Несколько стрелков целенаправленно били по глазам, но я словно предвидел опасность и отворачивал голову. Стальной шлем хорошо держал удары, и я почти не чувствовал контузию. А потом закончились стрелы. И хотя лучник из меня неважный, но степняки перестали нервничать из-за предполагаемой опасности и приготовились меня заарканить.
Два десятка всадников подъехали ко мне и начали скакать по кругу. Кое-кто раскручивал сплетенные из конских волос веревки. Первая петля пролетела мимо, зато вторая точно села на плечи и затянулась. Я дернул на себя и всадник вместе с лошадью упал на землю. Я совершил перекат и придавил степняка. Рывок за шею и я вновь на ногах. Обнажив длинный клинок, я встал в позицию «бык», и начал раскручивать его над головой. Острое лезвие рассекло несколько арканов, и кочевники снова начали стрелять из луков. Десяток стрел попал точно в грудь, и я ощутил, что кольчуга пропустила наконечники. Боли я почти не чувствовал, но во избежание новых ранений, совершил перекат и громко зарычал.
Лошади кочевников рванули в разные стороны, но умелые наездники смогли успокоить напуганных животных. Неожиданно на меня налетел всадник на высоком белом жеребце и в качественной броне. Он попытался насадить меня на острие копья, но я сместился и, дернув за древко, уронил его на землю. Конь поднялся на дыбы и попытался лягнуть меня копытами, но я сделал шаг в сторону и ударил его кулаком по морде. Жеребец завалился на бок и когда поднимался, я запрыгнул в седло. Усмирять коня, когда в тебя снова стреляют из луков не самая простая задача, однако я стукнул его между ушей и, взяв в руку двуручный клинок, начал размахивать им словно прутиком над головой, по ходу дела рассекая попадавшихся на пути наездников.
Сражаться таким клинком сидя в седле, нетривиальная задача – всегда есть риск, что заденешь коня и полетишь вместе упавшим животным на землю. Я перестал заниматься ерундой и начал колоть тех, кто приблизился ко мне на расстояние удара. Я гонялся за степняками, а они почему-то начали кричать и убегать от меня. Кочевники перестали стрелять и рванули к основному войску. Учитывая то, что я значительно больше и тяжелее предыдущего владельца, скорость передвижения оказалась ниже. Я продолжал мчаться на степняков, а они попытались сбежать. Не понимая что происходит, я придержал жеребца и огляделся.
Оказывается, пока степняки возились со мной, они пропустили приближение погони и теперь около сотни всадников в кольчугах и шлемах-шишаках рубили кочевников в спины. Осознав, что дела у них идут плохо, оставшиеся степняки, направившись по просеке, попытались скрыться. Они бросили добычу, надеясь на то, что преследователи успокоятся. Однако облаченный в качественную кольчугу предводитель из озерного края дал команду догнать и уничтожить всех противников.
Убегать от княжеских воинов я не стал, и сидел в седле, наблюдая за тем, как мои враги гибнут под ударами разъяренных дружинников. Воевать больше не хотелось. Я устал, и у меня болело все тело. Я пока не знал, насколько серьезно ранен, так как в горячке боя совершенно не чувствовал боли, но чует мое сердце, что скоро накатит волна непередаваемых ощущений.
Полсотни дружинников продолжили погоню, а сам предводитель в сопровождении десятка воинов подъехал ко мне. На вид ему было лет тридцать. Бородатое лицо пересекал старый шрам, а в серых глазах застыло удивление. Он разглядывал меня и, судя по всему пытался сосчитать стрелы, торчащие в кольчуге. Осознав, что выполнить поставленную задачу нереально, так как многие из них просто обломились, он перевел взгляд на разоренный лагерь горе-охотниц. Несколько воинов отправились в том направлении и когда вернулись, что-то тихо сказали предводителю. Он снял шлем, усмехнулся и спросил:
– Твой шатер?
– Почти.
– Там два десятка степняков лежат, – констатировал он. – Твоя работа?
– Почти, – ответил я и пояснил: – Один не мой.
– А этих стрелами тоже ты? – указывая на тела убитых мною кочевников.
– Да.
– И кто же ты такой будешь? – поинтересовался предводитель. – По виду паладин, а говор, как у ваннов. Ты из свиты королевы Эргалины?
– Почти.
