Судорожно цепляющаяся за борта Даринка кинула на Митю мрачный взгляд. Ах да, надо было сказать не «я», а «мы»: был бы героем. Почти. Настоящий герой Ингвара не бросил бы ни за что, полез следом… обеспечив мертвякам обед сразу из трех блюд – с девчонкой на десерт!
Даринка напряженно смотрела назад. Митя тоже попытался оглянуться… и тут же пожалел – рычаг немедленно вырвался из рук, а паро-телега поддала задом, как норовистый конь.
Но Юхима на краю котлована и ружье в его руках, Митя увидеть успел.
- Банг! Пиууу! – сзади грохнуло… тяжелая свинцовая пуля просвистела между ним и девчонкой, и врезалась в рычаг. Мите в грудь ударила плотная струя пара. Он заорал, шарахнулся в сторону… Пронзительно свистя, паро-телега заскакала на месте. Колесо с размаху бухнулось в поросшую сорняками яму. Бешено разбрызгивая пар, паро-телега принялась заваливаться на бок. Верещащая Даринка скакнула в сторону и покатилась по траве. Митя прыгнул в другую. Удар об землю напрочь перешиб дыхание, он беспомощно разевал рот, норовя пропихнуть в сведенную грудь хоть глоток воздуха… Бабахнуло! В воздух взвились белые фонтаны пара, перемешанные с языками пламени, в лицо полетели брызги кипятка, а обломки взорвавшейся паро-телеги промолотили по спине. Ду-дух! Над головой потемнело… и вырванная взрывом скамья с облучка свалилась сверху.
- Аииии! – рядом пронзительно завопила девчонка.
Митя рванулся, сбрасывая скамейку с себя… На фоне пылающей паро-телеги мелькнул девчоночий силуэт: подол рубахи развевается, косица торчит параллельно земле… С разбегу Даринка врезалась в него, снова перешибив дыхание.
- Там! Там! – она с визгом метнулась Мите за спину.
- У-у! У-у! – из мрака в очерченный горящей паро-телегой световой круг медленно выходили мертвяки. В дырах глазниц клубилась тьма, когтистые лапы тянулись к добыче…
Держась за отчаянно саднящую грудь, Митя криво ухмыльнулся. Он не хотел этого, видят Предки, не хотел… но все же не настолько, чтобы безропотно погибать в навьих когтях!
Жаль, вверх не поглядишь – Митя уверен был, что где-то там, закрывая черными крыльями звезды, парит рыжая мара.
Посеребренный нож рыбкой скользнул в ладонь. Митя выпрямился и растянул губы в улыбке, подсмотренной у кровного Перуныча боярина Толбузина, когда тот прямо в Мариинском театре бросал вызов Друцкому-Соколинскому. Улыбка была еще не отработана, но Митя очень надеялся, что есть в ней и непреклонность, и бесшабашная лихость и даже некоторая доля гордой обреченности. Настоящий светский человек даже перед концом должен… выглядеть. Жаль, оценить некому: мертвецы, да крестьяночка.
- Иди сюда, старая подруга! – все также продолжая улыбаться, он поманил к себе их недавнюю мертвую проводницу.
Мертвячка заскрипела, как несмазанная телега… и кинулась к нему. Митя взмахнул ножом…
На руке вдруг повисли, и мелкие острые зубки впились ему в запястье.
Боль прострелила от локтя до кончиков пальцев. Кисть судорожно дернуло… и пальцы разжались сами собой. Сверкнув серебром в отсветах горящей паро-телеги, нож канул в траву.
«Обошли! Сзади!» - только подумал Митя. Страха не было, лишь короткая вспышка изумления – он не почуял мертвяка за спиной! Митя даже успел обернуться…
Вцепившись зубами ему в запястье, на руке висела… девчонка! Даринка!
- Что ты… - он дернул рукой, вырываясь из захвата…
Когти мертвячки впились ему в плечи, дохнуло смрадом, и перед ним распахнулась пасть, вдруг ставшая огромной, как дорожный сундук, и зубастой, как борона.
«Так не может быть! Только не со мной!» - еще успел подумать он.
