И лишь после этого почувствовал, что дело было дрянь.
Рана в боку была несерьезной, до свадьбы заживет. А вот живот тяжелел и холодел. Хреновый знак.
Собрав остатки силы, я усилил “Берегиню”, распахнул окно и выпрыгнул со второго этажа, приземлившись на асфальт. Отпружинил, огляделся и потащился к машине. Холодно. Было чертовски холодно. И слабость накатила такая, что я едва мог шевелиться, а перед глазами все поплыло.
Устроившись на водительском сидении, задрал рубашку и оглядел рану. Внутреннее кровотечение, видать, потому как наружу из брюха вылилось немного.
Добраться до Петропавловки. Там встретят. Там помогут.
Только бы успеть добраться…
Глава 28
С трудом соображая, я завел мотор и направил Витю к набережной. Отсюда до Петропавловки было минут пятнадцать-двадцать езды.
Не терять сознание. Не отключаться. И…
Предупредить.
Из последних сил я потянулся к сознанию Корфа. На мое счастье, блок он не поставил.
“Вальтер… Макарович…”, — слова давались мне с трудом. — “Дело дрянь”.
“Что случилось?”
“Я ранен. Серьезно. Секретарша Перовской… Гречанка Пападопулу. Не знаю, что у нее было за оружие, но она смогла пробить им мои щиты. Ударила в живот. Я не ожидал… Как такое вообще…”
“Где ты сейчас?” — рявкнул у меня в голове Корф, но даже этот крик показался сейчас таким далеким, словно доносился до меня сквозь толщу воды.
“Еду… К вам… Боюсь, могу не успеть”.
“Держись, Михаил”, — коротко ответил шеф. — “Держись. Береги силы”.
Он мгновенно оборвал ментальный канал, а я, вцепившись в руль до белых костяшек, вырулил на набережную Пряжки, проехал мимо Новой Голландии…
Не терять сознание. Не закрывать глаза. Не поддаваться этому желанию провалиться во тьму. Я слабел с каждой секундой, и даже сила Источника, которую даровал мне Род, сейчас словно лилась в пустоту, куда-то мимо меня. Сколько бы я ни тратил этой силы, облегчение она не приносила. Руки слабели, ноги стали ватными, потеряли чувствительность и едва нажимали на педали. Холод пробирался все выше, сковывая, усыпляя…
Уже проваливаясь в забытье, я все еще пытался сопротивляться. Вроде бы даже свернул к обочине, ткнулся брутальной мордой в поребрик…
А потом стало темно. Просто тьма, а звуки доносились издалека и понемногу угасали. Внезапно все показалось бессмысленным, все мысли и заботы растворялись, и даже я сам словно растворялся в этом уютном мраке. Я потерял счет времени и не понимал, где находился.
Глупая смерть.
Но она принесла покой. Становилось теплее — понемногу холод отступал, а благостный жар опускался от головы все ниже, окутывая приятными ощущениями каждую клетку тела.
— Только попробуй мне сдохнуть, — донеслось издалека. — Еще чего удумал — помирать в самый ответственный момент, когда мы прижали им хвост. Хрен тебе, а не отдых, Соколов!
Тепло превращалось в жар, рану от стилета невыносимо пекло, но закричать я не мог — даже просто открыть глаза все еще не было сил.
— Да чтоб тебя! — выругались надо мной. — А ну очнись!
Что-то хлопнуло меня по щеке, но я не ощутил боли. И голос… Знакомый, женский, с характерными грубоватыми интонациями…
Грасс?!
— Странно… — проворчала девушка. — Что же с тобой сделали…
Юркие маленькие ладошки принялись ощупывать меня, обыскивали, и я чувствовал работу Благодати. Грасс, если это была она, принялась шарить по моим карманам и зашипела, наткнувшись на острие стилета.
— Ах вот оно что…
Судя по тому, каким легким стал карман, моя благодетельница вытащила и принялась разглядывать кинжал.
— Ну ты даешь, Соколов. Как ты умудрился нарваться на запрещенку?
Чего? Что она имела в виду?
Судя по звукам и шорохам, к Грасс кто-то подошел. Она перебросилась несколькими фразами с каким-то мужчиной — его голос тоже показался мне знакомым. Не совсем уж родным, но я точно его знал. Кто-то… Кто-то нужный.
— Давайте помогу, — сказал мужчина. — Видите же, что ваших сил недостаточно. Давайте вместе.
