на полу, всматриваясь в крохотное окошко и напевая какой-то мотив. Она выглядела спокойной, словно продолжала сидеть по правую руку императора и слушать очередную лесть придворных. Эна почувствовала уважение и, в то же время, тоску.
Двери открылись, и в темницу проскользнул человек в темном плаще с ног до головы. Он остановился у камеры Нияти, схватившись за решетку.
— Я пришел за тобой.
Женщина улыбнулась, но так и не встала с пола.
— Я не могу.
— Нияти!
— Ты… пока тебе сложно понять, но скоро ты со всем разберешься. Запомни мои слова. Я ни о чем не жалею, если бы круговорот жизни вновь совершил оборот, я бы поступила также. Я люблю тебя, и это ничто не изменит.
— Пожалуйста, — голос мужчины прозвучал глухо, — прошу тебя, пойдем со мной. Я могу тебя спасти.
— Мой ответ — тот же, надеюсь, когда ты увидишь её, ты простишь меня.
Мужчина схватился руками за голову и упал на колени. Сама же бывшая жрица не пошевелилась, даже не взглянула в его сторону.
— Ты понимаешь, что погибнешь? Он не пожалеет тебя, несмотря ни на что!
— Я знаю, — Нияти улыбнулась и посмотрела на одинокую луну, виднеющуюся даже сквозь такое маленькое окошко, — я знаю, я всё знаю.
Мужчина сел на пол, спиной к жрице. Его лицо было невозможно рассмотреть из-за длинного темного плаща с капюшоном.
— Я знаю и то, что сейчас ты ненавидишь меня, — продолжила жрица, — но ты не знаешь всего.
— Так расскажи! — мужчина сжал кулаки, пытаясь сдержаться.
— Не могу, я дала слово.
— Ему?
— Да.
— В обмен на что?! Почему ты молчишь? Что он пообещал тебе за это?
Женщина ласково улыбнулась, но он этого не заметил. Эна видела, что его пальцы посинели, до того он стиснул их.
— Уходи теперь, мне достаточно того, что я тебя услышала.
— Нияти…
— Это мой выбор. Мы знали, на что шли, знали, что это не может длиться вечно. Верховная жрица служит лишь императору, в её жизни нет других людей, она — посредник между высшими силами и самим повелителем. Наивно было думать, что наше счастье будет долгим.
— Я могу спасти тебя, — повторил мужчина и сдернул с головы капюшон.
Эна громко ахнула, но тут её никто не мог услышать. Это было лишь воспоминание, прошлое, которое уже никогда не вернется, никогда не изменится.
Перед решеткой стоял ректор академии Балии, совсем молодой, но с таким безумным взглядом, с такой тоской в глазах. Сейчас он был невозмутимым и холодным, тогда же, много лет назад, он изо всех сил боролся с собой, чтобы не вызволить Нияти из темницы.
— Уходи…
— Не могу!
Жрица устало выдохнула и встала с холодного каменного пола. Босая, она подошла к нему, и, взявшись за решетку, потянулась к мужчине. Нияти что-то прошептала ему на ухо, и мужчина замер.
— Теперь ты понимаешь?
Он молчал, но Эна видела: то, что сказала Нияти, стало для него ударом.
— Она всё изменит. Я это видела. Всё, что происходит, было предначертано. Надеюсь, ты не забыл, что я — жрица?
Ректор дёрнулся и выскочил из темницы. А сама Нияти рухнула на пол и глухо завыла, однако, через секунду взяла себя в руки и высоко подняла голову.
Эна видела, как лунный свет падал на женщину, освещая её прекрасные черты, пусть и наполненные усталостью и муками перед грядущим. Она так хотела хотя бы прикоснуться к своей матери, ощутить хоть немного того настоящего тепла, о котором всегда мечтала. Но что-то мешало ей сдвинуться с места, сдавило её конечности стальными обручами, и этот страшный момент Нияти переживала одна, запертая в темнице, ожидающая своей смерти.
Видение померкло, и перед Эной площадь. Много людей, а впереди — там, на троне — фигура императора. Эна не видела его лица, и не знала, счастлив он или расстроен, но она прекрасно видела лицо своей матери, бывшей некогда жрицей Нияти, верховной, могущественной, единственной виной которой была любовь к другому мужчине.
Когда палач опустил огромный топор, Эна отвернулась, но воображение все дорисовало само. Девушка забилась и закричала так, что, казалось бы, даже те люди из прошлого услышали её.
— Эна! Эй, да очнись же! Помогите кто-нибудь!
Голос Дана? Значит, она вернулась?
Девушка с трудом открыла глаза, словно до сих пор боялась очутиться там, на площади. Но перед ней было лишь взволнованное лицо брата.
— Ты как?
Эна выдохнула и посмотрела за спину брата. Ректор академии Балии устало смотрел на неё. Знал ли он, что увидела она? Или только догадывался?
— Всё хорошо, я просто… перенервничала.
— Что ты увидела? — спросил Дан, и от Эны не укрылось, как дернулся ректор.
— Кое-что важное для меня, то, что я никогда не забуду, — сказала Эна и оглянулась, — мы остались одни?
— Да, твое видение затянулось. А я опять не рассмотрел ничего толком, непонятные обрывки, какие-то незнакомые люди. Мало, что понял.
Эна похлопала его по плечу и встала, несмотря на резкий приступ головокружения.
— Как вы себя чувствуете?
Эна обернулась к ректору, и почувствовала, что её губы задрожали. Она прикусила их до боли.
— Всё в порядке. Благодарю вас.
— Хорошо, — мужчина кивнул и вышел вслед за другими преподавателями.
— Так, что ты увидела? — тут же вскочил Дан, — ты так кричала, напугала тут всех.
Вместо ответа Эна крепко обняла брата, уткнувшись лбом в его плечо. Говорить сейчас не хотелось. Она желала лишь стереть тот страшный миг казни из своей памяти, но, в то же время, была и благодарна, что смогла увидеть свою мать.
Только позже, на следующий день она смогла рассказать всё брату. Скрывать от него не хотелось, да и пришла пора выговориться.
— Это ужасно. Император несправедлив.
— Возможно.
— Возможно?! Как ты можешь так говорить?
— Лишь потому что я до сих знаю не всё. Верховная жрица — второе лицо после самого императора, она видит прошлое и будущее, она передает людям повеления Богов, она…
— Не должна иметь иных желаний? — возмущенно спросил Дан, — не верю, что это говоришь ты!
Эна горько усмехнулась.
— Я никогда не видела её лица, и теперь я знаю, как она выглядела, какой была. Мне жаль, что я увидела её казнь, мне жаль, что она пошла на всё это из-за меня.
— Мы этого не знаем, — возразил Дан.
— Знаем, — устало сказала девушка, — она что-то сказала моему… ректору. Он должен знать, но спросить у него… Пока что это выше моих сил, мне нужно время.
Дан кивнул.
— Как думаешь, Амрит знал