Когти мертвячки пробили сюртук насквозь и по плечам потекла кровь. Навья взвыла, зубастая пасть ринулась на Митю, закрывая весь мир…
Банг! – ружейный приклад заехал навье в висок. Хрустнула кость, голова мертвячки дернулась в сторону… Второй удар прикладом отшвырнул ее прочь. Митя обернулся к неведомому спасителю…
Ружье в руках сторожа Юхима взлетело снова – и приклад ударил Митю в лоб. В голове вспыхнул фейерверк, и Митя уже не чувствовал ни как падает в траву, ни как на его щиколотках и запястьях смыкаются жесткие костяные пальцы, и его несут куда-то…
Темнота навалилась пуховой периной среди лета. Митя задыхался в горячем поту, захлебываясь тошнотой. Пару раз он приходил в себя, видя над головой почему-то убегающее назад темное небо с крупными, мохнатыми звездами. Болели безжалостно скрученные руки, раскалывалась голова, будто бы сторож Юхим сидел рядом и все тюкал и тюкал по ней прикладом, не останавливаясь. Он протяжно застонал… и между ним и небом на миг возникло тощее девчоночье личико с запавшими щеками и громадными, широко распахнутыми глазищами. Куцая косичка упала ему на грудь.
- Спи пока. – шепнула Даринка, надавливая пальцами ему на глаза – боль облизала череп изнутри, точно языками пламени. Снова проваливаясь в беспамятство он слышал тишайший, почти неразличимый шепот:
- Жил-был глупый мальчик Митя, мертвяков пошел ловить он, а мертвяк, разинув рот, прямо на него идет…
И шептали уже не два, а три детских голоса.
Глава 37. В плену Бабайко
Митя словно… включился. Наверное, именно так мог бы чувствовать себя автоматон: вот только что его просто не было – а вот он уже открывает глаза, разом выныривая из небытия, и мир бросается на него как озлобленный и оголодавший пес. Тупая, занудная, выматывающая боль глодала скрученные за спиной руки, точно перемалывая их тупыми зубами – и терпеть ее сразу же не осталось никаких сил. Под лопатку уперлось что-то твердое и острое, и впивалось все глубже при каждом толчке. Трясло немилосердно – твердая ребристая поверхность вздрагивала и вибрировала, злобно наподдавая при каждом толчке, словно задавшись целью сжить его со свету.
Митя со стоном приподнял голову… Тряхнуло изо всех сил, голова упала… основательно приложившись об кирпичи. По толчкам, неумолчному тарахтению и шипению пара было ясно, что лежит он в кузове паро-телеги – прямо поверх груженых кирпичей. Митя попытался перекатится на бок… и тут же замер, тяжело дыша – волна боли заставила судорожно съежится и снова застонать. По лбу медленно потекло – будто крошечная теплая змейка проползла, скользнула на веко и упала с ресниц. Митя изо всех сил скосил глаза – упавшая на щеку капля была алой. Нет, ну не прелестно ли – до крови разбили! А если шрам останется? Хорошо, если мужественный – а вдруг просто уродливый?
Сидящая рядом на кирпичах Даринка оглянулась, мазнула по нему невидящим взглядом и пробормотала:
- Уже скоро. – обхватила обтянутые рубахой острые коленки и снова напряженно уставилась куда-то.
- Зачем… - облизывая пересохшие губы, выдохнул Митя.
- Надо… Треба. – отрезала девчонка и насмешливо приподняв бровь, добавила. – Ну, и лучше ты, чем я.
Вот ведь… мерзавка!
Паро-телега снова подпрыгнула, под колесами захрустел гравий. В щелку бортов Митя разглядел промелькнувшие мимо беленые хаты – и понял, куда его везут. Впрочем, он и не сомневался: Лаппо-Данилевские слишком умны и осторожны, чтобы подпустить врага, даже связанного, близко к себе. Тарахтение начало стихать и над головой проплыл верх ворот. И тут же знакомая вонь мертвечины и свежеразрытой земли ударила в нос, лишний раз намекая, где он.
- Тащить його! – снизу прозвучал знакомый голос.
Бортик распахнулся, и Митю потянули за ноги, выдергивая из кузова, как морковку с грядки. Он грянулся спиной об землю. Из груди вырвался крик.
- А ну, цыть! – удар сапогом в бок заставил его скорчиться.
«Пропал сюртук!» - задыхаясь от боли, подумал Митя. Эта тварь свои сапоги салом мажет – такое пятно не вывести!
– Що, болячи? А як вы з батьком мэнэ били-колотили? – над ним навис злорадно скалящийся Юхим. – Та ще и песыка заломали, а он грошей стоит. Думаете, як вы – паны, так можна робыть з простым человеком, шо хошь? А ни, простой человек теж вдарыты може! – и носок его сапога врезался Мите в живот.
Митю подбросило.
- Ну шо, отвел душеньку? – насмешливо спросил второй, и тоже знакомый голос. – А теперь тащи его, бо сам он не дойдеть!
