погибнет от меча, и не важно — наёмник он, грабитель или воин храма. Взявший в руки оружие погибнет от оружия — таков закон жизни.
Так когда-то сказал Ишту — старшему храмовому мечнику — его друг Аяту. Аяту, который сегодня погиб именно так, как говорил. Смерть, достойная воина. Теперь Аяту — верный слуга не храма, а самого Джерта. Великая честь пополнить ряды божественного воинства! Но на душе у Ишту было сумрачно от тоски. И изо всех сил он старался этого не показать.
Сейчас старший мечник храма бежал во главе отряда спешников верных слуг и краем глаза следил, чтобы Карай не вырвался вперёд. Нет, ему было не жалко отдать молодому первенство. Но время юного порыва наступит позже, пока же главное — не спугнуть саворрийца.
А Карай нёсся, не чувствуя усталости! Глаза у него горели тем страшным огнем, который пугает людей сильнее оружия. Раб саворрийца, трусивший рядом, похоже, чувствовал гнев верных слуг, отчего то и дело испуганно озирался: боялся, что за нерасторопность его ускорят плетью.
Мелькали улицы и лестницы. Постепенно дома квартала рукодельниц сменились вычурными, аляповато украшенными особняками купеческих кварталов. Прохожие, попадавшиеся отряду на пути, торопливо уступали дорогу, кланялись и провожали мужчин обеспокоенными, полными любопытства взглядами.
— Там… за поворотом… — с трудом переводя дыхание, заговорил раб. Он ткнул пальцем в сторону лестницы, у которой заканчивался квартал торговцев и начинался квартал ремесленников. — Почти сразу ворота… ну такие облезлые, с голой бабой без сиськи сверху. За ними — дом старый, там никто не живет. На углу возле дома мы лаз в подвал и скрыли.
Он уперся ладонями в колени, пытаясь отдышаться. Того гляди, блеванёт.
Ишту осадил Карая, готового рвануться впереди всех к заветной цели. Мягко коснулся локтя, и молодой мечник сразу приостановился, выжидающе глядя на старшего.
— Теперь идём тихо, — Ишту повернулся к спешникам. — Арри, — обратился он к тому из воинов, что стоял ближе всего, — когда приблизимся, незаметно пройди и оглядись. И помним, — мечник обвёл отряд тяжёлым взглядом и с нажимом произнёс: — Только живым!
Мужчины вразнобой закивали, после чего, удобнее перехватив щиты, вытащили из-за поясов тяжёлые дубинки. Двое лучников достали стрелы с тупыми наконечниками. Напряжённый Карай терпеливо ждал команды старшего.
— Вперёд. Без звука, — Ишту снова придержал молодого мечника, чтобы тот пропустил спешников.
Впрочем, схватка, которой так жаждали оба верных слуги, не случилась. Едва отряд вышел из-за угла к дому, как мужчины увидели многоликую. Бледная Эная с прилипшими к лицу мокрыми волосами и в залитом водой платье с трудом шла по неровной мостовой, при каждом шаге повисая на руках невысокой тощей простолюдинки. Спутница бережно поддерживала деву храма, а на крысином лице было написано искреннее участие. И ещё страх. Животный страх.
В левой руке простолюдинка неловко несла узкий меч в ножнах.
— Кирга? — потрясенно вскинулся раб, который привел мечников в переулок. — Кирга!
Впрочем, женщина с крысиным лицом словно не услышала радостного вопля. Ее испуганный взгляд был прикован к верным слугам и метался с одного лица на другое. Ишту отметил и напряжение, и расширившиеся от ужаса глаза. А потом женщина рухнула на колени, уткнувшись лбом в мостовую. Руки с оружием она вытянула перед собой, да так и замерла, не решаясь двинуться вперёд. Лишь тряслась крупной дрожью от напряжения и страха. В это время Эная, оставшаяся без опоры, начала мягко оседать на мостовую. Ишту в два длинных прыжка преодолел разделявшее его и храмовую деву расстояние и успел подхватить многоликую у самой земли.
— Госпожа…
Мечник бережно прижал Энаю к себе. Та с трудом подняла тяжёлые веки, но глаза у неё снова закатились, и несчастная обессиленно ткнулась лбом в плечо своего защитника.
Позади неузнаваемым голосом зарычал Карай.
— Рассказывай! — он уже вздёрнул с земли простолюдинку и крепко держал за локти.
Меч у неё забрал кто-то из спешников, а женщина теперь как завороженная смотрела в горящие гневом глаза верного слуги.
— Господин, — лепетала она, — меня Киргой звать, я рабыня купца Кьен Тао, будь проклято его имя на всех языках! Это человек с чёрной душой! С очень чёрной, господин! Он всякое зло творил и меня заставлял! И бил, чтобы слушалась!
— Где он? — встряхнул собеседницу Карай.
— Убила я его, — испуганный лепет прервался. Женщина неотрывно смотрела в глаза мечнику.
— Рассказывай. Коротко и ясно, — приказал тот.
— Да-да, господин, — закивала Кирга. — Кьен Тао не был купцом, он многое делал, а я ему подчинялась. Но я не умышляла против Дальянии, и против далера, и против храма, всеми богами клянусь! Когда он верных слуг убил, а многоликая хотела закричать, он её ударил. Наотмашь прямо! Ой, я думала сердце у меня лопнет! А он и сам испугался, как заорёт: веди, мол, в убежище, тварь! Тварь — это он, значит, меня так звал. А у меня какое убежище? Только тут вот отнорок небольшой, я сюда и привела, другого-то нет. А потом… — она замешкалась, но теперь Карай её не торопил. — Потом он пыль какую-то достал, так вот к носу поднёс, втянул и задурманился, бормотать начал что-то. Я глядь — глаза пустые! Меч-то у него тут из-за пояса и дёрнула, — она подбородком указала на оружие, которое один из спешников как раз вытянул из ножен, — Дернула, значит, да и ткнула. Думаю: Джерт Всевеликий, помоги мне, вдруг сил-то не хватит! Но хватило. Он и упал. Кьен Тао, в смысле, будь его имя проклято на всех языках.
Она плюнула себе под ноги.
— Где он? Где тело? — снова встряхнул её Карай.
— Дак там… Куда ж ему деться? — удивилась рабыня. — Где убила, там и лежит.
— Карай, — Ишту повернулся к молодому мечнику, — возьми половину отряда, проверь. Если всё так — доставь тело в Храм. А я доставлю Энаю и эту.
Карай кивнул. Теперь он был собран и зол.
— Осторожней, — мягко сказал старший. — Может быть засада.
Мечник снова коротко кивнул.
— А ты, — повернулся Ишту к рабыне, — если солгала, скоро поймёшь, что ничего по-настоящему страшного с тобой ещё не делали.
Лицо женщины стало серым. Она шумно сглотнула и покачнулась. Впрочем, не упала, лишь губы закусила.
Слово «Миаджан» камнем упало в тишину покоев и заставило всех недоуменно переглядываться. Тихий голос Аурики, звучащий из уст девушки, назвавшейся Эшей, мешал принимать сказанное всерьёз. Несчастная, похоже, повредилась рассудком, сказав, что она и её брат бежали от чёрного колдовства из страны, которой много веков не существует.
Истр стоял чуть в стороне.
