Татьяну и Семёна привели в дом, затем занялись трупом. Дотащить его до автомобиля и погрузить в салон оказалось делом нелёгким, учитывая, что Марина сама еле на ногах держалась.
— Чувствую себя ещё более подлой, чем утром, — Нонна поглядела ей в глаза. — Оставляю тебя с двумя больными людьми. Тяжко тебе придётся.
Марина многозначительно взглянула на Вадика, который с беззаботностью, которая совсем не вязалась с ситуацией, забрался на переднее сиденье «Газели». Он вёл себя так, будто ничего ужасного не случилось.
— Вам тоже не позавидуешь. Мальчишка совсем…
— Не будем об этом, — перебила её Нонна. — Вадик теперь мой крест, мне его нести. И вот ещё что… Я буду приезжать. И оплачу доставку дров, припасов, всего, что вам понадобится. Держись, Марина, слышишь? Как бы погано тебе ни было — стисни зубы и держись.
«Мне ничего иного и не остаётся, — мысленно ответила Марина, слабо улыбнувшись. — Я буду держаться. До весны».
Глава двадцать третья
Зима походила на сон, причём не всегда спокойный. Марине порой казалось, что череда однообразных дней слилась в один бесконечный и невероятно медленный путь сквозь морок. Она всегда любила зиму, ей нравились искрящиеся в солнечных лучах снежные шапки на деревьях, нравилась студёная свежесть. Но не в этот раз. Её не оставляло ощущение, что Варвара вот-вот вычислит деревенское убежище и пошлёт сюда монстров. Это уже начало походить на паранойю. Иногда Марина просыпалась посреди ночи, выходила на крыльцо и сканировала своим внутренним локатором пространство. И снег, и деревья, и небо — всё ей казалось враждебным. Мерещилось что вон там, во тьме, среди деревьев притаилось чудовище, которое она не способна увидеть с помощью своего дара. Особое чудовище, настоящий дьявол. Страх стал теперь постоянным её спутником, а бездействие только усиливало это разлагающее чувство.
Зрение Семёна возвращалось, но медленно. Марина накладывала ему на глаза компрессы из настоев целебных трав. Через полтора месяца после нападения той старухи, он начал различать очертания предметов. Это его очень взбодрило. Когда сумел разглядеть собственную ладонь, он ликовал и повторял как заведённый: «Я же говорил! Я же говорил, что снова буду видеть!..» Семён и до этого, даже будучи слепым, помогал Марине по хозяйству, а теперь начал помогать с большим воодушевлением и с большей пользой.
В отличие от него, Татьяна вела себя апатично. Порой она садилась возле окна и подолгу глядела на мир снаружи, при этом лицо её ничего не выражало, а взгляд был абсолютно бесстрастный. В такие моменты она ни на что не реагировала, если Марина к ней обращалась — молчала. А по ночам, во сне бормотала: «Я вижу их… чудовища… я вижу их…» Просыпалась в холодном поту и плакала. Время не слишком спешило с её лечением. Вот и январь миновал, а лучше ей не стало. Выходить на улицу боялась. Иногда Марине приходилось долго уговаривать сестру выйти на прогулку, да и гуляли только во дворе, потому что всё, что находилось за забором, вызывало у Татьяны панический страх.
— Там что-то злое, — истерично отвечала она на предложения прогуляться до леса. — Нет, нет, не пойду!
Лицо Татьяны покрывалось красными пятнами, глаза лихорадочно блестели, а губы тряслись, будто у неё зуб на зуб не попадал. Марина не настаивала, ведь где-то там действительно было что-то злое. И оно будет всегда, пока жива Варвара.
Зимние дни тянулись и тянулись. Одно радовало, Нонна сдержала слово и в деревенский дом служба доставки постоянно привозила припасы, а дрова, торфяные брикеты и керосин с избытком доставили ещё осенью. Особой нужды ни в чём не было.
