В призрачных лучах ночного светила старая герма переливалась и поблескивала, словно живая серебряная плоть.
– Извините, сэр, – робко сказала Хейзел, – джентльмен, которого вы подозреваете, это… доктор Хитровэн?
– Почему ты так думаешь? – резко спросил мастер Натаниэль.
– Не знаю, – смутилась Хейзел, – мне просто так кажется.
Вскоре к ним присоединились слуга и кузнец – плотный добродушный рыжеволосый крестьянин лет пятидесяти.
– Добрый вечер, – приветствовал их мастер Натаниэль – Меня зовут Натаниэль Шантиклер (он был уверен, что весть о его смещении с должности еще не успела дойти до Лебеди), и если бы мое дело не было таким срочным и тайным, то, клянусь Солнцем, Луной и Звездами, я бы не стал поднимать вас с постели в такой час. У меня есть основания предполагать, что под этой гермой может быть спрятано нечто очень важное. Я пригласил вас присутствовать для того, чтобы подтвердить, что наши действия не являются противозаконными. А вот свидетельство того, что я не самозванец. – И сняв свой перстень-печать, он протянул его кузнецу. На перстне был выгравирован известный всем герб: петух и шесть шевронов в знак того, что шесть предков мастера Натаниэля были Верховными Сенешалями Доримара.
Кузнец и работник были явно изумлены встречей со столь высокой персоной и стояли, переминаясь с ноги на ногу, но он вручил каждому по лопате и попросил безотлагательно начать копать.
Какое-то время они трудились молча, но вот лопата стукнулась обо что-то твердое.
Это оказался небольшой железный ящик.
– Вытаскивайте его! Вытаскивайте! – воскликнул мастер Натаниэль. – Интересно, найдем ли мы в нем веревку с петлей?
Но его отрезвило перепуганное личико Хейзел.
– Прости меня, дитя мое, – мягко сказал он, – Моя жажда мести заставила меня забыть о приличии. Вполне вероятно, что там не окажется ничего, кроме пригоршни монет времен герцога Обри, спрятанных на черный день одним из твоих предков.
Они открыли ящик и обнаружили пергамент с сургучной печатью. Надпись на нем гласила:
Первому, кто найдет.
– Я думаю, мисс Хейзел, открыть его следует вам. Вы не против, судья? – сказал мастер Натаниэль.
Итак, дрожащими пальцами Хейзел взломала печать, разорвала обертку и вытащила оттуда исписанный листок бумаги.
При свете фонаря они прочитали следующее:
Я, Иеремия Бормоти, фермер и окружной судья Лебеди-на-Пестрой, будучи всегда веселым человеком, ниже следующим сыграю свою последнюю шутку по эту сторону Гор Раздора в надежде на то, что хоть она и пролежит долго в сырой земле, но не окажется непригодной, когда придет ее время.
Я, Иеремия Бормоти, был преднамеренно убит своей второй женой Клементиной, дочерью матроса Ральфа Дерзкоштанного и чужеземной женщины с далекого севера. В этом преступлении ей помогал и поощрял ее любовник Кристофер Следопыт, иностранец, называвший себя травником. И по зуду, который мучает меня, пока я пишу, по пятнам на языке я знаю, что мне дали ягоды, известные в народе под названием ягод милосердной смерти. И сварив их так, что они стали похожими на варенье из шелковицы, моя дорогая жена угостила меня ими, а я, ничего не подозревая, их съел. Я прошу того, кто найдет мое письмо, отыскать паренька по имени Питер Горох, сына лудильщика. Потому что этот паренек, будучи голодным и желая заработать пару пенсов, приходил ко мне час назад с полным лукошком этих самых ягод милосердной смерти и спрашивал, не хочу ли я их купить. А я, желая испытать его, спросил, не думает ли он, что весь мой сад поели черви и я позарюсь на такие фрукты. Но Питер ответил, что он считал, будто в семье Бормоти любят эти ягоды, так как он видел, как джентльмен, который живет у них (Кристофер Следопыт), собирал их неделю назад. А если Кристофер Следопыт уедет из этих мест, пусть правосудие ищет толстяка с каштановыми волосами, курносым носом в веснушках, похожим на яйцо малиновки; один глаз у него карий, а другой голубой.
А чтобы моя шутка удалась, я испробовал ягоды, которые принес мне парнишка, хотя сердце у меня при этом разрывалось, на одном из кроликов маленькой девочки по имени Марджори, дочери моего возчика. Я сделал это потому, что она, будучи здоровенькой девчушкой семи лет, имеет все шансы жить по эту сторону гор, когда кто-то откопает похороненную мной шутку. И если она будет жива, то обязательно вспомнит, как один из ее кроликов стал чесаться, и язык у него покрылся пятнами, как кожа змеи, и как ста потом нашла его мертвым. Я смиренно прошу у нее прощения за то, что так жестоко поступил с маленькой девочкой, и прошу моих наследников (если кто-то из них останется в живых) дать ей хорошего кролика, ветчины и десять золотых монет.
И хотя, будучи судьей, я мог бы арестовать преступников до того, как умру, но все же до времени воздержусь. Частично потому, что всю жизнь был охотником и всегда давал зайцу и оленю шанс спастись, то пусть этот шанс будет и у них, а частично потому, что мне хочется успеть отойти очень далеко по Млечному Пути, пока Клементина оседлает деревянного коня герцога Обри, не то от звука веревки, трущейся по ее шее, у меня разболятся уши; и, наконец, потому, что я очень устал. Итак, я в последний раз ставлю свою подпись
Иеремия Бормоти.
Глава 24
Состричь коготки у кошки
Закончив чтение, Хейзел разразилась истерическими рыданиями, время от времени восклицая: «Бедный дедушка!» Мастер Натаниэль успокаивал ее как мог.
Наконец, утерев глаза, она сказала:
– Бедная Марджори! Надо отнести ей ветчину и кролика.
– Так она еще жива? – ахнул мастер Натаниэль.
Хейзел кивнула.
– Она так и осталась в девушках, живет в Лебеди и очень бедствует.
– А как насчет Питера Гороха, смышленого сынишки лудильщика? Ему ничего не причитается, мисс Хейзел? – спросил кузнец и лукаво подмигнул.
Она растерянно посмотрела на него, а мастер Натаниэль воскликнул:
– Клянусь Урожаем Душ, это вы были тем парнишкой, который видел, как Следопыт собирал ягоды!
А Хейзел медленно произнесла:
– Вы были тем мальчиком, который разговаривал с моим дедушкой… в ту ночь? Я бы никогда не подумала…
– Что я начинал так скромно? Да, я был сыном лудильщика, или жестянщика, как они любят себя называть, а сейчас я – кузнец. Избранный людьми судья.
И он весело подмигнул.
– И вы помните случай, описанный покойным фермером? – живо спросил мастер Натаниэль.
– Хорошо помню, господин Сенешаль. Как будто это случилось вчера. Нелегко мне будет забыть лицо господина Бормоти в тот вечер, когда я предложил ему содержимое своего лукошка. И хотя ягоды милосердной смерти найти не просто, мне в те времена легче было разыскать их, чем полпенни. И не забуду я лицо Следопыта, когда он их собирал. А он и не подозревал, что за ним наблюдают.