– Странный у нас разговор, получается, – вздохнул он. – Я не слышал, что у Бар-дьйора есть воин, который способен перебить полсотни кочевников и остаться в строю. Ты же, если мы тебя вязать начнем, половину моих людей положишь. А мне дружинников под клинок подставлять не резон. И что мне с тобой делать?
– Понять, простить и отпустить, – предложил я.
Предводитель снова оглядел меня с ног до головы и усмехнулся.
– А давай! – воскликнул он. – Пусть никто не скажет, что Ермил неблагодарный воевода. Согласны со мной, братья мои?
Некоторые воины подтвердили, что воевода у них самый-самый, а я спросил:
– Шатер могу забрать?
– Кого хоть защищал? – уточнил Ермил, после того, как к нему подъехал один из воинов, который снимал пленниц с лошадей степняков. – Небось принцессу? Говорят та еще егоза. Шило у нее в мягком месте, вот и лезет, куда не попадя. Ох, и нелегкая у тебя задача! Я тебе не завидую.
– Молодая пока, – подтвердил я. – Замуж выйдет и остепенится.
– Далеко они хоть уехали? – поинтересовался воевода.
– Понятия не имею.
– Тебе помощь нужна?
– Благодарю, как-нибудь сам справлюсь, – нейтральным тоном ответил я.
– Ты же только принцессу защищаешь? В походы на наши земли не ходишь? – спросил Ермил. – Мне бы о таком воине доложили. Ну, бывай. Кстати, звать то тебя как? нужно же знать, о ком слово молвить.
– Благородный рыцарь Нихолор ли Косхéльт, но чаще зовут Мих-Костóнтис.
– Никогда не слышал, хотя, – задумчиво произнес воевода. – А ты в Озерске бывал? Говорят на днях там один старик ратников Громодора покрошил.
Я понимал, что если он служит этому богу, то меня точно прибьют, но лгать не хотелось. К тому же перед началом боя со степняками я мысленно попрощался с жизнью, поэтому сейчас утвердительно кивнул и сказал:
– Бывал и покрошил. Они много чего натворили. Мою подругу и дочку барона в подвале держали. Сами напросились.
– Я иногда молюсь Громодору, а вот старцев и братьев-ратников не жалую. Воины они неплохие, а вот как люди – гнилые.
– Не заметил, – пожал плечами я.
– Чего не заметил? – спросил Ермил.
– Мечами они машут красиво, но умирают как все. На них брони нет, и после первого же удара отправляются к своему богу, – пояснил я.
– Видать хороший ты воин, раз лучшие мечники озерного края для тебя как все, – усмехнулся воевода. – А может ну ее, эту принцессу? Переезжай к нам. У нас постоянно воевать приходится. То маркграф за долгами приходит, то степняки шалят, а иногда ванны поселения разоряют…
– Я обдумаю твое предложение, – произнес я. – Но пока у меня другая задача.
– Ермил, – крикнул один из дружинников, – тут один живой. Разряженный, как полководец. Видать его из седла скинули, вот он головой и приложился. Что-то там непонятное лопочет. Ты же их язык знаешь?
– Вроде того, – кивнул воевода и подъехал к владельцу белого жеребца.
Степняк с ужасом поглядывал на меня и говорил:
– Анамалаг-кхабатыр!
Я пока не очень хорошо знал речь кочевников, так что перевести его слова не получалось, однако Ермил, поговорив с ним, развернулся и сказал:
– Это сын хана Таргитая. Он утверждает, что ты бесстрашный и бессмертный воин. Он тебя копьем ударил, а ты выжил…
– Он промахнулся, – пояснил я. – Кстати, это его жеребец. Был.
– Оно понятно, – ухмыльнулся воевода и приказал дружинникам связать и увести пленника. После он повернулся ко мне и предложил: – А может, заедешь к нам? Тут недалеко. Мы праздник устроим. Не каждый день удается догнать этих грабителей. Они, гады, и летом и зимой начали к нам приходить. У меня невесту недавно умыкнули. Светличной звали. Рослая девка была. Боевитая и красивая.
– Сочувствую, но мне надо девочек догнать, – ответил я.
Что-то не хотелось мне задерживаться в компании этих дружинников. Надо раны подлечить, а показывать лечебный амулет нельзя, а то меня точно прибьют.
