Осмотрев берег слева, Дженнсен обнаружила следы. Подбежала ближе и встала на колено, разглядывая отпечатки в мягкой почве. Это определенно были следы человека, но достаточно давние. Дженнсен последовала по следам вдоль берега и в некоторых местах нашла рыбью чешую. Растительность у озера была буйной и густой, но у самой кромки озера находилась полоса травы и сухой земли. Полоса могла служить тропинкой, а следы вселяли надежду.
По следам Дженнсен прошла к дальнему краю тихого озера, обнаружила в густой ивовой роще протоптанную тропинку и поднялась на возвышенность. Внимательно осмотрев открывшуюся поляну, она заметила вдали, за деревьями, зарослями кустарника и виноградными плетьми, стоящий на холме дом. Из трубы поднимался дым, который смешивался с туманом вокруг.
В пепельно-серой мгле темнеющего вокруг болота льющийся из окна и похожий на золотую драгоценность свет казался маяком для заблудившихся, находящихся в отчаянии, забытых и беззащитных. Увидев конечную цель своего похода, Дженнсен заплакала от облегчения. Это вполне могли быть слезы радости, если бы ее не привела сюда жестокая необходимость…
Дженнсен торопливо пошла по тропинке мимо ив и дубов, мимо зарослей травы и оплетенного виноградом кустарника и скоро добралась до дома. Дом был выстроен на фундаменте из камня, сложенном без всякой известки. Стены были сделаны из кедровых бревен. Крыша нависала не только над домом, но и над неширокой галереей, которая тянулась вдоль всей стены. От галереи к озеру вели ступени.
Перепрыгивая сразу через две ступеньки, Дженнсен поднялась к галерее, прошла по ней и приблизилась к двери, по краям которой стояли колонны из двух широких бревен, которые поддерживали простой, но приветливо выглядящий вход. От этой двери, от широких ступеней крыльца, уходила ровная, хорошо утоптанная тропа. Этим путем приходили люди, у которых было приглашение посетить колдунью. После пути, пройденного Дженнсен, этот казался проезжей дорогой.
Не теряя времени, Дженнсен постучала. Раз, другой, третий… Наконец дверь распахнулась внутрь. В проеме, с удивлением глядя на гостью, стоял пожилой человек. Волосы его все еще были довольно густыми. Впрочем, седых волос было много больше, чем темно-каштановых. Одет он был не как охотник или житель болот, а как ремесленник: коричневые брюки были чистыми и незаношенными, из плотной дорогой ткани. На зеленой рубашке блестели пятна золота.
Это явно был позолотчик Фридрих.
Его проницательные глаза осматривали гостью не менее внимательно, он стразу заметил рыжие волосы под капюшоном.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он. Глубокий голос хорошо соответствовал его облику, но доброжелательностью не отличался.
— Я пришла повидать Алтею, если можно.
Его глаза осмотрели тропу за спиной Дженнсен, затем опять остановились на ее лице.
— Как ты добралась сюда?
Судя по тому, каким подозрительным взглядом он ее окинул, девушка поняла, что у него имеется способ определить, с какой стороны подходит к дому гость. Дженнсен знала такого рода приемы: они с матерью использовали их, чтобы никто не смог подкрасться к ним незамеченным.
Дженнсен махнула рукой вдоль галереи:
— Я пришла другим путем, из-за озера.
— Никто не может прийти из-за озера, даже я. — Его черная как смоль бровь поднялась, он не желал больше слушать ее. — Ты лжешь.
Дженнсен опешила:
— Нет. Я пришла тем путем. Мне необходимо увидеть вашу жену.
— Тебя сюда не приглашали. Ты должна уйти. И на этот раз тебе не стоит сходить с тропы. А теперь уходи!
— Но от этого зависит жизнь человека. Я должна…
Дверь с грохотом захлопнулась прямо перед лицом Дженнсен.
Дженнсен стояла, не шевелясь. Она не знала, что делать. Она была слишком поражена, чтобы предпринять что-либо.
Изнутри донесся женский голос:
— Кто там, Фридрих?
— Ты ведь знаешь, кто это был. — Голос Фридриха был совсем не похож на тот, каким он разговаривал с Дженнсен. Теперь он был нежным, дружелюбным, звучал с уважением.
— Ну так впусти ее.
— Но Алтея, ты не можешь…
— Впусти ее в дом, Фридрих. — Хотя тон не был резким, было ясно, что жена ругает мужа.
Дженнсен почувствовала, как в душе волной пронеслось облегчение. Целая цепь аргументов, почему ей требуется войти в дом, уже зарождавшаяся в голове, тут же рассыпалась. Дверь открылась, на этот раз гораздо медленнее.
Фридрих внимательно смотрел на нее. Это не был человек, секунду назад потерпевший поражение, которого только что отчитали, это был человек, решивший с достоинством подчиниться судьбе.
— Пожалуйста, Дженнсен, входи, — сказал он более доброжелательным голосом.
— Спасибо вам, — сказала Дженнсен очень тихо, немного удивившись тому, что он знает ее имя, и слегка обеспокоившись этим.
Входя за ним в дом, она примечала все вокруг. Несмотря на то что на улице было тепло, здесь потрескивал в камине огонь, который придавал воздуху приятный запах, а самому дому — уют. Мебель была простая, но добротно сделанная и украшенная резными узорами. В большой комнате было два маленьких окошка, на противоположных стенах. В передней Дженнсен заметила инструменты, аккуратно разложенные на рабочем столике, установленном возле окна.
Она совершенно не помнила этот дом. Она помнила, как приходила к дому Алтеи, но в воспоминаниях остались дружеские лица, а не сам дом. Однако предметы, украшавшие стены, казались знакомыми. Детям такие вещи всегда тешат взор. Повсюду были резные птички, рыбы и звери: они или висели на стене, или стояли на полочках.
Некоторые украшения были раскрашены, некоторые оставлены без окраски, однако перья, чешуя или мех у них были вырезаны так тщательно, что казалось: тут живут настоящие звери, волшебным образом превратившиеся в деревянных. Зеркало, доходящее до самого пола, было в раме с резными звездами, на которых чередовались лучи, покрытые золотом и серебром. Около камина лежала на полу большая красная с золотом подушка.
Внимание Дженнсен привлекла квадратная доска со знакомым изображением Благодати. Рядом — небольшие камешки, сложенные кучкой. На красивом стуле с высокой спинкой сидела маленькая женщина с большими, темными глазами, которые на фоне золотистых волос, тронутых сединой, выглядели очень выразительно. Волосы обрамляли лицо и опускались на плечи. Руки покоились на резных подлокотниках, а длинные тонкие пальцы касались завитка, которым заканчивалось резное украшение.
— Я — Алтея. — Голос был нежным, но в нем звенел металл властности.
Навстречу гостье женщина не встала. Дженнсен решила начать с любезностей:
