Подойдя поближе, мул услышал визг и хохот каких-то неведомых животных. В лицо ему ударил ветер: он принес с собой нечто незнакомое – холодный мокрый туман. В воздухе пахло дождем, и теперь Рикус видел, что странное облако, окутавшее гребень, это верхушки могучих деревьев. Деревьев, которым не стоялось на месте. Деревьев, танцующих вместе с ветром. Но все равно деревьев. Перед ним был лес.
Мул даже не смог бы сосчитать, сколько раз, переваливая через очередной гребень, он ожидал увидеть впереди легендарный лес хафлингов. Но каждый раз его взору открывались все новые и новые голые горные склоны.
– Мы пришли! – радостно закричал Рикус, с улыбкой поворачиваясь к идущему за ним Агису.
Позабыв об осторожности, он указал рукой на зеленые ветви.
И тут его нога соскользнула. Рикус зашатался, взмахнул руками, и с криком повалился спиной в пропасть. Перед глазами мелькнули голубое небо, черная вершина горного пика, навстречу помчались мрачные глубины глубокого ущелья. Как сквозь сон, Рикус услышал крик Ниивы и Садиры, и даже, вроде бы, сдавленный возглас Анезки. Снова перед его глазами мелькнула скала, а на ней – сосредоточенный Агис, направивший на него руку.
Рикусу казалось, что сердце его перестало биться. Ужас неминуемой смерти сжал горло. Он мечтал (единственное желание, которое могло возникнуть в этот ужасный миг) умереть от страха. Умереть до того, как его тело красными каплями размажется по дну ущелья.
Мелькнуло небо. И пропало. Впереди под мулом возник большой черный круг. Рикус влетел в него, и холодный ветер пронизал его до костей. Проносясь по черному беспросветному туннелю мул еще успел поразиться, откуда он взялся. В следующее мгновение тело Рикуса рухнуло на землю.
Невыносимая боль пронзила каждый мускул, каждую косточку. Мул ожидал забвения, смерти, но как ни странно, боль не прекращалась. Он почувствовал, что катится вниз по склону. А когда движение прекратилось и Рикус открыл глаза, то увидел зеленые папоротники и черную землю у себя под щекой.
Маленькие сильные ручки схватили его за плечи. Рикус поднял взор. Мягкие, знакомые черты; широко расставленные глаза хафлинга.
– Анезка? – удивился он, поняв, что может дышать.
Полурослик нахмурилась; потом кивнула. Упершись ногами в землю, она усадила мула. Увидев, где он очутился, Рикус даже задохнулся от изумления.
Горы с этой стороны оказались даже круче, чем в долине Тира. Вместо голых желтых осыпей склоны тут были покрыты густым лесом. Громадные темно-синие ели качались в необыкновенном, бесконечно повторяющемся танце. Красные стволы, разделенные вращающимися сочленениями скрипели и стонали, принимая по прихоти ветра разнообразные, порой весьма причудливые формы.
Под этими необычными елями росли маленькие деревца (во всяком случае, Рикус решил, что это деревья) с большими круглыми стволами, покрытыми белой корой. Из верхушек этих шаров тянулись кверху длинные тонкие стебли с похожими на маленькие сердечки листьями.
Мох гирляндами свисал и с больших деревьев, и с маленьких. На его темно-красных нитях обильно произрастали и кучки красочных грибов – по форме напоминавших колокола, каждый размером с кулак Рикуса. А землю ковром покрывала желтая трава. Вдали мул разглядел больше десятка подобных, покрытых обильной растительностью гребней.
Рикус даже не заметил, как к нему подошел Агис.
– Извини за жесткое приземление… Хорошо, что Анезка пошла с нами, – продолжал он, не слушая благодарностей мула, – без нее мы бы никогда не нашли Нок среди всех этих зарослей…
Агис проснулся под звуки нежных трелей на фоне легкого шума дождя. Не открывая глаз, он перевернулся на другой бок и сладко зевнул. Он протянул руку, чтобы обнять Садиру, но вместо гладкой девичьей кожи его пальцы коснулись чего-то пухлого, теплого, покрытого жесткой щетиной. Трели сразу стали еще нежнее и мелодичнее.
– Кто здесь? – спросил Агис.
И тут он вспомнил, что, стремясь избежать поводов для ревности, они этой ночью договорились спать поодиночке.
Агис открыл глаза и прямо перед собой увидел шесть похожих на маленькие сапфиры глаз. А под ними – пара подвижных челюстей, деловито жующих комок собранного рядом с Агисом мха. Терлась друг о друга пара лоснящихся ног, издавая те самые трели, которые разбудили сенатора. Еще четыре ноги поддерживали похожее на барабан тело, на котором и покоилась рука Агиса. Сзади до самой земли, свисало большое ярко-желтое брюхо.
Вскрикнув, Агис поспешно отдернул руку и схватился за меч. Огромный паук поспешно забрался по тонкой блестящей паутинке в раскинутую над головой человека сеть. Там он и повис вниз головой, наигрывая нежную, успокоительную музыку.
Агис сел. Он с удивлением отметил, что кругом, несмотря на дождь, совершенно сухо. Подняв голову, аристократ с любопытством поглядел на поющего паука. Гнулись под порывами ветра высокие ели. Качалась тонкая паутина. Моросил дождь. И тем не менее, под сетью паутины было так же сухо, как под самой надежной крышей.
Оглядевшись вокруг, Агис заметил еще десяток подобных паутин. И под каждой, на конец тонкой нити, щипал мох большой мохнатый паук. И Рикуса, и Садиру, и Нииву прикрывали от дождя серебристые зонтики, Только Анезка, свернувшись в клубок, мокрая и дрожащая, спала прямо под дождем.
Паук над головой Агиса нерешительно тренькнул и, словно спрашивая разрешения, потянулся к земле двумя ногами. Хмыкнув, Агис спрятал меч в ножны. К его удивлению, он спокойно принялся за еду, наигрывая задними ногами тихую и задумчивую мелодию, изумительно подходящую раннему лесному утру. В отличие от рассветов Тира, жестокое солнце здесь пряталось в густом утреннем тумане, а свет был ласков и зелен.
Задумавшись, Агис поглядел на своих дремлющих спутников. Они спали беспокойно, беспрерывно ворочаясь с боку на бок, словно даже в объятиях сна сжимались в ожидании удара кнута… или, что более вероятно, мечтая о том дне, когда смогут сполна расплатиться с бывшими хозяевами.
– Что я здесь делаю, Певец? – спросил Агис у паука. Внезапно аристократ явственно ощутил огромную пропасть, отделявшую его от остальных спутников. – Мои предки сочли бы меня сумасшедшим! Рисковать именем и поместьем Астиклов ради каких-то рабов…
Паук игриво запиликал и, подойдя поближе к Агису, потерся о его ногу. Сенатор прекрасно понимал, что животному хотелось бы, чтобы его еще раз погладили, но это было выше человеческих сил. Каким бы дружелюбным ни оказалось гигантское насекомое, его облик все равно оставался слишком отвратительным.
– И однако, мы знаем, где правда, – продолжал беседу Агис. – Если бы мои предки поступали, как велит им честь и совесть, а не шли на поводу у страха за свою шкуру, нам теперь, возможно, не пришлось бы беспокоиться о зловещих планах Калака.