— Ах, черт с вами! Только быстрее! Вы видели вообще, чем его приложили?!
Жар резко стал невыносимым. В меня полилось столько силы, что мою телесную оболочку едва не разорвало в клочья. Все еще не открывая глаз, я заскрежетал зубами, замычал — но все равно я словно оставался за каким-то непреодолимым и невидимым барьером. Прямо как собака — все понимал, а ответить ничего не мог.
— Пошло потихоньку, — прохрипела Грасс. — Давайте еще!
— Но…
— Еще! Он крепкий. Выдержит.
Боль стала настолько нестерпимой, что я закричал. Сначала показалось, что орал я молча — только мышцы лица спазмировало, и моя рожа исказилась в беззвучном крике. Но затем я услышал голос. Свой. Вернее, не голос, а вопль.
— Отлично! И еще немного. Пробиваем пузырь, ввалите туда от души! — велел мужчина.
Я дернулся, спина выгнулась как у столбнячного, и чьи-то мощные руки придавили меня… к сидению? Боль стала понемногу отступать, а ко мне начали возвращаться все чувства.
— Хррр-хе! — откашлялся я и выплюнул сгусток чего-то противно-зеленого.
— Аллилуйя! — возопила Грасс и, схватив меня за волосы, принялась хлопать по щекам. — Доброе утро, герой хренов! Открывай глазки. Говорить можешь?
Я с трудом разлепил веки. Со стороны водительской двери надо мной нависала облаченная в мотоциклетную одежду Анна Грасс собственной персоной, а с пассажирской стороны на меня взволнованно взирал… Бестужев!
— Что за…
— Хороший вопрос, — Грасс устало положила руки на крышу автомобиля и свесилась ко мне. — Чертовски хороший вопрос. Скажи мне, милый, откуда у тебя в кармане оказался проклятый стилет? Которым, судя по всему, и сделали вавку у тебя в брюхе.
Все еще мало осознавая себя в действительности, я уставился на Аню:
— Проклятый?
— А ты не понял? Оружие, которому не может противостоять Благодать.
Я с мольбой взглянул на Бестужева.
— Гавриил Петрович, быстро езжайте к Перовской в особняк! Пападопу…
— Спокойно, Михаил Николаевич. Уже поехали брать.
Я выглянул на улицу через лобовое стекло. Густо потемнело, всюду фонари да неоновые вывески. А выезжал я, когда только начинало темнеть. Сколько же со мной провозились?
— У меня есть вопросы, — стараясь говорить ровно, сказал я. — Сдается мне, я не знаю чего-то важного.
Бестужев и Грасс переглянулись поверх моей головы.
— Все узнаете в конторе, ваше сиятельство, — отозвался дознаватель. — Аннушка, выручите?
Байкерша довольно осклабилась.
— Говно вопрос! Давно хотела прокатиться на этом чудовище. Ну-ка, Соколов, ползи на пассажирское.
— Благодарю, — кивнул дознаватель.
Я удивленно взглянул на него.
— А вы не с нами?
— Нет. Хочу лично осмотреть вещи Пападопулу. Мне только что сообщили, что ее взяли. Если у этой дамочки обнаружилось проклятое оружие, хотелось бы увидеть, на какие еще сюрпризы она способна.
Все еще ничего не понимая, я перелез на переднее пассажирское сидение, предоставив Грасс честь вести Витю.
— Только аккуратнее, — попросил я. — Он резвый и очень тяжелый. И незнакомцев не любит.
— Это мы еще поглядим, — Грасс ласково провела ладонью по лакированной поверхности торпеды. — Ты же мой хороший… Ты же мой зверюга… Давай познакомимся поближе.
Может это была хитрая особенность артефакторов, или же это именно Аня Грасс обладала особой аурой, но Витя совершенно не артачился. Эта тачка действительно казалась мне одушевленной или как минимум зачарованной — порой так проявляла характер, что невольно приходилось считаться с нравом Вити, словно он был самостоятельной личностью.
Мне он поначалу не давался и, словно ретивый конь, испытывал мои терпение и волю. Грасс же умудрилась его очаровать всего за несколько секунд. Мотор завелся ровно, машина отъехала от обочины и лихо влилась в поток на проспекте.
Я, оказывается, совсем немного не доехал до моста на Васильевский. Зато хотя бы умудрился аккуратно приткнуться на малолюдной набережной и никого не покалечил.
