравишься, малыш, – сказала она. – Да и я тебе симпатична. Молчи, молчи. Что бы ты ни хотел сказать. Я женщина взрослая и неглупая и в поведении мужиков разбираюсь уж всяко лучше, чем моя дочь. Ты не похож на тех трясущихся от страха ничтожеств из мужских кварталов, с которыми я сталкивалась раньше. Я помню, как ты смотрел на меня, когда я навестила тебя ночью. Чего-чего, а испуга в твоем взгляде не было – та похотливая улыбка, что сверкнула тогда на твоем лице, дала мне понять, что ты обрадовался моему внезапному появлению. До сих пор по коже пробегают мурашки, когда вспоминаю, как ты на меня смотрел. Но… я теперь понимаю, малыш, что мне не суждено дарить тебе плотские удовольствия. Я догадалась, почему оба раза внезапно засыпала, так и не успев заключить тебя в свои объятия. И очень рада, что оба раза сумела проснуться. После того случая с отравлением я поняла, что в третий раз мне может и не повезти: я усну навсегда – терпение Сионоры не безгранично.
– При чем здесь Сионора? – спросил я.
– Твой брак с моей дочерью заключали у ее алтаря в «Храме всех богов», малыш. Всегда так делают. Это всего лишь дань традиции – так нам казалось раньше. Но теперь… мало кто из жителей великого герцогства сомневается, что богиня вернулась. И уж тем более, нет сомнений на этот счет у меня. Ты сам только что исцелением Сороки в очередной раз подтвердил то, что боги вновь становятся для нашего мира реальностью. Ведь так?
