Ознакомительная версия.
– Да я, я! – нетерпеливо повторяла ведьма. – Не узнал, что ли?
– Нет.
– Ну дела! Это ж надо, своих не узнавать! Загордился? Клад нашел? – убежденно говорила Улита. Это был самый ответственный момент: подсечется рыба на крючок или нет. И рыба обычно подсекалась.
– Валя, что ли? Оля? Анна Валерьевна? – нерешительно спрашивал голос.
– Думай, думай! Пока холодно! – поощряла Улита.
– Ритка! Рит, это ты, что ли?
– Совсем холодно, – обижалась Улита. – Ну давай подскажу! Я еще в гостях у вас была!
– А, вы сестра Толика! Галя!.. – взвизгивал голос.
– Ну и ста лет не прошло!.. – хмыкала Улита. – Я у вас кое-что забыла!
– Серьезно? Да ничего вроде не забывала…
– Вспоминайте давайте! Заиграть решили, а? – весело спрашивала Улита.
– Да ты хоть скажи: что?
– Сами думайте!
Собеседник начинал сомневаться.
– Не зонтик, нет? Но он вроде давно тут висит!
– Он самый! И только попробуйте его потерять! Я скоро буду на танке в сопровождении роты спецназа! – говорила Улита и эффектно опускала трубку.
Иногда Улита творчески меняла концовку. После того как ее «узнавали», она вместо банального хода добавляла в голос интриги и говорила:
– Слушай, только ты не удивляйся. Я у вас в сахарнице кольцо свое золотое закопала.
– Кольцо в сахарнице? Зачем? – пугался человек.
– А шут его знает зачем. Навеселе была, а оно с пальца соскакивало. Посмотришь?
Примерно в трети случаев собеседник действительно соглашался поискать в сахарнице. И вот это был уже триумф. Вот и сейчас, когда Мефодий заглянул к ней, Улита переживала очередной триумф.
Она подскакивала на кресле, роняя конфеты, и орала:
– Ты глубже рой, глубже! Ложкой зачерпывай, а теперь пальцами пересыпай! Как нет? Слушай, а ты его не проглотил?
Заметив Мефодия, Улита брякнула трубку на рычаг. Игра начинала ей надоедать.
– Странные существа эти лопухоиды! Им нужна не суть, а лишь твоя уверенность в том, что ты знаешь суть. Твердый голос, немного тайны – и всё, они твои. И заметь – никакой магии, даже малейшей, чистая техника. Захоти я собрать все зонтики, сумки и косметички, что мне наобещали, – я заработала бы грыжу! Правда, возникли бы сложности с узнаванием. Все же способности к смене личин у меня меньше, чем у любого заурядного оборотня… Ты не помнишь, мы заказывали для них серебряные ошейники? А то они в следующую пятницу припрутся – все тут переколбасят, – заявила она Мефодию.
– Не помню… Слушай, зачем ты это делаешь? В смысле, зачем дразнишь бедняг? – спросил Мефодий.
Улита задумалась. Она грустно подняла с ковра упавшую конфету, сняла с нее пальцами прилипший волосок, подула на нее и съела.
– От микробов я не умру. Я умру от голода, – протянула она задумчиво. – Ты спрашиваешь: зачем? Хм… Ну вообще-то это забавно. И еще одна причина. Интрига… Я ведь страшна, как смертный грех! Нормальные парни не влюбляются в меня. А по телефону голос у меня наповал разит… Смекаешь?
– А магией влюблять не пробовала? – спросил Мефодий.
– С магией скучно. Запросто можно, но скучно… И потом, я еще пока не встречала такого, которого мне бы хотелось охмурить во что бы то ни стало и любой ценой… Вот за нос поводить – дело святое, – заверила его Улита.
* * *
Арей знаком велел Мефодию приблизиться. По его разрубленному лицу блуждала загадочная улыбка. Стрелка волос зловеще наползала на лоб.
– Как спал? – спросил он.
– Нормально.
– А новые друзья как?
– Классные ребята, с воображением. Думаю, мы сойдемся, – помедлив, сказал Мефодий.
Он догадывался, что Арей и без его рассказа знает о том, что случилось ночью в школе. Едва ли вообще что-то могло укрыться от взгляда барона мрака.
Арей не без одобрения взглянул на него.
– Отлично. Не люблю жалующихся людей, с охотой превращающих собеседника в эмоциональный унитаз. Таким тряпкам стоило бы прижигать язык уже после первого предупреждения… Теперь вот что. Этой ночью для тебя доставили из Канцелярии посылку. Не думал, что это произойдет так скоро. Обычно они тянут до последнего… Взгляни!
На пугающе черном столе Арея, в котором взгляд увязал, как в трясине, лежал длинный деревянный футляр. Арей толчком придвинул футляр к Мефодию.
– Открой его! – приказал он.
Мефодий откинул крышку. На бархате цвета засохшей крови лежал меч с узким лезвием. Рукоять, скромная и без узоров, была длиной примерно в две ладони Мефодия. Буслаев пригляделся. Меч был тускловат, имел около дюжины мелких зазубрин и одну глубокую. Конец меча был сколот наискось. Чем-то это напомнило Мефодию его передний зуб, и он улыбнулся.
– Возьми его! – потребовал Арей.
Мефодий протянул руку и коснулся рукояти меча. Барон тьмы испытующе смотрел на него.
– Ты что-нибудь чувствуешь? – спросил он.
– Не знаю… Ничего, наверное.
– Ни боли, ни отторжения?
– Нет.
– А как тебе сам меч?
– Неплохой. Но я, вообще-то, ничего в этом не понимаю.
– Недурно, – сказал Арей. – Было бы хуже, если бы ты стал с заумным видом рассуждать о балансе, пытался вращать клинок на самурайский манер или рассуждал о способах заточки. Тогда бы я точно понял, что из тебя никогда не получится толкового мечника. А теперь взмахни мечом!.. Несколько раз ударь по столу, футляру, креслу… Плевать на мебель!.. Ну!
Мефодий неумело занес руку с мечом. Тяжеловат. Рубиться на нем требует привычки. В реальной схватке он, скорее, выбрал бы боевой топор.
– Бей! – велел Арей. – Ну!
Мефодий неуверенно рубанул стул. Стул покачнулся, но так и остался стоять. На спинке появилась длинная трещина, но она возникла бы и от удара любой заостренной железкой.
– Ну! Бей еще! – страшно крикнул Арей.
Он продолжал пристально смотреть на Мефодия. Его явно интересовала не сила его ударов, не техничность, не чувство клинка, а что-то другое. Что-то, о чем знал только он, барон мрака.
Мефодий два или три раза ударил мечом стул, отнесшийся к этому избиению равнодушно. Потом, постепенно входя в раж, уколол стену и разрубил раму парадного портрета горбуна Лигула. Изображенный маслом Лигул брезгливо отряхнул с лат осколки стекла и, урча как вурдалак, которому погрозили осиновым колом, медленно направился к краю портрета. Арей захохотал. Лигул, точь-в-точь как живой, поправил криво нахлобученную голову, искоса взглянул на мечника и исчез за разрубленной рамой.
– Браво, юный друг мой! На одного шпиона меньше, да только тут их добрая дюжина, – одобрил Арей.
Мефодий отвлекся, слушая его, забыл о занесенном мече и хотел уже машинально опустить клинок, как вдруг меч, не то чтобы против воли его руки, но точно по заговору с ней, описал дугу и легко, почти играя, разрубил толстенную столешницу. Стол покачнулся на кривых ножках и развалился на две части.
Ознакомительная версия.
