— Ему есть за что меня прощать?
— Он думает, что да. Более того, ценя тебя, он готов пойти навстречу иным твоим пожеланиям. Так что если тебе чего-то и не хватало...
— Нет, что ты! Мне вообще ничего не нужно от царя Элиды.
— Ты дорог отцу. Причем настолько дорог, что он скорее предпочтет сгноить тебя здесь, нежели расстаться с тобой.
— Передай ему, что никто еще не диктовал мне своих условий через решетку.
— Передам, — все так же улыбаясь, соглашается Атрей и некоторое время молчит, ожидая продолжения. — Знаешь, меня давно тянет спросить, — произносит он, не дождавшись, — от кого все-таки явившийся с гор знахарь приобрел свои воистину божественные познания? Ты ведь можешь больше, чем делаешь вид, Человек-с-гор.
Тот пожимает плечами:
— Удовлетворю твое любопытство: мне их поведал сошедший с небес лучезарный, мудрый и светлый бог Аполлон.
Атрей смеется:
— Расскажешь об этом самому богу Аполлону!
И уходит. Сменившиеся часовые видят узника спящим, а следующие, заступившие на пост с восходом солнца, застают его за выполнением физических упражнений.
Перестав вращать вокруг себя тяжелую дубовую скамью, Человек-с-гор ставит ее на место, поворачивает голову — и встречается с взглядом той, которая так часто клялась в любви.
— Меня перевели к рабыням, — говорит она.
— Этого следовало ожидать. И как тебе удалось пройти сюда?
— Меня пропустили. Я...
— Ты предала меня, — спокойно говорит он.
Она мотает головой, разметав по плечам волосы и роняя слезы:
— Нет — я люблю тебя! Ты же, безумный, сам разрушил наше счастье, я же...
— Мне надоела ложь. Уходи! — бросает он.
И больше не слышит ни жалоб, ни слез.
Солнце достигает зенита, когда в подземелье, стуча посохом, спускается сам правитель Элиды. Передвинув камешек на расчерченной на клетки доске, Человек-с-гор оглядывается.
— Оторвись-ка на время от своей игры, знахарь.
Он делает следующий ход:
— Ни одно слово правителя Элиды не пройдет мимо моих ушей неоцененным.
— Надеюсь, ты понял, что тебе не уйти отсюда по своей воле.
Человек-с-гор пожимает плечами. Пелопс садится на подставленный табурет и отсылает слугу знаком руки.
— С этого дня твоя женщина будет наравне с другими таскать воду из колодца за стенами.
— Мне это безразлично.
— А мне казалось, она для тебя что-то значила.
— Да, кое-что — до недавнего времени.
— Что же произошло в это недавнее время?
— Она предала меня.
— Она сделала это намного раньше.
— Я это понял.
— Такова природа женщин.
— Правитель Элиды снизошел сюда, чтобы побеседовать со мной о природе женщин?
— Нет! Послушай и запомни, что я скажу тебе, знахарь. Ты не тот, за кого выдаешь себя.
— И кто же я такой?
— О тебе рассказывают удивительные вещи.
— Желал бы выслушать их. И зачем нужно было отсылать моих стражей? Они бы тоже послушали.
— Говорят, ты возвращаешь зрение слепым и оживляешь уложенных в гроб.
— Правитель так по-детски доверчив?
— Совсем нет.
— Мне придется так думать.
— О! А если я знаю больше, чем тебе кажется?
— Откуда бы?
— Хотя бы из слов той, с которой ты долго делил ложе. Разве там, где вы встретились в первый раз, на ее родине, ты не воскресил ее однажды, когда она уже лежала на погребальном ложе, и уже была вырыта могила?
Впервые Человек-с-гор медлит:
— Подумать только, как живучи слухи и сказки, — устало говорит он, наконец.
— Пусть так, — не спорит правитель Элиды. — Но знаешь, женщины умеют угадывать многое из невысказанного. То, о чем молчит язык, не всегда хранит сердце. Я не хочу умирать, Человек-с-гор.
Игра забыта. Они глядят друг другу в глаза.
— Что же, ты не умрешь — если конечно благожелательные Мойры потрудились свить потомку Тантала бесконечную нить и вытащить блаженный жребий.
Странно, но старик не высказывает гнева. Хотя ведь он действительно умен и потому знает, в каком случае выражение гнева демонстрирует силу, а в каком выдает слабость.
— Предпочту искать избавление поближе, — произносит он и тяжело встает, опираясь на посох. — Оставайся один, знахарь, подумай. И постарайся переменить свое мнение.
Проходит время. Человек-с-гор слышит шаги и звук глухого удара. Повернувшись, он видит брошенный у решетки собачий труп.
— Царь велел показать это тебе.
Протянутая между брусьями рука не может достать до него.
Человек-с-гор встает.
Человек-с-гор глядит в глаза посланцу:
— Передай своему царю — он напрасно это сделал.
Приходит ночь, принесшая сумбурные, пугающие сны, возвращается день, дарующий понимание и ясность — удел мудреца.
Проходят дни...
* * *Настает день великой жертвы. Чувствуя скрещенные на себе взгляды, Тесей входит в Лабиринт, не оглядываясь.
Падает решетка, и сомкнувшиеся створки ворот душат последний солнечный луч. Замерев, Тесей прислушивается. Тишина. Сбросив венок и плащ, он дает глазам привыкнуть к темноте. Потом, развязав ремешки сандалий, бесшумно крадется, шаря рукой по стене. Найдя узкую продолговатую нишу, он извлекает из ее глубины короткий меч и клубок прочных шерстяных ниток.
Еще не став с колен, он слышит искаженный отголосками эха рев Минотавра. Пока бояться нечего. Тот далеко. Тесей долго раздумывает, куда бы привязать нить.
Где-то в хаосе этих одинаковых серых коридоров бродит тоскующее о крови рогатое чудовище. Тесей осторожно пробует пальцем остроту клинка. Чудовище надо убить.
Разматывая клубок, он минует первую развилку.
* * *Никто не видит ее в густой тени орошаемого сада. Губы черноволосой девушки в диадеме принцессы Крита шепчут какие-то слова.
— Ты не умрешь, — бормочет она. — Вернись ко мне, любимый. В твоих руках осталось мое сердце. Я не хочу, чтобы ты умирал.
Это смешные слова. Небеса глухи к ним. Слепы широко раскрытые глаза распустившихся цветов. Все так же дрожит полуденное марево. Неподвижны стражи Лабиринта. Она закрывает глаза. Стиснутые пальцы чуть белеют:
— Великие, что услышат меня, кому внятен голос сердец, — снова шепчет она, — я никогда ничего не просила у вас. Придите к нему на помощь, и отдам вам все. Мои права, мою свободу, мою душу. Я не хочу, что бы он умирал! Услышьте меня, боги!
Шепот, сорвавшийся с ее губ — он ненамного громче, чем голос сердца. Никто не услышит его.
Разве что боги...
* * *Вой чудовища снова оглашает закоулки Лабиринта. Эхо доносит его со всех сторон, и идущий сумеречным коридором Тесей невольно думает о тех, кто вошел в Лабиринт прежде него. Их жизнью распорядился слепой жребий, они были безоружны, и прекрасная черноволосая принцесса не учила их движениям священных танцев.
