— Месяца через два, не раньше, — предупредила Ольга Ивановна. — Люди уже на восьмое марта делают заказы.
— Мне раньше почему-то казалось дорого. В голову не приходило, что можно заказать… — призналась мать.
— Раньше в магазине можно было купить, а сейчас ничего нет, — с недовольством бросила Ольга Ивановна. — Или за людей нас не считают, или люди стали жить хорошо — сметают все и сразу.
— Ты ведь коммунист! — ехидно заметила мать. — Разобралась бы!
— А от меня что-то зависит? — рассмеялась Ольга Ивановна. — Нас, коммунистов не спрашивают, деньги платим и ладно.
На первом этаже веселье было в самом разгаре. Начальница почты, Алина Федоровна, раздавала подарочные наборы. Почтальоны выбирали себе синие пальто с металлическими пуговицами и белые валенки. Домбытовские плясали под гармонь возле елки и пели похабные частушки.
Когда Любка вошла в новом платье, все ахнули, рассматривая и щупая его. Особенно заинтересовала вышивка, которая смотрелась как ручная.
— Это я еще в училище баловалась… Машинка стоит, никто не заказывает, — как бы между делом похвасталась Ольга Ивановна.
— Вы у нас мастерица, — согласились домбытовские.
Все обновы уложили в почтовскую сумку. Мать еще ненадолго осталась, а нагруженная Любка, после того как поела и выпила газировки, отправилась домой. На этот раз мать сама наложила ей всего понемногу, помогла собраться, попросив взять в баню вещи и ее, и Николки. Николка пока ходил в баню в женское отделение, но на будущий год должен был мыться самостоятельно. Мать его приучала париться и обязательно намыливаться два-три раза, чтобы потом он не забыл, как это делать.
Мороз на улице крепчал, начиналась небольшая метель. Сок, маринованные яблоки и сумку матери Любка до дому дотащила кое-как, отдыхая через каждые двадцать метров. Но до дому было недалеко. Времени до вечера в клубе оставалось не так уж много. Сначала концерт, потом праздничная лотерея, потом хороводы и розыгрыши, а в одиннадцатом часу клуб закрывался, чтобы люди шли встречать Новый год или у себя дома или в столовую. На ночную дискотеку клуб должен был открыться в час ночи, не раньше. В запасе было еще часа четыре.
Любка быстро собрала полотенце, мыло, шампунь и сменное белье, не задерживаясь, понимая, что народу в бане будет много, вернулась, предупредив мать, что займет очередь. Народ с почты расходился, она уже тоже собирала Николку, помогая почтальонам прибрать за собой, собирая посуду, которую домбытовские принесли из дома.
Но на удивление очереди в баню почти не было. Основная часть успела помыться с самого утра — случай небывалый. Любка купила три билета, предупредив, чтобы пропустили мать с Николкой, заняла для них шкафчик и два тазика. Один спрятала в шкафчик, а два взяла с собой.
Мать пришла даже быстрее, чем она ее ждала. В отличие от Любки, Николка париться не любил, вырываясь их рук матери, когда она начала его хлестать веником. И как только она его отпустила, позорно сбежал.
— Как ты один будешь мыться, грязнуля! — бросила ему Любка вслед, поднимаясь и укладываясь на скамейку.
Баню Любка любила. «Любила» — не то слово, отдавала ей всю себя, иногда засыпая в парилке глубоким сном, очнувшись, когда ей совали под нос нашатырь. Тело становилось слабым и безвольным, тянуло каждую мышцу, наваливался сон. Вот и сейчас она блаженствовала, вытянувшись в полный рост, пока никто не просил уступить место.
— А-а, ой…
— Хи-хи, Любка… ты чего…
— Девчонки, отстаньте… — разморено произнесла Любка, узнав оба голоса. Один принадлежал Наташке Григорьевой, а второй Кате Снигиревой, той самой круглой отличнице, которая с первого класса шла на золотую медаль.
— Любка, слазь, угоришь! Ты не собираешься встречать Новый год с нами?!
Любка заинтересованно повернула голову, сползла с полки, присаживаясь рядом на ступеньку, облилась ковшиком холодной воды.
— В смысле, как с вами? Вы разве не дома? Где это — с вами?
Наташка изумленно приподняла брови, округлив глаза.
— Так в клубе же собираемся! На втором этаже, где регистрируют молодоженов. Все… Кроме Ленки Сабуровой и Ленки Решетниковой. Ну, еще Таня Веденеева, возможно, будет у себя дома, все же у нее сестра приехала… Но вообще-то сначала она тоже хотела с нами. А Валя Иволгина и Надя Бушуева собирались прийти.
— Хи-хи-хи, — тоненько захихикала Катька. — И ходить никуда не надо, разбились по парам и переженились!
— А мне никто ничего не говорил! — заинтересованно протянула Любка, нахмурившись.
— А ты куда пропала-то? — Катька повела плечом. — Мы вчера целый день решали, кто что принесет. Ребята уже вино купили и шампанское. Яблочное. И газировки. И даже торты. Вот!
— Я это… Мы переехали в новый дом. А какие ребята? — заинтересовалась Любка.
— Да все… наши… Игорь, Саня… Как обычно. Ну, мы, мы там будем!
— Они деньги собрали на вино, на шампанское, на торты. Привезли из райцентра на машине дяди Игната. А мы должны, кто что сможет, что-то на стол. Девчонки с утра салаты готовят.
— А кто разрешил? — изумилась Любка.
— Ха! Ромка! — все же, у Катьки был слишком писклявый голос. — Еще Виталик будет и несколько одноклассниц Ромы. Вообще-то, это они решили собраться, чтобы отметить вечер встречи, а раз Новый год, сказали, что чем больше народу, тем лучше.
Ромка… или Роман Егорович, Наташкин двоюродный брат, учился в одном классе с Сережей. В прошлом году они окончили школу. Рому в армию не взяли, зато он поступил заочно на режиссера в Московский театральный институт. Об этом все знали. Все праздники в клубе давно готовились под его руководством и по его сценариям. Дискотеки проводил он же, собирая музыку отовсюду. И ансамбль при доме культуры существовал благодаря ему. Егор Иванович, физик, отец Ромки и Витальки, считался заслуженным учителем, и даже ездил принимать экзамены в институте. Его давно переманивали, но он не уезжал, что было немного странно. Сразу по окончании школы Ромка, а теперь уже Роман Егорович, стал работать в доме культуры официально, а на первое октября его назначили директором.
Теперь в клубе было весело, постоянно проводились какие-то вечера, клуб работал почти каждый день до одиннадцати часов, а в пятницу и в субботу до двух или даже до трех часов ночи, если народу было много. И сразу после этого Виталька, который пока учился в девятом классе, стал ди-джеем. Возле его стола с магнитофоном и огромными колонками постоянно толпилась молодежь. Он тоже выступал в ансамбле, в котором играл на гитаре и пел Мишка Яшин, имя которого Любка боялась произносить вслух, чтобы не дай Бог не догадались, что она о нем думает. Голос у нее почему-то срывался, дышать становилось тяжело. А если будет Виталька, то и Мишка придет, они всегда и везде шлялись вместе.
