— Погорячилась она. Ладно, пойдем, чаем угощу. Горячим.
— А как же та тетенька цербер у дверей?
— Кто? Клавка что ли? — хмыкнула тетя Маша, — Пойдем.
Я немного с опаской вернулась в отделение. А тетя Маша просто провела меня мимо суровой тетеньки, не сказав той ни слова. У туалета мы притормозили, чтобы свежей воды в ведро набрать. Я заботливо предложила понести его, но ведро мне не доверили. Только швабру. И то радость.
До каморки мы добрели в тишине. Жутковатое ощущение. Идешь по пустому коридору, звук шагов отражается от стен, и мрачный тусклый свет моргает от перепадов напряжения. Я сразу все ужастики вспомнила. Не удивлюсь, если здесь какой-нибудь маньяк обитает.
— Больница и правда закрыта?
— Да что ты, нет, конечно. Просто новый губернатор для больницы деньги выделил, на ремонт. Вот все временно и перебрались в шестой корпус. Правда, с рабочими беда. Все узбеки. По-русски ни бе, ни ме. Как с ними изъясняться? Я им говорю одно, а они на своем тарабарском чешут. Хоть самой узбекский изучай.
Тетя Маша поставила ведро у стены, достала ключ из передника и открыла каморку.
— У вас здесь строго, — заметила я.
— А куда же без этого, Элечка. Черт его знает, что придет в голову этим рабочим.
В небольшой комнатке два на два метра, было тепло, уютно и пахло домашним печеньем. Жаль, я не догадалась торт купить или конфет. И правильно мне тетя Маша не поверила. Кто же ходит проведать знакомых с пустыми руками?
— Ну, рассказывай, — потребовала тетя Маша, наливая горячий чай в стакан.
— Да что рассказывать-то?
— Ведь не просто так пришла нас проведать.
— Не просто так, — созналась я, — Мне с Василием Петровичем поговорить надо.
— Так нет его.
— Как нет? — изумилась я и даже испугалась, — Умер?
— Тьфу тебе на язык. Живехонек он. Уволился.
— Как? Когда?
— А, аккурат в тот же день, как тебя выписали.
— Серьезно?!
— Все мы удивились, конечно, поохали, заведующая так вообще, чуть ли не плакала и на колени вставала. Ведь Петрович золотой души человек. А врач какой? От Бога.
— Да, что есть, то есть, — согласилась я. Весь месяц, что я лежала, в его смену никто не умер. А это для нашего реанимационного отделения очень существенный показатель. К нам всех свозили. После аварий, суицидников, наркоманов даже с передозировкой. Я думаю, это не просто везение. Те жуткие тени и плюгавый докторишка-кракен очень помогали им всем на тот свет отправиться, пока мы с Василием Петровичем не объявились.
Пока я размышляла об этом, мобильник зазвонил. Я достала его, глянула на дисплей. Егор. Объявился, наконец. Только не хочется как-то мне ему сейчас отвечать. Я сбросила звонок. Но телефон снова зазвонил, потом еще и еще, пока я не поставила звук на автономный режим. Пусть теперь с механической тетенькой беседует. Да, я злюсь. Пару часов назад я вот также пыталась дозвониться. Беспокоилась, переживала, но ему, по-видимому, плевать. Так пусть на себе прочувствует, каково это, когда тебя игнорируют.
— Парень? — участливо спросила тетя Маша. Я кивнула.
— Тот, ушастый?
— Нет. Ушастый — это Ромка. Просто друг.
— Хм, для кого друг, а для кого и не друг. Помню я, как гоняла его по этажу.
— И я помню, — улыбнулась в ответ.
Было дело. Ромка, если захочет, кого угодно достать может. Он даже ночью однажды пробраться ко мне пытался. По пожарному ходу. Тетя Маша тогда заметила и чуть не отхлестала его мокрой тряпкой. Ромыча спасли только длинные ноги и скорость, которую они умеют развивать.
— Значит, у тебя есть другой?
— Не другой, а единственный. Хотите, фото покажу?
Вчера я не удержалась и сфоткала Егора на катке. Он так смешно ловил снежинки. Да и вообще. Хотелось сохранить этот день не только в памяти.
— Хм, помню, помню его.
— Помните? — удивилась я.
— Да. Он тоже к тебе приходил. Весь взъерошенный, напуганный. Я тогда сразу подумала, что ты девчонка вертихвостка та еще. То один, то второй, то третий.
— Третий? — еще больше удивилась я, — Погодите, ко мне еще кто-то приходил?
— Приходил. Видный такой. Постарше. Серьезный.
— И когда это было?
— Да в тот день, когда ты поступила, и было. Я только из отпуска вернулась, захожу в реанимацию, а там ты лежишь. Синяя, вся в бинтах и гипсе. Живой труп. А он стоит и по голове тебя гладит. И взгляд такой…
— Какой?
— Любящий.
— Бред, — подскочила я, — Вы видимо ошиблись.
— Да чтобы я и ошиблась, — возмутилась тетя Маша.
— Да, тогда почему я его не видела ни разу? Или он только две недели комы ко мне ходил?
— Почему две недели? — воскликнула женщина.
— А разве не так?
— Не знаю. Но как тебя привезли, ты на следующий день и очнулась.
— Стоп. Вы утверждаете, что я шестого поступила?
— Ну да.
— Тетя Маш, вы что-то путаете.
— Да ничего я не путаю. Я же говорю, после отпуска вернулась, а тут ты.
— Так значит, я в ваш отпуск появилась, — попыталась найти разумное объяснение я.
— Да нет же, ты не поняла. Тебя привезли именно в мою смену. Я сама дверь держала, пока тебя из скорой катили.
— Это невозможно. Мне сказали, что…
Все. У меня сейчас взрыв мозга будет. Я встала, заходила по комнате, пытаясь хоть как-то привести мысли в порядок. Нет, я знала, что те фотки подлинные. А теперь это подтвердилось человеком, которому у меня нет причин не доверять. Две недели. Две чертовых недели. Что я делала эти две недели? Шлялась по клубам? Кстати, а что это за клуб был? Надо выяснить. И что здесь Егор делал?
— Не понимаю, почему Петрович тебе не сказал. Он ведь аккурат с тобой и приехал.
— Как со мной?
— На одной скорой.
— Это как? — в очередной раз за этот день удивилась я.
— А так. Тебя с задней двери везли, а он со стороны водителя вышел и за тобой следом. Бумаги заведующей сунул и в операционную.
— Понятно, — проговорила я, хотя самой вообще ничего понятно не было. Слишком запутанная это история. И сдается мне, только Василий Петрович сможет ее распутать.
— Мария Федоровна, а может…вы знаете, где живет Василий Петрович? — без всякой надежды спросила я. Вряд ли больничная санитарка может знать такие вещи. Это скорее в отделе кадров надо спрашивать, но кто подростку расскажет о таком? Вот именно, что никто. Значит, тупик. Но я недооценила замечательную тетю Машу. Оказалось, она живет в том же районе и дружит с хозяйкой квартиры, которую снимал, а может, и до сих пор снимает Василий Петрович. Хоть в этом удача мне улыбнулась. Надеюсь, это не единственный счастливый подарок, который преподнесет мне судьба сегодня.
