— Как то?
— Психопроба.
— И если она покажет его несогласие с Небесами — что тогда?
— А нельзя ли затронуть и изменить сам его мозг — например, Владыка Мара…
— Я никогда не подозревал, что ты подвластна сентиментальности, богиня. Складывается впечатление, что ты больше всех озабочена, чтобы он продолжал жить, в любой форме.
— Может быть, так и есть.
— Ты же знаешь, что он при этом может… гм, весьма измениться. Если с ним это сделать, он станет уже другим. Его «талант» может полностью исчезнуть.
— На протяжении веков все люди меняются естественным путем, меняются их мнения, верования, убеждения. Одни части ума могут спать, другие пробуждаться. Талант, я уверена, уничтожить трудно — пока продолжается жизнь. Лучше жить, чем умереть.
— Меня можно убедить в этом, богиня, — если у тебя есть на это время, обворожительнейшая.
— Сколько времени?
— Скажем, три дня.
— Тогда — три дня.
— Давай перенесем дальнейшее рассмотрение этого вопроса в мой Павильон Наслаждений.
— Отлично.
— А где нынче Господин Яма?
— Работает у себя в мастерской.
— Долгосрочный, полагаю, проект.
— Не менее трех дней.
— Хорошо. Да, для Сэма могут остаться кое-какие надежды. Мне придется все это получше обдумать, но я уже могу оценить эту идею. Да, вполне могу.
Восьмирукая статуя синей богини играла на вине, и под звуки музыки прошли они через сад тем летом.
Хельба обитала на самом краю Небес, там, где начинались дикие дебри. Столь близко от леса расположилась ее резиденция, именуемая Грабеж, что звери прокрадывались прямо за прозрачной стеной, задевая ее на ходу, а из комнаты, называемой Насилие, можно было разглядывать затененные лесные тропы.
В этой-то комнате, стены которой были увешаны украденными в прошлых жизнях сокровищами, и принимала Хельба гостя по имени Сэм.
Хельба был/была богом/богиней воров.
Никто не знал подлинного пола Хельбы, ибо была у него/у нее привычка менять его при каждой инкарнации.
Сэм поглядел на гибкую темнокожую женщину, одетую в желтое сари с желтым покрывалом. Как корица были ее сандалии и ногти, золотою диадема в черных как смоль волосах.
— Я симпатизирую тебе, — сказала Хельба нежным, словно мурлыкающим голосом. — Но только в те сезоны своей жизни, когда я воплощаюсь мужчиной, Сэм, обретаю я свой Атрибут и иду на настоящий грабеж.
— Ты, наверно, и сейчас можешь принять свой Облик.
— Конечно.
— А овладеть Атрибутом?
— Вероятно.
— Но ты этого не сделаешь?
— Нет, покуда я в женской форме. Мужчиной я взялся бы украсть что угодно откуда угодно… Посмотри-ка туда, на дальнюю стену, там висят некоторые из моих трофеев. Огромный плащ из синих перьев принадлежал Шриту, главарю демонов Катапутны. Я стащил его прямо у него из пещеры, когда заснули усыпленные мною его неусыпные церберы. Меняющий форму самоцвет я выкрал не откуда-нибудь, а из самого Купола Нестерпимого Зноя; я карабкался по его своду, цепляясь присосками, которые приделал себе к запястьям, коленям, к обуви, а подо мною Матери…
— Хватит! — сказал Сэм. — Я знаю все эти истории, ты же рассказываешь их все время. Прошло уже так много времени, с тех пор как ты совершил по-настоящему дерзкую — как когда-то — кражу, что тебе приходится все чаще повторять рассказы об этом. Иначе даже старшие из богов забудут твою былую ушлость. Но я вижу, что обратился не по адресу, и попытаю удачу где-либо еще.
Он встал, словно собираясь идти.
— Подожди, — заволновавшись, сказала она.
Сэм замер.
— Да?
— По крайней мере, скажи мне о замышляемом тобою ограблении. Может, я помогу тебе советом…
— Чем может помочь мне даже лучший твой совет, Владыка Воров? Мне не нужны слова, мне нужны действия.
— Может быть, даже… рассказывай!
— Хорошо, — сказал Сэм, — хотя я и сомневаюсь, что тебя заинтересует столь сложная задача…
— Ты можешь пропустить все эти детские психологические уловки и сказать мне, что же ты хочешь украсть.
— В Небесном Музее, каковой, как известно, являет собой надежно построенное и постоянно охраняемое Помещение…
— И всегда открытое. Продолжай.
— В этом здании, в витрине, подключенной к компьютерной охране…
— При достаточном умении ее можно вскрыть.
— В этой витрине на манекене висят серые чешуйчатые доспехи. А вокруг разложено и развешено множество оружия.
— Чье все это?
— Это древнее одеяние того, кто бился на севере — в дни войн против демонов.
— Разве это был не ты?
Сэм заговорщицки улыбнулся и продолжал:
— Мало кто знает, что просто как часть экспозиции находится там и предмет, который когда-то был известен под именем Талисман Обуздателя. Не исключено, что он потерял с тех пор все свои достоинства, но, с другой стороны, не исключено и обратное. Он служил фокусом для особого Атрибута Бича, и вот он вновь ему понадобился.
— Так какой же предмет нужно тебе украсть?
— Широкий пояс из раковин, застегнутый на талии костюма. Раковины нежнейшего желто-розового оттенка; они заполнены сложнейшими цепями микросхем, которые, вероятно, в наши дни уже не воспроизвести.
— Не такая уж это и замечательная кража. Она мне по плечу даже в этой форме…
— Мне он нужен срочно — или не нужен вовсе.
— Насколько срочно?
— Боюсь, в ближайшие шесть дней.
— А ты пожелал бы мне заплатить, чтобы заполучить его в свои руки?
— Я отдал бы все что угодно, если бы у меня было хоть что-то.
— О! Ты прибыл на Небеса налегке?
— Да.
— Легкомысленно.
— Если мне удастся ускользнуть, ты сможешь назвать свою цену.
— А если нет, я не получу ничего.
— Похоже, что так.
— Дай подумать. Меня может позабавить, что ты станешь моим должником.
— Прошу, думай, но не слишком долго.
— Сядь, Бич Демонов, рядом со мной и расскажи о славных днях обуздания — когда скакал ты по миру бок о бок с бессмертной богиней и сеял повсюду семена хаоса.
— Это было так давно, — сказал Сэм.
— Могут ли эти дни вернуться, если ты вырвешься на свободу?
— Могут.
— Приятно знать это. Да…
— Ты сделаешь это?
— Салют, Сиддхартха! Освободитель! Сбрось узду!
— Салют?
— И гром и молния. Пусть они грянут снова!
— Да будет так.
— Теперь расскажи мне о днях своей славы, а я опять поведаю тебе о своей.
— Хорошо.
Подпоясанный широким кожаным ремнем, птицей носился по лесу Владыка Кришна в погоне за Леди Ратри, которая, обманув его ожидания, отказалась сойтись с ним после репетиционного, как он думал, обеда. Безоблачный день источал вокруг них свои ароматы, но далеко было ему до благоухания, исходившего от темного, как полночь, синего сари, которое сжимал он в левой руке. Меж деревьями перед ним мелькал ее силуэт; он на секунду потерял его из виду, когда свернула вдруг богиня на незаметную тропу, тут же вынырнувшую на обширную прогалину.
