Хейзит сразу сообразил, чьего коня он видел на улице.
Облачен гвардеец был в длинную кольчужную рубаху, поверх которой надел хорошо сшитый полотняный камзол, — до кожаного не дотянул, ехидно заметил про себя Хейзит, — перехваченный на узкой талии поясом из металлических бляшек. Из-за края стола виднелась рукоять пристегнутого к поясу меча с круглым набалдашником. На правой стороне широкой груди мерга четко вырисовывалась ярко-желтая нашивка в виде перевернутого лепестка, означавшего для посвященных определенный чин. В чинах и регалиях Хейзит никогда не был силен, а потому просто запомнил этот знак, чтобы потом, на досуге, поинтересоваться его значением у всеведущего Ротрама. Зато он с завистью обратил внимание на один из тех предметов, которые нравились ему у виггеров, и особенно у мергов, с самого детства. Прямо на стол сбоку от себя юноша положил блестящий стальной шлем в форме перевернутой луковицы и с фигурно вырезанным отверстием для лица, напоминавшим человеческое сердце, каким его изображают на знаменах, благодаря вертикальному наноснику. В той же форме строились разбросанные по всей округе каменные или глинобитные беоры, то есть часовни для отправления культа того или иного легендарного героя. И уж кто-кто, а Хейзит точно знал, что именно луковичные шлемы конных гвардейцев, не менявшиеся со стародавних времен, стали прообразом беор. А вовсе не наоборот, как долго уверяла его упрямая Велла. Конечно, она делала это исключительно из желания поспорить, ну да теперь-то, похоже, ей придется досконально разобраться в том, что откуда взялось!
— Это еще что за птица? — понизив голос, поинтересовался Хейзит.
— Только прошу тебя, не лезь сразу на рожон, — предупредила Гверна, машинально хватая сына за рукав. — На мой взгляд, прекрасный молодой человек, бывает у нас теперь чуть ли не каждый день, всегда при деньгах, ссор не затевает. Велле он тоже нравится.
— В этом я не сомневаюсь, — хмыкнул Хейзит.
— А коня его ты видал?
— Да, видал. Там вон и мой теперь рядом твой овес жует.
Последнее замечание он сделал наигранно небрежным тоном, предполагая приятно удивить мать. Гверна выглянула в окно, всплеснула руками, но как будто не обрадовалась, а встревоженно посмотрела в лукавые глаза сына.
— Что случилось? — прямо спросила она. — Тебя выгнали с заставы?
Хейзит не успел ответить, как его сзади обняли две сильные нежные руки, пахнущие сушеными грибами, а знакомый женский голосок пропел над ухом:
— Вот вернулся к нам домой драгоценный братец мой!
Хейзит резко вывернулся из объятий и со смехом запечатлел на румяной щечке сестры быстрый поцелуй. При этом он не преминул найти взглядом лицо мерга и не без удовольствия удостовериться, что его правильные черты исказила гримаса ревности. Ничего, пусть помучается.
— Велла, — цыкнула на детей посерьезневшая Гверна, — не забывай, что на тебя все смотрят. Веди себя как подобает хозяйке.
— А чем я не хозяйка? — подбоченилась девушка и озорно подмигнула сидевшей за соседним столом шумной компании рыбаков. Те ответили ей громкими шутками-прибаутками и застучали по столу кружками, требуя добавить пива.
— Вот и займись тогда этими молодцами, а я отлучусь пока на кухню. Мне нужно переговорить кое о чем с Хейзитом.
Не снимая фартука, она подтолкнула сына вперед, и он послушно проследовал за кухонную дверь, по пути бросив взгляд на подставку с кружкой Ракли. Интересно, из чего он пьет теперь?
В кухне у большой плиты возилась с кипящими кастрюлями толстуха Мара, жена Дита, к помощи которой Гверна раньше прибегала лишь в тех случаях, когда таверна оказывалась переполнена и они вдвоем с дочерью не справлялись со всеми заказами. Теперь, похоже, Мара чувствовала себя здесь как дома. Хейзит ничего против ее присутствия не имел, памятуя о том, что она пуще родной матери баловала их с сестрой в детстве, поскольку отменно умела печь всякую вкуснятину, а своих детей с Дитом так и не нажила.
— Какие гости к нам пожаловали! — заиграла всеми складочками своего круглого лица улыбчивая толстуха. — Мы и не чаяли тебя увидеть раньше первого снега.
— Говоря по правде, я и не собирался, вифа[15] Мара, — вздохнул Хейзит, до конца не уверенный, стоит ли выкладывать все при посторонних ушах.
— Ты не постоишь за меня у стойки? — без лишних проволочек попросила подругу Гверна. — Велла зашивается, а у меня тут разговор важный.
— С удовольствием передохну после этой парилки, — понимающе кивнула Мара и чинно удалилась, по пути игриво ущипнув Хейзита за мягкое место.
Первым делом Гверна не удержалась и заглянула по очереди во все кастрюли. Помешивая содержимое одной из них большим деревянным половником, она вопросительно оглянулась на сына:
— Ну, выкладывай, что там у тебя стряслось?
Хейзит на всякий случай помедлил с рассказом и поинтересовался, не доходило ли до таверны каких-нибудь слухов о Пограничье.
— Слухов? — Гверна оставила в покое половник и накрыла кастрюлю крышкой, смахивающей размерами на щит виггера. — Слухов тут у нас всегда что мух в жару. Не далее как вчера Норлан заявился к нам с целой ватагой таких же, как он, бравых гвардейцев. Так они рассказывали, будто в Пограничье были найдены доспехи самого Дули, а теперь они хранятся в замке.
— Норлан? — нахмурился Хейзит. — Уж не тот ли мерг, что зарится на Веллу, а ты этому, похоже, с радостью потакаешь?
— Перестань молоть чушь! Не твоего ума дела, если хочешь знать. Велла уже достаточно взрослая, чтобы самой решать, с кем ей водить знакомства. А тебе я бы искренне советовала: чем руками махать, лучше бы сам с Норланом пообщался: парень неглупый и в замке, видимо, на хорошем счету.
— То-то ему даже кожаного камзола не дали! — усмехнулся Хейзит. — Между прочим, доспехи Дули я видел своими глазами. Их лазутчики с нашей заставы нашли. — Он запнулся.
— Вот видишь, а Норлан вчера говорил, что их чуть ли не на Мертвом болоте отыскал какой-то чужеземец, который вроде говорит на нашем языке, но его почти никто не понимает. Спрашивается: кто из вас придумывает? Ну, что замолчал?
Хейзит почесал щеку, взглянул на мать и невесело прищурился:
— Хорошо, пусть будет прав этот мерг. Доспехи и вправду принес довольно странный малый, с которым я, признаться, хотел бы перемолвиться гораздо больше, чем с твоим Норланом. Может, Норлан и имя его упоминал? Ах нет? Ну так знай на всякий случай, что зовут этого чужеземца Вил. Хотя вообще-то дело совсем не в нем, не в твоем замечательном Норлане и даже не в доспехах Дули. Как я теперь понимаю, главного пока здесь не знает никто. Наша застава сгорела. Кроме меня и еще нескольких виггеров, которым удалось бежать со мной через подземный ход, в живых, думаю, не осталось никого. А самое жуткое во всей этой истории то, что застава сгорела не сама по себе, ее сожгли шеважа. Мама, они научились управлять огнем.
