Ознакомительная версия.
— Не белые и пушистые. — Пациент утомленно вздохнул. То ли начало сказываться состояние здоровья, то ли он просто устал повторять разным людям одни и те же аргументы. — И мы тоже не белые и пушистые. Но и не звери.
— Однако мы не способны на то, что двести лет назад устроили они!
— О, ты удивишься! Эдвин скривил губы в невеселой усмешке.
— Вот только не надо сравнивать! — вскинулась травница, отлично поняв, что он намекает на собственное недавнее положение. — Ты сам загнал себя туда, где оказался. Тюрьма — это ни в одной стране не сахар.
— Хочешь совет? Не болтай о тех вещах, о которых ничего не знаешь.
— И чего же я такого не знаю?
— Да я не собираюсь тебе рассказывать. Меньше знаешь, крепче спишь.
Тут Эдвин говорил правду: о том, что с ним случилось, он не рассказывал ровным счетом ничего, игнорируя не только намеки, но и прямые вопросы. Впрочем, Тамира особенно не старалась что-либо у него выпытать, сочтя, что прошлое пациента — это его личное дело.
— Тогда изволь основываться в споре на тех аргументах, которые можешь привести, — недовольно отозвалась девушка.
— Пожалуйста, — охотно согласился Эдвин. — Я был за Гранью, и меня там, как видишь, не съели.
— Зато, небось, завербовали, — хмыкнула Тамира.
— «Темный вестник» часто читаешь? — снова вспылил Эдвин. — Завербовали… Думаешь, там все только и думают, как бы навредить Оплоту? Да у них своих собственных дел масса. И темные там живут вполне нормально. Пальцем никто не показывает, за оружие не хватается.
— Ага, то-то они от такой идеальной жизни регулярно в наши «ненормальные условия» переезжают!
— Она не идеальная, — вздохнул Эдвин, удивляясь упрямству собеседницы. — Она не такая плохая, как пытаются изобразить в «Вестнике». Даже те самые приезжие, о которых ты говоришь, это признают. Мне доводилось обсуждать эту тему с парой-тройкой из них. И в Настрию я ездил не просто так, а чтобы посмотреть на все своими глазами. На государственном уровне притеснения темных нет. Есть отдельные чиновники, которые настроены против нас и позволяют себе лишнее. Они есть, не спорю. Зато правительство заинтересовано в воссоединении. А простым людям по большей части вообще все равно, какой цвет волос у соседа.
— И с какой это стати их правительство так воссоединения захотело? — подозрительно прищурилась Тамира.
— Чтобы перерезать нас всех, конечно, — язвительно отозвался Эдвин. — Послушай, тебе самой в голову не приходило, насколько наше разделение искусственно? — Попытки переубедить собеседницу он все-таки не оставил. — Светлые и темные — это ведь не разные народы, не разные расы, даже не последователи разных конфессий. Мы все — настрийцы, просто обладающие разными способностями.
При слове «настрийцы» Тамира встрепенулась, явно намеренная возразить, но Эдвин продолжил с еще большим напором, не давая ей вставить слово.
— Отделить темных от светлых — это все равно что поселить в разных странах пекарей и портных. Хорошо не будет ни тем, ни другим, потому что каждому человеку надо и есть, и одеваться. Да, пекарям жить будет легче, потому что еда важнее. Но рано или поздно и они ощутят дискомфорт. Мы нужны друг другу, Тамира. Нам не хватает их лекарств. Им — нашей анестезии. И это только пример. Я даже представить себе не берусь, чего можно бы было достичь, объединив их и наши возможности сегодня, с учетом развития современных технологий.
— Все, что ты говоришь, прекрасно, но это только теория. А что однажды случилось на практике, мы уже знаем. Ты можешь быть уверен в том, что это не повторится? Пусть даже не сегодня, а пару поколений спустя?
Эдвин посмотрел на нее как-то странно. Серьезно и… обреченно, что ли. Однако прежняя убежденность никуда не исчезла.
— Не могу, Тамира. — Кому-то другому он бы, наверное, ответил иначе. Но ей солгать не мог, даже в таком не слишком важном вопросе, как его собственная, субъективная, уверенность или неуверенность. — Я не могу поручиться за то, что произойдет пятьдесят или сто пятьдесят лет спустя. Не исключено, что политика светлых изменится, к власти придет очередной маньяк и для наших потомков настанут черные времена. Я очень надеюсь, что этого не произойдет, но гарантировать, конечно же, не могу. Зато я могу гарантировать другое.
Он склонил голову набок и выразительно посмотрел ей в глаза, словно пытаясь достучаться до глубин сознания. Тамира же отметила блестевшую на лбу испарину и нездоровый цвет кожи.
— Если мы не станем сотрудничать со светлыми, то вымрем значительно раньше, чем нас успеют настигнуть все эти гипотетические проблемы, — изложил ход своих мыслей Эдвин. — В Оплоте очень мало ресурсов, Тамира. Десять лет, в крайнем случае двадцать — и все. Всех этих новых поколений просто не будет. Так что из двух зол приходится выбирать меньшее. А для того, чтобы обезопасить себя и своих потомков на будущее, надо принять меры с самого начала. Сейчас, когда правительство Настрии на нашей стороне, а мы сплочены и географически, и морально. Именно сейчас надо позаботиться о том, чтобы в перспективе события двухсотлетней давности не могли повториться. Но это не повод сидеть взаперти и медленно, но верно угасать от нехватки ресурсов.
— Все сказал? — Тамира присела на корточки, открыв дверцу шкафчика, повозилась со склянками и вынырнула оттуда с наполовину наполненной кружкой. — Держи тогда.
Тщательно размешав порошок в воде, она вручила кружку Эдвину. Чтобы тотчас же снова отойти и заняться очередными порошками на длинной узкой доске, игравшей роль рабочего стола.
Сперва пациент не хотел принимать лекарство, с досадой наблюдая за прервавшей разговор травницей, явно так и не переубежденной. Потом все же выпил содержимое кружки. Запал сошел на нет, возвращая его к реальности и собственным малоприятным ощущениям. Стремление же открыть травнице глаза сменилось угрызениями совести. В конце концов, жила себе девушка и жила, никого не трогала. А тут он — с кучей проблем, да еще и с нравоучениями. Ей и так памятник при жизни надо ставить, за терпеливость…
— Слушай, я не хотел тебя обидеть, — примирительно обратился Эдвин к ссутулившейся над «столом» спине Тамиры. — Не знаю, что на меня нашло. Увлекся.
— Да ладно, я не из обидчивых, — фыркнула девушка, на миг полуобернувшись, но свое занятие так и не прервав.
Хватит, наболталась уже, а работа не любит, когда ее бросают на полпути.
— Нет, правда, — не ограничился первым покаянием пациент. — Не собирался я тебе здесь лекции читать. Хочешь, можешь меня и дальше поучать, я даже слова не скажу.
Ознакомительная версия.
