Кладник сел и опустил голову. Капеллан объяснил:
— Испугались они. Думали, что их последней оболочки лишат, цеплялись за то, что с погибших воинов отслаивалось — куски вашей материи. Да и Змею жалели: ведь это она все должна переварить. А там всего было… особенно один служитель был… много на нем крови святых и невинных было. Когда у воинов души засветились, я увидел, что у того души просто нет… отрава одна, но Кривь его уже проглотила… затрясло ее, закрутило. Магистр кинулся, но поздно. Налетели на него те, от которых мы оборонялись — все на одного, но он — молодец! Сначала кинжалом дрался, а потом бросил и вместе со мной молился. Расточились они, но Кривь совсем плоха. Жаль, что эти элементали наглотались дерьма всякого, особенно Злыдни. Вон как пьяные матросы… Вроде бы Кривь защищали, но их страх как магнит, привлек к ним массу гадости всякой. А поскольку они не люди, я не знаю, как им помочь. Если же не делать ничего, то они или станут вашими врагами, или погибнут, как Судьба предупреждала. Помнишь, давно, на источнике? Как теперь с ними быть?
Хранитель хотел уже что-то сказать. Но слова застревали в горле. В его голове проносились тысячи мыслей. Он думал о том, как он позволил себе влезть в такое дело и что будет теперь с его школами… Думал о том, как это неожиданно и слишком глобально для него. Нафига ему эти тысячелетние дрязги, он тоже подумал… Но его размышления прервало еще одно неожиданное появление.
На поляне материализовалась процессия.
Впереди шли рука об руку парень с девушкой, одетые в расшитые рубахи. В руках они держали что-то тканое, свернутое в рулон. Он был тяжелый, и край его свисал неровными лохмотьями. Узор на нем был нарушен, и были прорехи, но нити были новыми и чистыми.
За ними следовала фигура, окутанная плащом с капюшоном, опираясь на трость с камнем на рукояти. Не узнать ее было невозможно. Все притихли. Она уселась на пень, откинула капюшон и медленно обвела присутствующих продирающим до костей взглядом. Камень на ее диадеме отливал кровавым огнем с зелеными искорками.
— Ну, продолжим… — сказала она, как будто только что выходила на пять минут. — Несмотря на то, что произошло, все идет не так плохо. Смотрите, на поясе меньше гнили, появились новые узорчики. Красивые! — отметила она, медленно рассматривая полотно. Жаль такие резать! Но мало их, мало. Что ваш отец говорит? И как его здоровье? — спросила она у парня с девушкой.
— Лучше ему, лучше. Но слаб еще. Боимся, что все же не поправится, — перебивая друг друга, затараторили те. — Сказал, место новое, может, надо Криви, она гнездо хочет вить. Столько тысяч лет такого не было! Но, говорит, может не выйти ничего, она очень слабая и больная. И…
— Ну, скажите им всем, что надо делать!
— А что говорить? Отец сказал: все в старинах есть. Кто может что, тот и должен делать. Люди — праздники справлять да предков помнить. Волхвы и священники — молиться все вместе. Духи земные — свою службу нести. Если надо, то до конца. Рассказывать людям о том, что надо делать…
Женщина задумалась.
— Гнездо… Это меняет дело. Кто только из того яйца вылупится?
— А кто ж его знает, спадарыня… Нам то неведомо, и батюшке тоже. Да и яйца еще нет. Одна часть ее совсем больна. Но только ей всяко помочь надо. Вот мы и попросились вместе с тобой. И тебя просим, — они поклонились в пояс, — не губи!
— Как будто я в себе вольна…
Она надолго смолкла, глядя в костер. Потом медленно поднялась.
— Ладно. Спас скоро. Может быть… Только вы-то не подведите меня. Особенно ты, — она внезапно посмотрела в глаза Хранителю. — Какое-то время все на тебе будет. Но не забывай, что ты Хранитель. Не Хозяин, не ведьмак, а Хранитель. Это — не твое. Это — для всех. Справишься — не забудут про тебя, не боись. Оплошаешь — потеряешь все, не только жизнь. Болеть будешь вместе с ней, — она указала куда-то в землю. — Это чтобы ты лучше чувствовал, что надо делать. В помощь тебе остаются все твои Деды — и отцовы, и материны… Замирись с теми из них, с кем разошелся.
— А с кем это?
— А с кузнецовым родом. Кузнец теперешний слабоват, и на тебя все ляжет. Но он свою Кветку по своему собственному желанию Берегиням подарил, хоть и глуп еще. Может, как-то и повезет ему, хотя надежды мало… А ты и этот — она кивнула в сторону Магистра — только сладили свою. Отдать надо. Чтобы было понятней, скажу еще: это значит, что отдай всем самое дорогое, то, чему жизнь посвятил. Вот этот алхимик: открыл ему один… сиделец здешний, как этот камень добыть, а он за вашу Кривь заступился… Но еще думает о нем. Пока. А будет награда или нет — этого я не знаю. И не решаю.
— А нам что делать? — заголосили лесные жители.
— А вы уже делаете. — Она тепло улыбнулась. — Ишь, мелкота, нечисть, а себя не пожалели, столько тяжести забрали. Вон Берегини вообще прийти не смогли… Ладно, пора мне…
И снова за спиной у нее выросли тени крылатых псов, все озарилось радужным сиянием, и процессия растворилась…
— Ладно, — проговорил Хранитель, чтобы прервать паузу и не упустить главенство в собрании, а больше потому, что не знал, что сказать и не хотел уже никаких споров и вопросов, — всем отдыхать! Думать буду. Приходим в себя пока. А то, действительно, устроили митинг! Придумаю что-нибудь. Слышали: нормально все, по плану. Взялись, так закончим.
Тени одна за другой медленно растворились.
— Стой! — крикнул Хранитель капеллану. Ему вдруг стало мучительно любопытно. — А ты что так на Архангела Михаила похож? Вселился он в тебя, что ли?
На самом деле Хранитель проверял сам себя: если капеллан скажет, что да, тогда он, Хранитель, завтра навестит психиатра.
Однако тот рассмеялся звонким голосом:
— Смешной Вы, хоть и ведьмак! Куда мне до него! На этом плане мы все выглядим так, как те, кого мы зовем. Если они отзываются. Все выглядят так, что видно, что у них внутри. Да и вообще, все это — условности. У того, кого ты называешь Михаилом, знаешь, сколько имен? И сколько людей в этот момент взывают к нему? Считай, что я сейчас — только маленькое его пожелание нам удачи… Он мне немного силы своей дал, чтобы я справился… Не думай об этом, — и он растаял, а не взлетел, как ожидалось…
Хранитель немного успокоился. Оказывается, не так уже все и плохо. А что касается дерьма всякого — то это как раз по его части. Родная, так сказать, стихия. Вот же как Дед его наставлял: под ноги смотри… Но смутно тревожили мысли, что нужно что-то отдать… Что? Кому? Как по его, так и все неплохо, действительно, прав Кладник: СИЛЫ ХОТЬ ОТБАВЛЯЙ… ПРАВДА, КАК-ТО ТЯЖЕЛО ОН СТАЛ ВСЕ ЭТО ПЕРЕВАРИВАТЬ… Что там она сказала про эту Кривь? Она тоже что-то переваривает все время? И он вместе с ней?
