ближе и велел прилечь.
— Зачем? — насторожилась я.
И только теперь осмысленно посмотрела на медный таз, что поставила помощница возле кровати. Потом на мужчину, протиравшего руки каким-то жутким настоем ржавого цвета, остро пахнувшего спиртом.
— Повелитель велел сделать вам кровопускание, чтобы дурная кровь вышла.
О, здравствуй, средневековье. Он сумасшедший? — хотелось спросить, но, видя серьезные лица и настрой лекаря проткнуть мне вену, отшатнулась в сторону.
— Спасибо, но это лишнее.
— Но повелитель приказал…
— Многоуважаемый… — я осеклась. А ведь ни разу даже не поинтересовалась, как зовут мужчину.
— Лекариус, — подсказал он и улыбнулся.
— Лекарь Лекариус, хочу вас заверить, что дурной крови во мне нет, и чувствую я себя превосходно. Вот сейчас заварю чай и лягу спать. Сон — лучшее лекарство от любых недугов.
И пока мужчина не спорил и не возражал, боясь гнева повелителя, я наскоро закидала тряпки и сверток с инструментами в его сумку, всучила ее в руки, взяла его под локоть и проводила к выходу.
Лекариус все же пытался возражать, но я была настойчива и божилась о своем прекрасном самочувствии, клялась, что если вдруг мне станет хуже, то я незамедлительно сообщу. И только после сотого уверения, что я в полном порядке, Лекариус и его растерянная помощница низко поклонились и, наконец, оставили меня одну.
***
Прошёл день. Я стояла у окна и смотрела на предвечернее небо. На чадящие костры и сизый дым, на многочисленные шатры, укрывающие днём от зноя, а вечером от прохлады. На людей, что с такой высоты казались муравьями, каждому из которых выделялось особая роль, сновавшими по уютному муравейнику. И остро чувствовала щемящую тоску и одиночество.
Вон в том углу готовили мясо на раскаленных камнях, и люди жадно топтались рядом, принюхиваясь к ароматам. В другом были танцы, и музыка изредка доносилась до моего слуха. Красивые девушки кружили на пятачке света от факелов. А чуть впереди кто-то устроил бои. Два силача пытались вытолкнуть друг друга за круг, очерченный пеплом и угольками из костра. Победитель вскидывал руки вверх и гортанно и свирепо верещал, ликуя от победы. И казалось, все так увлечены, что уже забыли о монстрах и вообще каких-либо горестях. И были по-своему счастливы. А что самое главное: они были полезны и кем-то любимы. Жизнь для них продолжалась и несла радость.
Интересно, они поверили в байку Ияра? Или, как Лекарь, при виде меня тоже начнут отрыгивать, как от прокажённой?
Дверь открылась практически бесшумно, и я вздрогнула, когда поняла, что уже не одна, и настойчивое дыхание щекочет шею.
— Ты прогнала лекаря?
— Прости, но расставаться со своей дурной кровью я не намерена.
— Почему ты насмехаешься? — мужчина действительно не понимал, что не так в его щедром предложении.
— Потому что никакое кровопускание не исцелит мне душу.
— А у тебя болит душа?
И взгляд глубокий, пронизывающий. Нет, я не видела его, но ощутила остро. Поёжилась. Стало неуютно, словно за моими мыслями подглядывают.
— Болит… Мне больно от того, что ты думаешь, что я виновница всех твоих бедах.
— А разве это не так? — Грубые мозолистые ладони легли мне на плечи.
— Нет! Если бы ты хотел меня услышать, возможно, всё было бы по-другому.
— Как?
Ияр поспешно развернул меня, и я увидела, как он плохо выглядит. Осунувшееся лицо с тем же оттенком серости, с залёгшими под глаза тенями и впалыми щеками, делавшие скулы еще острее.
— Мы бы могли любить друг друга, создать семью, детей. — Я невесело усмехнулась. — Но ты бежишь от меня, словно от яркого пламени, что пленит, но обжигает.
Лицо мужчины отразило душевные муки, а глаза — вселенскую печаль.
— Завтра всё закончится, на рассвете я признаю в одной из девушек свою солару.
— Рада за тебя… Извини, заранее не поздравляю — плохая примета.
— Опять язвишь.
Ссориться вновь не было ни сил, ни желания, да и ни к чему уже. Каждый из нас сделал выбор, остаётся только смириться и принять. Поэтому я отстранилась и прошла вглубь комнаты, туда, где неправильным пятном зияла астрономическая комната, до сих пор не укладывающаяся у меня в голове. Тронула карты звёздного неба, что были изображены на жёлтом пергаменте яркими чернильными пятнами.
— Любишь звёзды?
— Тебя это удивляет?
Конечно, у меня вообще не укладывалось в голове, как варвар может прикоснуться к наукам, неуместным в мире дикарей.
— Порой мне кажется, что они ближе, чем на самом деле. Стоит протянуть руку — и вот она, самая яркая звезда на небосклоне. — Взгляд Ияра устремлен вверх через стеклянный купол, а кажется, что на меня. Я вновь почувствовала себя неуютно и порывалась сбежать, но мужчина не позволил — приковал тихим шёпотом: — А ты знаешь, Оливия, как называется самая яркая звезда, указывающая путникам дорогу во тьме?
— Нет, — покачала головой, обошла стол и скользнула пальчиками по глянцевой поверхности прибора, похожего на чудной телескоп. По холодному камню столешницы.
— Солара… — как молитву, прошептал он.
Я обернулась, но и Ияр был сосредоточен, словно говорил о чём-то очень важном. И я, любуясь его профилем, наконец почувствовала себя свободно. Нет, Ияр не плохой, просто у него прошлое с оттенком горечи и ответственность за страну, народ. Она не позволяет ему сделать что-то безумное, дикое, что-то, что может не только перевернуть его мир, но и раскрасить жизнь новыми красками. Он просто боится. Сильный, могучий дракон боится взять на себя ответственность. Ответственность за хрупкую девчонку из другого мира. Мне кажется, он уже понял, что я не те страшные лунные девы, о которых передаются из поколение в поколение сказания, но свернуть с выбранного курса не может, тем более завтра всё действительно решится.
— Помню, в детстве моя любимая книга была «Маленький принц». Я зачитывала ее до дыр, могла рассказать наизусть, сыпать цитатами и мечтать, наблюдая за звёздами. За их перемигиванием, беззвучным шёпотом. И ждать, что маленький принц меня навестит.
— Он был со звезды?
— Да, планета настолько крошечная, что звалась астероидом Б-612.
— Что такое астероид?
— Неважно. Важно, что он так и не прилетел, и тогда я решила сама его навестить.
— Ты хотела сотворить разлом?
— Нет, я хотела, чтобы меня укусила змея. Понимаешь, маленький принц живёт очень далеко, а человеческое тело очень тяжелое, ему не преодолеть такое
