Дойдя до места, где лежало несколько больших камней, обезьянцы остановились. Ближайший и самый маленький из камней представлял собой обыкновенную глыбу высотой в два локтя и шириной в четыре, настолько обтесанную временем, что грани и углы скруглились, и ее можно было по ошибке принять за валун.
Позади низкой глыбы возвышался большой приземистый пьедестал, или постамент, на котором помещалась какая-то скульптура, но изваяние так пострадало от времени, что уже нельзя было определить, кого же оно изображает. Очертаниями статуя напоминала сидящего человека, но ни рук, ни ног, ни каких-либо частей человеческого тела различить не удавалось. Статуя была низкой, приземистой, со сглаженными углами; кое-где проступили едва заметные следы резьбы. Длинная змея, разрисованная черно-красными узорами, соскользнула с постамента и скрылась в норе.
— Это, кажись, то самое изваяние Марагонга, о каком ты мне говорил, — сказал Джориан.
— Охо-хо, боюсь, ты прав, Я один виноват, навлек на тебя погибель. Прощай, сынок!
Один из обезьянцев принес ржавый железный нож. Вероятно, этот металлический нож попал сюда случайно, потому что остальные орудия, и даже оружие, были сделаны из дерева, камня или кости. Дикарь принялся точить лезвие об алтарь — «вжик-вжик».
— Не убивайся, доктор, — сказал Джориан. — Мы еще поборемся. Ежели б только они нас связали, отошли в сторонку да отвернулись, может, чего и вышло б. — «Вжик-вжик» пело лезвие. Обезьянцы, похоже, не собирались связывать пленников. Наоборот, они со всех сторон облепили Джориана и Карадура и, застыв в зловещем ожидании, крепко держали их за руки и ноги.
Наконец дикарь отточил нож, провел пальцем по острию и поднялся на ноги. По команде, больше похожей на рычание, удерживающие Джориана обезьянцы подтащили его к алтарю и, не ослабляя хватки, опрокинули на камень. Дикарь с ножом подошел к статуе, воздел руки и завывающим голосом произнес речь, в которой Джориан уловил слово «Марагонг».
После этого обезьянец повернулся к Джориану и склонился над будущей жертвой. Он вскинул нож, собираясь, навалившись на острие, провести по джориановой груди длинный неглубокий надрез от горла до пупка. Джориан напрягся, приготовившись мужественно сносить боль.
Нож с легкостью рассек джорианову рубаху, но под ней оказалась прочная кольчуга; ножом ее было не проткнуть. Гортанно вскрикнув, обезьянский жрец еще ниже склонился над Джорианом и, распахнув вспоротую рубаху, стал разглядывать непонятный железный нагрудник. Раздалась команда, и двое обезьянцев, которые удерживали Джориана на алтаре, принялись теребить кольчугу, стараясь вытряхнуть из нее пленника. Пока они сражались с кольчугой, спорили и тянули в разные стороны, где-то над головой Джориана, непонятно почему, разразилась перебранка. Вскоре она переросла в общий гвалт.
Шум мало-помалу стих. Джорианов страж рывком приподнял пленника и усадил на жертвеннике. Джориан оказался лицом к лицу с на редкость безобразным обезьянцем средних лет; обезьянец наставил на него толстый волосатый палец.
— Ты Джориан? — на ломаном новарском языке спросило это существо.
— Ага. А ты кто?
— Моя Зор. Ты помнишь? Ты спасать моя жизнь.
— Клянусь медными яйцами Имбала! — гаркнул Джориан. — Еще б не помнить. Только не говори мне, о Зор, что, сбежав из клетки, ты на своих двоих отмахал всю дорогу от западных отрогов Козьей Кручи до Комилакха!
— Моя сильный. Моя пешком.
— Ну, ты молодчина! Как поживаешь?
— Моя хорошо. Моя начальник.
— Что теперь с нами будет?
— Ты помогать моя, я помогать твоя. Куда ты идти?
— Мы собирались добраться до Халгира и переплыть пролив.
— Ты иди.
Зор растолкал обезьянцев, стороживших Джориана, и мощной волосатой рукой обнял его за плечи. Джориан поежился: кулаки обезьянцев живого места на нем не оставили. Размахивая свободной рукой, Зор обратился к остальным дикарям с короткой, но энергичной речью. Джориан, хоть и не понял ни слова, решил, что Зор говорит: этот человек личный друг Зора, и кто его тронет, тому, дескать, не поздоровится.
— А как быть с моим другом? — спросил Джориан.
— Ты идти, он оставаться. Он нам не помогать. Мы его убить.
— Либо отпусти нас обоих, либо никого.
Зор злобно уставился на Джориана.
— Зачем ты это говорить?
— Он мой друг. Будь он твоим другом, ты бы так же поступил, разве нет?
Зор поскреб в затылке.
— Ты говорить правильно. Ладно, он тоже идти.
* * *
На другой день разразилась гроза. Джориан с Карадуром, оставив позади берега Шриндолы, с трудом пробирались джунглями на северо-восток; по бокам трусцой бежали обезьянцы из отряда сопровождения: они показывали дорогу и добывали еду.
— Сынок, — сказал Карадур, — если я когда-либо и осуждал тебя, то сейчас смиренно молю о прощении.
— Что? — сквозь завывание ветра и громовые раскаты прокричал Джориан. Карадур повторил.
— Доктор, ты чего? — спросил Джориан.
— Ты был готов пожертвовать собой, стерпеть такую ужасную боль, ты был на волосок от гибели, а меня не бросил, хотя имел прекрасную возможность сбежать. Я перед тобой преклоняюсь.
— Ой, ну что за чушь! Я ж ненароком брякнул. Кабы успел мозгами пораскинуть, наверняка б духу не хватило. По правде сказать, я как нож этот обдирочный увидел, до того напугался... ну, ладно, ладно, не буду больше про свои страхи вслух рассказывать.
— Наш новый бог у тебя?
— В ранце, хотя будет ли нам прок от милейшего Тваши, еще бабка надвое сказала. По-моему, нам пора основать новую религию: культ бога нелепостей. Ежели миром и правит какая-то сила, так это сила нелепицы. Сам посуди: ты произносишь заклинание, чтоб отвести врагам глаза, а оно действует шиворот-навыворот и прямиком ведет их к нам.
— Заклинание тут ни при чем. У нас не было нужных ингредиентов.
— Потом я натыкаюсь на статуэтку Тваши. Бог спасает нас от мальванцев — только затем, чтобы отдать в лапы обезьянцев, которых он, видите ли, не заметил, потому как слишком увлекся пересказом длиннющей нудной байки о каком-то древнем царе. А когда он их все ж таки узрел, то не мог вмешаться из страха перед более могущественным Марагонгом.
Потом нам удается спастись от мучительной смерти, потому как поблизости случайно объявляется Зор, да мало того что объявляется, он еще меня узнает, хоть я б его ни в жисть не узнал; по мне все дикари на одно лицо. Зор-то думает, я его нарочно из клетки у Ритосова дома выпустил. А правду сказать, это была чистая случайность, я влип по собственной глупости, и ежели б не красотка, Ритос бы как пить дать меня прикончил.
