стрелою, ничто пало под мечом сына моего отца. Еще могу заключить я, что в этой стране лжи нет ничего истинно живого, кроме меня самого. Боюсь, что даже эти деревья и зеленые травы вот-вот взлетят кверху, а следом за ними и я взовьюсь в облака.
Тут он отвернулся и вернулся на тропку, что вела к Золотому Дому, не зная, что еще приключится с ним, и неторопливо побрел обратно, обдумывая свое положение. Так приблизился он к первой роще, где упустили они свою добычу возле воды. Вальтер углубился в задумчивости в самую чащу, искупался в пруду, походил возле него и не обнаружил ничего нового.
Посему он вновь вернулся на тропу, уводившую дорогу в сторону дома; день же тем временем шел на ущерб, и он увидел кровлю уже перед самым закатом. Впрочем, весь дом еще прятался за отлогим склоном, тут он остановился и огляделся вокруг.
И вот из-за того самого склона появилась фигура женщины, остановилась наверху его, и замерла, оглядываясь… а потом торопливо бросилась ему навстречу, и Вальтер сразу понял, что это Дева.
Она не замедлила шага и остановилась только в трех шагах от него, а потом наклонилась, сделала указанный знак и едва слышно выговорила:
– Внемли! Но только не отвечай, пока я не закончу. Я назначила тебе сегодня свидание, потому что заметила рядом того, кого следовало перехитрить. Но клятвой твоей и твоей любовью, всем, что ты есть, заклинаю тебя не приходить ко мне ночью, как я велела перед калиткою. Спрячься вместо этого в орешнике возле дома и дожидайся меня там. Слышал ли ты мое слово и выполнишь ли его? Соглашайся или возражай без промедления, ибо у меня нет даже мгновения. Кто знает, что могло увязаться за мной.
– Да, – поторопился с ответом Вальтер, – но любовь моя и подруга…
– Все, – ответила она. – Надейся на лучшее.
И, отвернувшись от него, бросилась бежать, но не обратно, как явилась, а с тем, чтобы вернуться в дом обходным путем.
Вальтер же неторопливо побрел прежней дорогой, думая в душе, что в настоящее время ему остается только воздерживаться от поступков, предоставляя возможность совершать их всем остальным. Тем не менее казалось ему, что мало мужества в том, чтобы оставаться на шахматной доске пешкой, которую двигают другие.
А потом вспомнилась ему Дева, и лицо ее, и бегущая навстречу фигурка… и стоящая перед ним… он увидел ее целиком… во всей пылкости чувства и любви к нему, переплетенными с душевным смятением.
Так вышел он на пригорок, и вот перед ним открылся – в каком-то полете стрелы – Золотой Дом, вызолоченный и обагренный закатом солнцем. А прямо перед ним же возник радостный силуэт, искрящийся золотом, сталью и серебром… И… О! Это был Сын Короля. Они сошлись, и Сын Короля пошел рядом с Вальтером с веселым приветствием на устах:
– Доброго тебе вечера, Сквайр моей Госпожи. Долг любезности требует воздать тебе благодарностью, ибо это благодаря тебе стану я счастлив – сегодня вечером и завтра, и еще много-много дней после того. Верно будет и то, что немного любезностей слыхал ты от меня.
Лицо его переполняло счастье, а глаза сияли от радости. Хорош был он с вида, только Вальтеру показался злым, и он возненавидел Сына Короля так, что едва сумел ответить ему. И, только заставив себя, молвил:
– И я могу поблагодарить тебя, Сын Короля, хорошо, когда хоть кто-то счастлив в этом странном краю.
– Итак, ты несчастлив здесь, Сквайр моей Владычицы? – спросил тот.
Вальтер не имел намерения открывать перед этим человеком свое сердце, даже самый крохотный уголок его. И посему улыбнулся – мило и несколько глуповато, как подобает счастливому влюбленному, – и возразил:
– Ну, что ты, что ты, как возможно такое? Как я могу быть несчастлив?
– Почему же тогда, – молвил Сын Короля, – почему ты говорил, что рад увидеть здесь счастливого человека? Кого же ты считаешь несчастным!
И проницательно поглядел на собеседника.
Вальтер не спешил с ответом.
– Разве я так говорил? Должно быть, так вышло, потому что я задумался о тебе; ибо когда я впервые увидел тебя, да и потом ты казался приунывшим и недовольным.
На этих словах лицо Сына Короля прояснилось, и он ответил:
– Да, так это было, потому что, видишь ли, я утратил свою свободу и искал истинное желание своего сердца не там, где нужно. Но теперь свобода вот-вот откроется передо мною, и желание мое скоро осуществится. Нет, о Сквайр, теперь я считаю тебя добрым парнем, хотя бы и несколько недалеким. Посему не буду более обращаться к тебе с загадками; дело обстоит так: Дева обещала исполнить мое желание и будет моею, а через два или три дня, также с ее помощью, я вновь увижу мир.
Рек Вальтер, криво усмехнувшись в сторону:
– А как же Владычица? Что скажет она на это?
Сын Короля покраснел, и с деланой улыбкой сказал:
– Сэр Сквайр, тебе известно достаточно, чтобы не спрашивать меня об этом. Зачем мне объяснять тебе, что твой мизинец дороже ей, чем все мое тело. Но я объясню тебе все, ничего не скрывая, во-первых, потому, что получу плод любви и избавлюсь от рабства во многом благодаря тебе. Ибо ты сделался моим преемником и занял мое место возле очаровательного тирана. Не бойся за меня. Владычица даст мне волю. И все это я рассказываю тебе потому, что сердце мое парит, переполнившись счастьем, и сии слова способны доставить мне одно лишь удовольствие, но не причинят и крохи вреда. Ибо если ты спросишь: а что будет, если я передам все это Владычице? Я отвечу тебе: ты не сделаешь этого. Потому что известно мне, что сердце твое было обращено к драгоценности, попавшей мне в руки, а сам ты прекрасно знаешь, что всякий, на чью голову падет гнев Владычицы, обречен, и судьба эта грозит не тебе или мне.
– Истинно говоришь ты, – согласился Вальтер, – и не из тех я, кто способен на предательство.
После они некоторое время молча шли рядом, а потом Вальтер спросил:
– Но что было, если бы Дева рекла тебе «нет»? Что тогда ты предпринял бы?
– Клянусь небесами! – гневным голосом возопил Сын Короля. – Она бы дорого заплатила за отказ; тогда я бы… – И, оборвав себя на полуслове, продолжил упрямо: – Что толку говорить о том, что лишь могло бы случиться? Она дала мне свое согласие с удовольствием и лаской.
Вальтер знал, что собеседник его лжет, а посему мир в его душе не нарушился… Наконец он спросил:
