— Ори, ты как? — подбежала ко мне Элания, пытаясь найти отголоски разума, но, кажется, я его лишилась.
— Он защищает его, потому что им не нужны препирательства между странами, — негромко рассуждаю вслух, — А если пострадает Риас, то не страшно. Нестаргон не будет объявлять войну только потому, что друг наследника пострадал, — вспоминаю слова, сказанные когда-то куратором.
— Да она же с ума сходит! Эй, подруга, на меня смотри! — сказала Элания, накладывая какое-то заклинание.
— Они не убьют его, защита не позволит. Это главное. Не здесь и не сейчас, — доносится невозмутимый голос Райана.
Кажется, что заклинание Элании вызывало пробуждение от шока.
Риас растворился в черном облаке, а по моим щекам покатились слезы. Я была предателем, но никогда не была жестокой. Почему я не пожалела Лидана? Почему даже не задумалась о его близких, когда слышала, что с ним произойдет? Риас отравляет меня.
Все происходило быстро. В этот раз он не сдерживал свою демоническую силу. Огонь расступался и с шипением затухал, когда попадал в холодную тьму Риаса. В тот раз было темно, чтобы можно было все разглядеть, но сейчас дневной свет не скрывает порождение зла. Желтые глаза не принадлежали человеку. Нестаргонский с отвращением отвел взгляд от того, кого так сильно любил. Черная магия ползла по венам, так сильно выделяясь на бледной, казалось, посиневшей от холода кожи. Кобеан не испугался, но отступал, осознавая опасность. Почему Тиретис не отговаривает друга? Если Риас сейчас лишит искры Дарголийского, то сделкой дело не окончится. Неужели ему тоже надоело подчищать за другом и он просто сдался?
— Я не боюсь тебя, Солвер! — гордо произнес Кобеан.
— А зря! — пропел насмешливый шепот за нашими спинами.
— Если ты лишишь меня искры, не страшно! Давай, Солвер! Тогда тебе никто уже не поможет! — выкрикнул Кобеан, останавливаясь и с вызовом глядя на соперника.
Он сорвется. Риас не сдержится. Я наблюдала, как жестокий, лишенный человеческого тепла маг, подходил к своей жертве. Как он медленно протягивает руку к горлу огненного принца, не боясь его огня. Темные всполохи слизывали огненное лакомство и требовали добавки. Сердце сжалось в болезненном ударе. Мое сердце опять болит. Оно же выдержит? Не остановится? Почему я не вмешиваюсь? Неужели у меня тоже нет надежды, что он когда-нибудь угомонится?
— Когда Энджи умирала, вместе с ней умирала частичка меня, — негромко произнес рядом Райан.
Я сделала попытку вдохнуть, но было больно и сложно.
— Отпусти ее, Мони, — услышали мы приказ Райан.
— Ты спятил?! Она же там…
— Отпусти! — прорычал, грозно глядя на взволнованного юношу, — Мои щиты быстро будут сметены под его магией, но я буду обновлять их столько, сколько нужно. Пробуди его, Ори.
Больше мне не требовалось наставлений. Я побежала, не обращая внимание на слезы и боль в сердце. Я быстро оказалась недалеко от любимого мною человека. Жестокого, бессовестного, гнилого, но любимого. Я хотела выкрикнуть его имя, но поняла, что голос опять пропал. Не раздумывая, бегу дальше, чтобы не позволить натворить ему больше глупостей. Пусть я потеряю то, что мне не было подарено с рождения, но я не позволю ему угробить нашу жизнь.
— Ориса, нет! — услышала возглас Кобеана.
Риас быстро перевел хищный, яростный взгляд на меня. Я не думала, обняла. Холод прошиб насквозь, но я смогла заставить парня отступить. Щиты Райана были сняты, моя магия болезненно рванула из меня, но я стиснула зубы, осознавая, что будет дальше и чего ждать. Но холод отступил, Риас прижал меня к себе.
— Глупая, Ори. Что же ты творишь? Я могу сдерживать себя. Я контролирую себя. Я просто хотел напугать его. Он надоел мне, Ори. Слишком правильный, — бормотал мне Риас, а я плакала, прячась в его объятиях.
— Ты придурок, Риас, — негромко донеслось нам от Райана, который тоже успел испугаться за блондина.
— Все хорошо, милая, — жался ко мне Риас, пытаясь успокоить и заглянуть в мое лицо.
— Хорошо?! — поступил грозный, но уже не наполненный пламенем, голос Дарголийского.
Он тоже испугался за меня и смог утихомирить свое пламя, чтобы не обжечь. Я растерянно посмотрела на того, кто лишился друга дважды. Сначала, когда тот обидел меня, а теперь насовсем теряя его и не зная даже, жив ли тот. Кобеан смотрел на меня с осуждением, непониманием и горечью.
— Ты понимаешь, кого защищаешь, Ориса? — спросил он тихо, но отчетливо с рычанием.
— Не трогай ее, — послышались грозные нотки в голосе Риаса.
— Пожалуйста, Риас, — вновь испугалась я его проявлений.
— Не бойся, милая. Ну, что же ты?
Он все же обхватывает мой овал лица и смотрит на меня с нежной улыбкой и с заботой во взгляде. Большой его палец вытирает бегущие дорожки слез.
— А стоит, Ориса! Ты же помнишь все, что я тебе рассказывал о нем? Ты не поверила мне?! Или… Неужели ты такая, как пишут о тебе в отчетах?! — слышу сильную горечь и презрение в голосе огненного принца.
Риас обнимает меня, трепетно прижимая к себе.
— Не слушай его, — шепчет мне тихо на ухо, — Ты совершенство.
— Он же омерзителен! Как ты можешь находиться рядом с ним, если сама не являешься такой?! — призывал встать на свою сторону Кобеан.
— Мы любим друг друга, — успокаивал и уговаривал любимый шепот, — Помнишь, когда мы стояли напротив зеркала? Мы подходим друг другу.
— Ориса, очнись! — продолжал взывать к моему благородству принц, — Он дурачит тебя! Он бесчестен! Неужели ты веришь ему?
— Я никогда не нарушаю своих обещаний, Ори, — прошептал мне Риас, — Но у меня нет иного выхода, — раздается смешок, — Я люблю тебя, Ори.
Я сама потянулась к нему за поцелуем. Боль в сердце отступила, отпустила, позволила сделать полноценный вдох. Я быстро прервала поцелуй.
— И я тебя люблю, Риас, — прошептала.
Он смотрел на меня растеряно. Как тогда, когда я впервые искренне поблагодарила его. Этому Риасу сбивало дыхание чувство того, что я могу быть благодарна ему, что могу любить его, несмотря ни на что.
— Спасибо, — ответил он прежде, чем продолжить поцелуй.
Он уносил меня в нежную прохладу, отбирая правильные и неправильные мысли, оставляя легкость и пустоту. Заставлял млеть и таять в своих объятиях. Я забывалась и терялась, чтобы найтись в голубом омуте.
Если Кобеан и продолжал что-то говорить, то я не слышала его. Мне не было дело до чужих проблем и забот. Пусть даже они были принесены рукой того человека, которого я люблю. Я отреклась от переживаний и самоанализа, который обвинял меня в жестокости и черствости. Мы все несем тяжелый груз, вину, тайну, секреты. У каждого человека есть что-то, чего он стыдится. Поступки, которые нельзя оправдать. Мир жесток и несправедлив.
