— Я не хочу бросать вызов графу Хортону, — продолжал Павел. — Ни сейчас, ни когда-либо в будущем. А сейчас я вообще не готов сражаться, даже если он нападет. Мне нужно время, чтобы освоиться с новыми знаниями, отработать навыки применения заклинаний. Вчера мне повезло, но в следующий раз может не повезти. Насколько я понимаю, Хортон намного сильнее и опытнее Трея.
— О да, — сказал Флетчер. — На два дня пути во все стороны нет воителей, способных на равных сражаться с лордом Хортоном. Кое-кто полагает, что у нашего повелителя достаточно силы даже на то, чтобы бросить вызов герцогу Хину. Не думаю, что вам будет разумно вызывать лорда Хортона на бой. Если бы мне было позволено советовать повелителю, я бы порекомендовал вам временно покинуть замок. У лорда Хортона будет время, чтобы спокойно разобраться во всем, успокоиться и принять взвешенное решение. Ему проще будет сохранить лицо, если он откажется от боя по зрелом размышлении, а не при первой встрече с вашим высоко… гм… с вами. Иначе другие воители могут обвинить его сиятельство в трусости, подумать, что граф испугался сразиться с захватчиком.
— Захватчик — это я? — уточнил Павел. — А я и не знал, что в вашем языке есть специальное слово для таких, как я. Я думал, воители повышаются в звании только по приказу повелителя.
— Обычно так и бывает, — согласился Флетчер. — Но иногда повелитель ошибается и не дает сильному воителю титула, соответствующего его достоинствам. Тогда обиженный восстанавливает справедливость самостоятельно. Но так происходит редко, и это считается упущением повелителя.
— Понятно, — сказал Павел. — Значит, так и решим. Я возьму с собой Ивернеса и Бригитту и уйду, например…
Флетчер неожиданно закашлялся.
— Прошу простить меня, но я не уверен, что вам следует сообщать мне место, куда вы собираетесь удалиться. Лорд Хортон по-прежнему остается моим повелителем. Когда он вернется в замок, он спросит меня, куда ушел захватчик, и мне придется ответить. Может получиться так, что лорд Хортон, ослепленный гневом, примет ошибочное решение зачистить вас.
— Ты считаешь, зачистить меня — это ошибочное решение? — спросил Павел.
— Конечно, — ответил Флетчер. — Прошу понять меня правильно, я не верю в легенду о потрясателе вселенной, я не считаю, что вам суждено низвергнуть империю в пучину бедствий. Пророчества могут сбываться, но могут и не сбываться, и несбывшихся пророчеств куда больше, чем сбывшихся. Я считаю, что, планируя будущее, надо руководствоваться не древними легендами, а собственным разумом. А мой разум подсказывает мне, что ваш необычный талант заслуживает пристального изучения. Когда лорд Хортон преодолеет естественный гнев, он поймет, что вы заслуживаете не зачистки, но возвышения.
Последние слова Флетчера породили в душе Бригитты какую-то неясную тревогу. Ощущение счастья, заполнявшее ее со вчерашнего дня, не то чтобы поколебалось, но…
— Куда уж мне возвышаться? — улыбнулся Павел. — Разве бывают титулы между бароном и графом?
Новый внутренний толчок. Бригитта поперхнулась кашей, закашлялась, потянулась за водой в кружке и сделала большой глоток. Стало легче. Но в глубине души начало шевелиться что-то неясное, похожее на червь сомнения, но не являющееся им, что-то другое…
— Нет, не бывают, — покачал головой Флетчер и снова улыбнулся. — Но лорду Хортону вряд ли суждено носить титул графа до конца своего пути. А когда лорд возвысится…
Третий толчок смел все внутренние преграды, сорвал с разума пелену заклинания, и Бригитта снова стала сама собой. Она посмотрела в свою память и ужаснулась увиденному.
— Демон! — закричала она. — Что ты сделал со мной, паскудный демон?! Будь ты проклят!
