Он поднял глаза на Фреду. Она смотрела на него, раскрыв рот, трясясь, как будто хотела закричать, но не могла.
— Я не хотел этого, — закричал он. — Да и какая разница? Идем со мной!
Она пыталась справиться с собой и заговорить. Наконец ей это удалось, и придушенным голосом она произнесла:
— Уходи. Немедленно. И никогда не возвращайся.
— Но… — Он напряженно шагнул вперед.
Она наклонилась и подняла нож Аудуна. Он сверкнул в ее руке.
— Убирайся, — сказала она — Если ты подойдешь ближе, я воткну его в тебя.
— Лучше бы ты действительно это сделала — ответил он. Он стоял, еле заметно раскачиваясь. Из его распоротой щеки текла кровь и капала на пол.
— А если нужно, я убью себя, — предупредила его Фреда. — Только тронь меня, убийца, варвар, который ляжет со своей сестрой, как зверь или эльф, только тронь меня, и я всажу себе нож прямо в сердце. Бог простит мне меньший грех, если я избегну большего.
Гнев взметнулся в Скэфлоке.
Давай, зови своего Бога, хнычь свои молитвы! — сказал он. — Это все, на что ты годна? Ты была готова торговать собой за кусок хлеба и крышу над головой, развратничать, сколько бы священники не распускали по этому поводу сопли… а в чем ты поклялась мне раньше?
Он поднял меч. — Пусть лучше мой сын умрет, не родившись, чем будет отдан этому твоему Богу.
Фреда замерла перед ним.
— Руби, если хочешь, — издевательским тоном произнесла она. — Мальчишки, женщины и младенцы в утробе — это твои враги?
Он опустил огромный клинок и резко, не вытирая его, бросил обратно в ножны. Как только он это сделал, гнев испарился. Вместо него поднялись слабость и огорчение.
Его плечи ссутулились. Голова склонилась.
— Ты действительно отказываешься от меня? — тихо произнес он. — Этот меч проклят. Это не я говорил все эти гадости и убил несчастного мальчишку. Я люблю тебя, Фреда, я так люблю тебя, что весь мир становится ярким, когда ты рядом, и черным, когда тебя нет. Я, как попрошайка, прошу тебя вернуться.
— Нет, выдохнула она. — Исчезни. Уходи. Я не хочу тебя видеть. Никогда. Уходи!
Он повернулся к двери. Губы его тряслись.
— Как-то раз я попросил тебя поцеловать меня на прощание, — спокойно и тихо сказал он, — ты мне отказала. А теперь?
Она подошла к бесформенной фигуре Аудуна, встала на колени и поцеловала его в губы.
— Мой любимый, мой дорогой, — прошептала она, погладила окровавленные волосы и закрыла остекленевшие глаза. — Господь возьмет тебя к себе, мой Аудун.
— Тогда прощай, — сказал Скэфлок. — Может случиться третий раз, когда я попрошу поцеловать меня, и он будет последним. Не думаю, что мне осталось долго жить, да и наплевать мне. Но я люблю тебя.
Он вышел, закрыв за собой дверь от ночного ветра. Его чары рассеялись. Народ проснулся от лая собак и стука подков, который удалялся куда-то на край света. Когда они вышли в гостиную и увидели, что там творится, Фреда сказала им, что ее пытался похитить беглый преступник.
В предутренней темноте ей пришло время родить. Ребенок был крупным, а бедра ее были узкими. Хотя она не издала ни звука, ей было очень больно.
Раз вокруг бродил убийца, нечего было и думать о том, чтобы сразу послать за священником. Женщины помогали Фреде, как могли, но лицо Аасы было серьезно.
— Сначала Эрленд, теперь Аудун, — бормотала она про себя. — Дочери Орма не приносят удачи.
На рассвете мужчины ушли искать след убийцы. Они ничего не нашли, и к закату солнца они возвратились, сказав, что завтра одному или двоим можно будет съездить в церковь. В это время наконец родился ребенок — крепкий орущий младенец мужского пола, который вскоре жадно сосал грудь Фреды. С вечера она, изможденная и дрожащая, лежала в боковой комнате, которую ей выделили, с сыном на руках.
Она улыбнулась маленькому мальчишке.
— А ты красавчик — наполовину пропела, наполовину проговорила она, она еще не совсем вернулась из туманной страны, в которой только что побывала, и ничто не казалось до конца реальным, кроме того, что она держала в руках. — Ты красный, сморщенный и красивый. И для своего отца ты будешь такой же.
И текли слезы, тихие, как лесной ключ, пока у нее во рту не стало солено.
— Я люблю его, — прошептала она. — Прости меня, Господи, я всегда буду любить его. А ты — все, что осталось от того, что у нас было.
Кроваво-красное солнце закатилось, и наступила темнота. Выпуклый месяц показался в разрывах облаков, гонимых резким ветром. Завтра будет буря, долгая осень, приветствовавшая приход эльфов, закончилась, наступала зима.
Пруд съежился под зимним небом. Вокруг него стонали деревья, доносился громкий шум набегающих морских волн.
Поздно ночью ветер перерос в ураган, разгоняя перед собой бесчисленное множество опавших листьев. То и дело по крыше стучал град, как будто по коньку крыши топали подошвы ночных грабителей. Фреда бодрствовала.
Около полуночи она услышала далекий звук рожка. Что-то было в этом звуке такое, отчего у нее побежали мурашки. Ребенок заплакал, и она его прижала к себе.
Рожок затрубил снова, громче, ближе, доносясь сквозь вой ветра и шум прибоя. Она услышала, как завыли собаки. В ночи пронесся стук копыт, заполнив воздух своим торопливым ритмом. Эхо разносилось по земле.
Всадник Асгарда, Дикий Охотник. Фреда лежала, охваченная страхом. Почему же никто в доме не пошевелился? Ребенок хныкал у нее на груди. Ветер стучал ставнями.
Во дворе послышался стук копыт. Рожок заиграл снова, от его рева зашатался весь дом. Собачий лай отражался от стен, звеня бронзой и железом.
Из комнаты Фреды была дверь, ведущая наружу. Кто-то постучал в нее. Засов отложился, и дверь распахнулась. По комнате пронесся ветер, трепля плащ того, кто появился в дверях.
Хотя было темно, она видела его. Ему пришлось согнуться под стропилами. Наконечник копья блестел, как его единственный глаз. Серые, как волчья шерсть, волосы сливались с такого же цвета бородой, а лицо скрывала широкая шляпа.
Он заговорил голосом, в котором слышался ветер, и море, и высокое небо:
— Фреда, дочь Орма, я пришел за тем, что ты поклялась отдать мне.
— Господин… — Она сжалась, ничто не защищало ее, кроме одеяла. Если бы Скэфлок был здесь… — Господин, мой пояс в вашем сундуке.
Один рассмеялся в ночи.
— Ты думаешь, я буду без конца оттягивать. Нет, ты должна отдать мне то, что было под ним, а ты уже родила ребенка.
— Нет! — Она почти не слышала собственного крика. Она спрятала плачущего младенца у себя за спиной. — Нет, нет, нет! — Она села на кровати и схватила распятие, которое висело у нее над головой. — Во имя Бога, во имя Христа, заклинаю тебя — сгинь!
