На опустевшей тумбочке сидел дядя Вася и, как мне показалось, сурово смотрел на нас.
— Базиль Тихоныч, это все подстроил Рошфор. Мы с Васей сами видели, — сказал Яша. Слесарь посмотрел на нас и покачал головой.
— Он тут ни при чем, — сказал Базиль Тихонович. — Вы мне еще хоть немножечко верите?
Мы заорали наперебой, стараясь убедить его в этом.
— Так вот, тогда я вам говорю: он тут ни при чем, — повторил слесарь, немного повеселев. — Все дело в том, что меня снова просили помочь. Глава одного государства. Обстановка такая серьезная, что долго рассказывать… Вы, ребята, конечно, славные, неохота от вас уходить. Да ничего не поделаешь. Зовут!
И он снова вернулся к своим сборам. Мы молча следили за каждым его движением.
Я подумал, что больше не услышу его рассказов, и сердце мое сжалось. И еще я подумал, что теперь отлично понимаю кардинала Ришелье: мы тоже теряем такого слесаря-водопроводчика.
Проверив прочность узла, слесарь положил книги на тумбочку рядом с дядей Васей и сказал:
— Подождите здесь. Я схожу за документами и вернусь.
Мы стояли вдоль стены и молчали. Нас смущал строгий, будто читающий все в наших душах взгляд дяди Васи. Он несомненно презирал нас за то, что мы не сумели отстоять его хозяина.
— Может, выйдем во двор? — предложил Феликс.
— Конечно, все равно где ждать, — обрадованно подхватил Яша, потому что у нас уже не хватало сил находиться в опустевшей каморке.
— А я останусь здесь, — сказала Зоя, и выражение лица у нее было такое решительное, что лично меня это немного встревожило.
Я осторожно сказал:
— Яша прав, все равно, где ждать. Базиль Тихоныч сказал просто так. К слову.
— Но все же сказал? Вот вы и идите во двор. А я буду здесь, — объявила она жестоко. Мы замялись в дверях.
— Идите, идите, — повторила Зоя. — У вас мужское самолюбие, вот и идите. Зачем вам слушать, что я говорю?
Мы вышли из каморки, поплелись через котельную. Посреди ее стояли тихие, замершие котлы. Вдруг кто-то вздохнул среди сплетения труб, и голос истопника Ивана Ивановича произнес:
— Ох, когда он ума наберется? Что ж, так и будет весь век по свету ходить?
— Истопник опять тяжело вздохнул и умолк.
Во дворе мы сразу наткнулись на бабушку.
— Из конторы иду, — сказала бабушка. — Узнала все. Не увольняли его. Да и о случае том давно все забыли. Слесарь сам подал заявление. А почему, никто толком не знает, и его самого не поймешь. Говорит: мол, теперь я не нужен здесь. Пойду в другое место. Уж как его ни уговаривали — и жильцы, и начальник конторы. Он заладил свое. — Бабушка посмотрела на наши понурые лица и добавила:
— Не надо расстраиваться. Путь он идет к другим ребятам. Может, он и вправду там нужней.
Она потрепала ладонью Яшину голову и ушла в дом. а на смену ей тотчас, как в театре, вышел Вениамин. Великий Реалист тащил, сильно накренясь набок, тяжелый чемодан. За ним шла его мать и вытирала платком красные распухшие глаза.
— Мама, постой тут, — сказал Вениамин и, поставив чемодан на землю, подошел к нам.
— Вот уезжаю учиться, — буркнул он и, подумав, протянул руку. — Прощайте, что ли.
— А куда вы едете? — спросил осторожно Яша.
— В Томский политехнический институт, — сказал Вениамин, и глаза его повлажнели: он уже скучал по своей семье.
Мы невольно переглянулись. Мы знали точно, что на самом деле он скоро окажется в старинной Франции, и даже завидовали ему. Еще бы, впереди у него встреча с самим д'Артаньяном и его друзьями-мушкетерами.
Во двор в это время вкатило такси. Рядом с шофером сидел отец Вениамина — пожилой колобок — и указывал, где развернуться, где остановить машину.
— Ну ладно, — сказал Вениамин и пошел к чемодану.
— Ну и ну, он даже попрощался с нами, — протянул удивленно Яша.
— А что тут удивительного, — сказал Феликс. — Разве ты забыл, что говорил Базиль Тихоныч? Он же сказал, что Рошфор исправляется потихоньку.
Занявшись отъездом Вениамина, мы не заметили, как Базиль Тихонович вернулся в котельную, и увидели его уже выходящим во двор со своими вещами. Это случилось сразу после того, как укатило такси с Великим Реалистом.
Следом за слесарем шла Зоя, несла его книги, точно паж. За Зоей двигался дядя Вася. Он. как всегда, был очень важным, его гордо поднятый хвост реял, точно плюмаж мушкетера. Но на этот раз в облике кота появилось и нечто новое: в его глазах мелькала хитрая усмешка. Это шествие замыкал управляющий нашей жилищной конторы и с чувством говорил:
— Режешь ты меня, Василий. Ну прямо без ножа.
А потом чуть ли не разом распахнулись окна нашего дома. Из окон высунулись жильцы.
— Базиль Тихоныч, может, вы передумаете? — крикнул отец Феликса.
— Вы думаете только о себе! — громко сказала Зоина мать.
— Базиль Тихоныч! Базиль Тихоныч! — закричали с укором остальные жильцы.
Но слесарь, который теперь уже не будет нашим, только грустно покачивал головой.
Возле нас Базиль Тихонович остановился, и мы крепко по очереди пожали его жесткую ладонь.
— Выше нос, витязи! — сказал слесарь, наконец улыбнувшись. — Может, и встретимся еще. Где-нибудь в океане или на Млечном Пути! Ну, дядя Вася, в дорогу!
Он пригнулся, и кот прыгнул на его плечо. Затем слесарь взял у Зои книги и пошагал со двора. Дядя Вася сидел к нам мордой. Они уже были почти у ворот, когда до меня вдруг донеслось:
— Здравствуй, Вася!
Я понял, что эти слова произнес кот. А дядя Вася впервые на наших глазах улыбнулся и сказал:
— Вася, прощай!