Утренняя прохлада сменилась дневным зноем, полуденное солнце жгло непокрытые головы и опаляло обнаженные руки. Предыдущее путешествие Павла в Фанарейскую волость проходило намного легче, тогда в составе отряда были маги, управляющие движением облаков. Это заклинание считается пустяковым, им владеет каждый воитель. Павел, скорее всего, был первым бароном в истории этого мира, неспособным защитить себя от палящего солнца. Неприятно, но что уж поделаешь…
Узкая и едва заметная тропинка, соединяющая Муралийский замок с Фанарейским, превратилась в широкую и хорошо утоптанную дорогу. По словам Флетчера, три тысячи холопов прошли по ней, занимая участки, освобожденные в результате тотальной зачистки. Вот и сейчас метрах в двухстах впереди неспешно тащилась небольшая группа холопов, человек примерно десять. Павла удивило, что они шли налегке, не неся на себе никаких вещей или припасов. Но если вдуматься, ничего удивительного нет — придя на новое место, они найдут все необходимое, а поголодать один день холопскому организму несложно, они к этому привычные. Также Павла поначалу удивляло, что рядом с дорогой относительно чисто, как будто бредущие стада холопов не испытывают естественных потребностей. Но загадка решилась просто — холопам положено облегчаться только на поля, справлять нужду на неплодородной земле считается не то чтобы преступлением, но очень неприличным поступком.
Но все это ерунда, гораздо сильнее Павла беспокоила Бригитта. Утром за завтраком внезапно распалось заклинание, наложенное на ее психику, девушка избавилась от наваждения и вернулась в свою привычную систему понятий. Она осознала, что совершила непростительное преступление, а то, что она была под заклинанием, подавляющим волю, не настолько смягчает ее вину, чтобы избежать зачистки. За один день Бригитта превратилась из привилегированной рабыни, будущей родоначальницы новой породы воителей, в презренную преступницу, заслуживающую лишь смерти.
Впрочем, нынешний статус Бригитты был весьма спорным. Если граф Хортон признает Павла своим вассалом, подарит ему любимую рабыню и закроет глаза на то, что Бригитта лишилась девственности до этого момента, а не после, преступление Бригитты перестанет быть преступлением. Ивернес полагал такой поворот событий весьма вероятным. Потому что Павел — не только преступник, но и обладатель набора заклинаний, среди которых могут быть неизвестные Хортону. А в такой ситуации Хортону удобно по-хорошему договориться с Павлом — если он атакует и победит, доступ к заклинаниям из книги барона Хайрона будет безвозвратно потерян. Если Хортон найдет способ вступить с Павлом в переговоры, не роняя своего графского достоинства, Павел сможет получить от графа официальное подтверждение баронского титула и впридачу к нему удел покойного Трея.
Однако Ивернес считал несущественным, пойдет ли Хортон на Павла войной или попытается договориться миром. Ивернес был убежден, что Павлу суждено потрясти вселенную до основания, что назревающий конфликт с графом Хортоном станет всего лишь мелким и незначительным эпизодом в начале пути потрясателя вселенной. Потрясатель должен осознать свои силы, собраться с духом, выработать стратегию и начать претворять ее в жизнь, а как и в каком порядке он будет это делать — неважно, окончательный итог деяний Павла предрешен древним пророчеством. От собственной воли демона почти ничего не зависит, он лишь центральная фигура пророчества, актер, играющий главную роль в пьесе, написанной кем-то другим. Какое-то время Павел думал, что «ду ду ду ду ду» подействовало не только на Бригитту, но и на Ивернеса, но на прямой вопрос мастер смерти ответил, что верил в потрясателя всегда, еще до встречи с Павлом. Похоже, тут дело не в заклинании, а в изначальной склонности Ивернеса к фанатизму, почти что религиозному, причем Павлу в этой фанатической системе уготована роль как минимум пророка, а то и бога. Это понемногу начало напрягать Павла, особенно его напрягали длинные речи Ивернеса, которыми он старался воодушевить потрясателя вселенной.