Марина скучала по Нонне, или, скорее, нуждалась в ней, в её поддержке. И часто представляла, как она там? Как Вадик? Мысли, что у них не всё в порядке, категорически не допускала, а если такие думы всё же подкрадывались — гнала их прочь, ощущая злость на саму себя. У них всё хорошо, и точка! Только так! И она заставляла свою фантазию работать в этом ключе: ей виделось, что Вадик избавился от своего ненормального гнева и теперь… нет, мальчиком-одуванчиком он разумеется не стал, но и на малолетнего психопата перестал быть похожим. Нонна, конечно же, всё для этого делала — отвлекала от неправильных мыслей. Как? Да просто возвращала ему детство — водила в кино, покупала сладости, обсуждала с ним различные приятные мелочи… Марина понятия не имела, как вообще можно душевно искалеченному ребёнку вернуть детство, точнее, ощущение детства, но ей нравилось верить, что предположения, которые она делала, правильные. Так было проще, комфортней. Пускай хотя бы в её фантазиях у Нонны и Вадика будет всё отлично.
А реальность… да пошла она, эта чёртова реальность.
Зима закончилась, и уже в середине марта дела пошли на поправку. Во всех смыслах. Весна была ранней, она буквально вытеснила собой стужу и рьяно, и даже как-то агрессивно приступила к подготовке к своему царствованию. Снег таял стремительно, птицы ликовали, радуясь теплу. Татьяну теперь не приходилось уговаривать, чтобы та вышла на прогулку, она проводила на улице всё больше времени и как-то решилась дойти до околицы в сопровождении Марины и Семёна. Отстранённость в её взгляде улетучилась, и она всё реже просыпалась посреди ночи от ночных кошмаров. Возможно, время и повлияло на её состояние, но главным лекарем всё же стала весна.
И не для неё одной.
Фобии Марины исчезли. Она словно бы очнулась от муторного сна и теперь горела желанием покончить с Варварой и её выводком монстров. Ей было стыдно за давешние страхи, за паранойю, которой она поддалась в зимние месяцы.
Каждое утро Марина ходила к границе города. Путь был неблизкий, занимал часа два, но она наслаждалась каждым движением, каждым шагом. Так человек, поборовший тяжёлую болезнь, наслаждается итогами своего восстановления. Дойдя до указателя «Светинск», она ждала, но Дух города пока безмолвствовал. Марину это не расстраивало: молчит, значит время ещё не настало. А то, что время настанет, она нисколько не сомневалась.
— Куда ты постоянно ходишь? — интересовалась Татьяна.
Марина отвечала уклончиво, рассудив, что правду сестре лучше не рассказывать. Ну в самом-то деле, не говорить же ей, что в скором будущем предстоит встретиться с Варварой лицом к лицу. И неизвестно, кто из них двоих после этой встречи останется в живых. Татьяне такое лучше не знать, она только-только начала обретать душевное спокойствие. Сестра даже улыбалась, подставляя тёплому солнцу лицо, с наслаждением жмурясь в его лучах. Тогда и у Марины становилось чутка теплее на душе.
А вот от Семёна она ничего не скрывала. Его зрение значительно улучшилось, но окончательно не восстановилось, всё, что находилось в отдалении, он видел расплывчато. Впрочем, это не мешало ему рваться в бой. Уничтожение Варвары было для него навязчивой идеей. «Только когда она сдохнет, я почувствую себя свободным», — заявил он. Марина понимала, что, хотя он в зимние месяцы и вёл себя непринуждённо, но всё это было показное. Зима, разумеется, его угнетала, потому что стояла между ним и местью. Теперь же эта стена рухнула, осыпавшись талым снегом и превратившись в грязную слякоть. Он не знал точно, когда именно Варвара собиралась залечь в спячку, конкретной даты не было, каждую весну это случалось в разное время, видимо, в зависимости от погоды. И всё указывало на то, что королева монстров уже в ближайшие недели, а то и дни, спустится в свой бункер, чтобы не выйти из него до осени. Жаркое солнце загонит её туда.
В конце марта Марина дождалась своего часа. Как обычно, вместе с Семёном дойдя до указателя «Светинск», она увидела образ эстрады в парке. Место, где Нонна её познакомила с Духом города.
— Судя по твоему лицу, контакт состоялся, — заметил Семён.
— Состоялся, — не скрывая волнения ответила Марина. Она чувствовала себя так, словно после долгой разлуки наконец повстречала старого друга. Впрочем, отчасти так всё и было. Впервые она подумала о мистическом городском хранителе именно как о друге, а не как о союзнике. — Нам нужно в парк.
