Сергей Фомичев - Конвой

Протерев для верности руки вонючим раствором, Висмут закрыл чемоданчик.

— Обычный мертвец туповат в сравнении с упырём, — добавил он. — Однако этим кто-то вложил толику разума. По крайней мере, выглядят их действия осознанными.

— Кто-то?

— Вот именно. Это и есть главный вопрос.

Подумав над результатами своих изысканий, Висмут собрал у людей оружие, вытащенные из мертвецов стрелы, даже косу, какой орудовал Тимьян. Всю эту груду оружия колдун принялся обкуривать травами и читать непонятный наговор.

— Клинки жаждали крови, а рубили мёртвую плоть, — пояснил он позже. — В некотором роде они не получили удовлетворения. Клинок с норовом может затаить досаду на хозяина и подвести его.

Пока Висмут очищал оружие, бородачи успели возобновить затоптанный костёр. Чабрец водрузил котелок, вылил в него вина, сыпанул гвоздику, душистый перец, ещё какие-то пряности.

По приказу сержанта Томило привёл к костру мужика. Того трясло. Но не мелкой дрожью, как трясёт от пережитого волнения или страха. Он содрогался через равные промежутки времени всем телом, как будто всякий раз натыкался взглядом на нечто мерзкое, неприятное.

— Как зовут тебя, парень? — спросил Чабрец, разливая ароматное варево.

— Радик.

— Натерпелся ты там страху-то? — сержант протягиваяему кружку.

Тот обнял кружку ладонями, уставился в центр костра, то ли пронзая пламя взглядом, то ли поглощая его. Потом произнёс.

— Страху, говоришь, натерпелся? Нет. Страшно было, конечно, но поверь мне, добрый человек, боязнь за собственную шкуру — это пустяк. А вот когда твоя родня, твоё дитё, твоя кровинушка выпускает зубы и бросается на тебя, а ты понимаешь, что ничего человеческого в ней уже не осталось, одна только внешность, но эта внешность не морок какой-нибудь… Вот тутстановится по-настоящему жутко. И сердце плющит молотом, когда собственными руками вонзаешь осиновый кол в родную плоть.

— Откуда они тут появились? — спросил Висмут.

— Уж и не знаю, — покачал головой мужик. — Те, чтосейчас навалились, они вообще не из здешних. Своих мы как раз накануне добили. А тут возвращались с поля, эти и подоспели. Нас в живых-то оставалось полдюжины. Теперь вот я один.

Радик замолчал, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.

— Чернильников колдовство? — предположил Рыжий.

— Может да, а может и нет, — Висмут задумался. — Неужели и впрямь могила здесь чёрная? Она способна издалека мертвецов приманивать. А что, добрый человек, не слышал ты рассказов о колдуне похороненном или о могиле какой беспризорной?

Тот помолчал ещё немного, пытаясь взять себя в руки. Глотнул вина.

— Нет, не слышал про такое. А вот болото, что за этим леском, оно и правда гиблым всегда считалось. Хотя на моей памяти никто там не пропадал, но и ходили ведь мало. А старики рассказывали, что нечистое оно. Почему — не объясняли, сами не слишком помнили.

Слушая разговор, Волошек разглядывал карту. Затем отозвал в сторонку штабных.

— Что с этим селянином будем делать, с собой возьмём? — сразу спросил Чабрец.

— Куда ж его девать, — согласился Рыжий. Волошек кивнул равнодушно.

— На Духмяном тракте следов нет, — объявил он скорее Жирмяте, так как прочие сопровождали его в разведке. — Стало быть, чернильники, если они всё ещё наступают, прорываются через Хмарную Сторону.

— Удобное место для засады, — заметил Рыжий. — Если договориться с местными племенами, то дорогу можно атаковать, прикрываясь туманом. Не самим нам, конечно. Эх, жаль сгущёнки не взяли: помнится, Дастин быстро сговорился с аборигенами.

Висмут кивнул.

— Мы не пойдём туда, — сказал вдруг Волошек.

— Почему?

— Пока в стане врага смятение, вызванное переменой Покрова, я хочу подобраться поближе к Альмагарду. Мы пришли сюда не как коты, но как мыши. Нам нестоит затевать второй фронт. Гораздо умнее пробраться в самую серёдку и тихонько перегрызть приводные ремни вторжения.

Чабрец принял такую стратегию за чистую монету, Висмут посчитал, что Волошек чересчур мудрит, но равнодушно кивнул, и лишь Рыжий догадался о подлинных причинах.

— Слушай, — сказал он, когда друзья остались вдвоём. — Это опять из-за Ксюши? Ты отказываешься от верной возможности ударить по чернильникам только из-за того, что тебя манит женщина?

— Мы будем действовать так, как решил я, — заявил Волошек.

— Чёрт! Приятель! Я не узнаю тебя!

— Я, Рыжий, и сам себя не узнаю.

Он не лукавил. Смутная цель в виде смутных же чувств мобилизовала его куда вернее обычных воинских инстинктов. Иррациональный аргумент «я должен!» овладел сознанием, прогнав оттуда все прочие резоны, а обычно рассудительный Волошек принялся искать горы, что ему предстояло свернуть.

Мертвецы, которых члены отряда по привычке называли упырями, рыскали под Покровом большими стаями. В их передвижении не усматривалось никакой системы. Следы пересекались, расходились по сторонам, исчезали в лесах, чтобы затем вынырнуть возле очередной деревеньки и обернуться жуткими картинами кровавой резни. Ватаги опустошали селение и уходили дальше.

— Странная всё же нежить, — заметил Жирмята. — Она тупо разоряет деревни, но не задерживается, уходит дальше, хотя пропитания хватило бы в любом посёлке надолго.

Волошек, к которому обращался Рыжий, промолчал, но разговор поддержал Чабрец.

— Что значит: хватило бы? — спросил он.

— Они ведь, как бы это сказать… Скорее холоднокровные, чем теплокровные… Выходит, и пищи для поддержания их хм… нежизнедеятельности нужно не так уж много. Они могли бы пастись возле одной-единственной деревеньки неделю, а то и месяц. Чего зря по болотам носиться?

— Ну и? — сержант мало что понял из путаных объяснений Жирмяты.

— Я что хочу сказать… Такое ощущение, будто нежить нарочно спустили с поводка.

— Ты недалёк от истины, — кивнул Висмут. — Такие лишённые смысла разбои, тем паче дневные… Не припомню, чтобы мне встречалось в хрониках нечто подобное.

— Чернильники? — Рыжий вернулся к своим подозрениям.

— Возможно. Или кто другой решил воспользоваться оказией, чтобы свести с людьми счёты. В любом случае, тот, кто выгнал такую прорву нежити из могил, сделал это с определённой целью. Ведь не ради развлечения такая бесовщина устроена?

Волошек не прислушивался к разговору. И ночью, когда он смыкал глаза, и сейчас, на полном скаку, перед его глазами мельтешили фрагменты карты, топографические и магические значки и картинки из прочитанных книг.

Три года потратил он на изучение Покрова. Карта, (оставшаяся в наследство от Дастина, стала основой, но детали приходилось выуживать по крупицам, перекапывая отцовскую библиотеку, а во время учёбы — залежи академического архива. Стражи Покрова скупо делились сведениями с заезжими учёными или путешественниками. В трактатах встречались намёки, гипотезы, но чёткую систему предстояло создать самому.