Упоминание о тыкве поставило все на свои места — как раз накануне пресловутыми тыквами и вырезанными из черной бумаги летучими мышами и паучками студенты густо украсили многие интерьеры учебного заведения. Готовились к сегодняшнему Хэллоуину. Доберман был одет как раз для какого-то подобного мероприятия: может, в школе его хозяина проходил конкурс на самый страшный костюм для животинки?! Но не о спорной идейной стороне чужеродного для Руси-матушки праздничка думал сейчас Антон Лозинский. Он думал о том, что могло вот так напугать серьезную собаку. Вряд ли это была любимая шляпа Антона или он сам. Рядом же ни души — кроме Вадима Милухина.
Теперь Антон смотрел.
Смотрел на воскресшего однокурсника, странно освещенного косыми падающими лучами низкого солнышка. Солнышко не должно было показаться сегодня, если верить прогнозу погоды — но в кои-то веки прогноз подвел в лучшую сторону, и вместо холодного дождя вперемешку с колкими кристаллами снежной крупы на город обрушилось именно солнце! Ишь, как светило балует северян, октябрь-то порой тут и жесткими «минусами» провожают или метелью!
Фигура же Вадима как будто расслаивалась в этих рахитично-скупых солнечных лучах последнего дня октября, плыла. Незыблемая и ясная картинка касалась только головы да еще одной части тела — кистей рук, на которые мужчина как раз натягивал кожаные перчатки. Все остальное было зыбко и полупрозрачно, как наваждение. Тротуар вмиг наполнился прохожими. Шустро семенила прочь та самая старушка, опасливо вытягивающая шею вслед мальчику и собаке. Неторопливо вышагивала красивая девушка с отрешенным лицом, вся погруженная в то, что слышала из наушников, охвативших ее головку жутковатым черным венком. Почти бежал сердитый дядька с портфелем под мышкой, бурчащий что-то себе под нос. И никто из них не заметил удивительного эффекта, изменившего облик Милухина — каприз оптики, не иначе, игры атмосферы, причуды осеннего света…
Встреча. Чистая аура. Монета. Собака. Голова. Два человека, несколько изменившиеся внешне за годы, но сразу и без сомнения узнавшие друг друга при случайной встрече — это вам как?! Чувство той самой вселенской несправедливости (что не так с Вадимом, хлебнувшим неприятностей несколько больше, чем многие другие) и чего-то еще, остро кольнувшего то ли в сердце, то ли куда-то в позвоночник, то ли в то место, где пожизненно локализуется детское любопытство у взрослого дяденьки.
— Я на машине. — Просто сказал Лозинский, в то время как Вадим о добродушным смехом рассуждал о «чокнутом» поколении, которое плавно перетекло от покемонов к косплею и втянуло в это дело домашних питомцев. — Поехали, куда надо?..
ГЛАВА 3.
Второй монстр и старые кости
Ехать надо было недалеко — но будем справедливы, в компактном городе все условно недалеко. Очень быстро профессорский «Йети», который не мешало бы помыть после последних лесных выездов, приблизился к улице Гагарина, насквозь пронизывающей лесной массив.
— Нам туда! — показал Милухин на трехэтажный, относительно многоквартирный дом из тех, что выбиваются внешним видом из типовой застройки и претендуют на статус недвижимости с легким налетом элитарности.
По дороге мужчины успели обменяться несколькими фразами об общих знакомых, и уже на крылечке подъезда, когда Вадим нажал кнопку переговорного устройства домофона, снова прозвучало местоимение «она».
— Не понял, ты про кого? — рассеянно спросил Антон, входя в чистый, буквально вылизанный и светлый подъезд, подтверждающий предположение о жилье не самого «бюджетного» уровня. — Здесь кто-то с курса, что ли?
— Вот ты тундра недалекая, Антонио! — хмыкнул спутник Лозинского. — Нам на третий этаж… Я же тебе и говорю, что она прилетела ночным рейсом. Ты не понял, о ком я? Алла!
— За «тундру» ответишь!
Конечно, профессор понял. Конечно, он удивился — может быть, не меньше, чем явлению воскресшего однокурсника. Алла? Столько лет прошло, да перегорело. Пережевано, выплюнуто, зачеркнуто — как хотите. Лозинский забыл это имя, и сейчас понял, что оно совершенно не цепляет — ни обиды, ни радости, ни едкого осадка душевной кислоты. Даже интересно будет посмотреть, какой она стала: небось растолстела, как некоторые сокурсницы, периодически стучащиеся на страничку профессора в «Одноклассниках».
Лестничный пролет, фикусы и папоротники в вазонах, гостеприимно распахнутая дверь. Ленивые шутки о том, кто тут «тундра», а кто есть кто из Нижнего Тагила — со всеми возможными рифмами. Внезапное осознание самого мощного астрального сквозняка, с которым когда-либо приходилось сталкиваться — за всю относительно недолгую, но бурную и интересную практику работы с должниками, проходившими путями портала «Тема». Омут беспорядочных течений, рвущих, тянущих, выталкивающих и скручивающих пространство, словно стиральная машина. Но это потом, секундой позже, а сначала — просторная и дорого оформленная прихожая в квартире весьма нестандартной планировки и… бесформенным серым облаком пыли опадающая на паркет фигура Вадима Милухина. И стук падающих костей — как будто из детской сборной игрушки-пирамидки выдернули стержень.
Понятно, почему испугался грозный доберман: животные инстинкты позволили почуять потустороннюю тьму, прячущуюся за фасадом имитации тела. А вот Антону чувствительности не хватило — или тот, кто создавал имитацию, владел особым искусством, обычным людям недоступным. Да и профессор с таким ранее не сталкивался.
Все произошло практически мгновенно, сменившись коротким болезненным забытьем, а дальше — быстрым пониманием того, что вместо прихожей вокруг комната — так же дорого и с большим вкусом оформленная в каком-то странном стиле, где плавные очертания перетекали друг в друга без острых углов и предметов мебели привычной глазу формы. Как будто это жилье сливочных, розоватых, мягких салатовых и белых оттенков было уютным коконом бабочки.
Прим. авт.: хотите получить представление об интерьере этой любопытной квартиры? Поищите в сети дизайн в стиле «биоморфизм».
Антон ощутил под собой удобное кресло. Стопы утопали в белом пушистом ковре. Кто-то уже снял с мужчины ботинки, шляпу и летную куртку, поставил на столик перед креслом фарфоровую чайную пару, такую красивую и воздушную, что страшно было тронуть. По запаху духов практически понятно было, кто все это проделал. Ненавязчивый запах будил ассоциации, будоражил воспоминания, он не был забыт за двадцать с гаком лет… Какие двадцать, все двадцать пять!.. Тут же становился очевидным и источник сквозняка: из кресла было видно прихожую, где опустилась на одно колено та, что сейчас плавными движениями аккуратно собирала с паркета желтоватые, гладкие и отполированные кости. Череп и что-то еще — фаланги пальцев рук, что ли?.. Никакой серой пыли, никакого воскресшего однокурсника, только она.
— Что ты здесь делаешь? — негромко спросил Антон, чувствуя в глубине души самые разные эмоции.
Доберман в фэнтезийном костюме, конечно же, не был монстром. Пес всего лишь пришел в ярость от грохота костяных плашек… Двадцать пять лет назад та, что собирала в темный кожаный кофр останки несчастного Вадима (у Лозинского теперь не возникло сомнений, чей это череп и косточки), была любимой, желанной, опьяняющей… но не была монстром.
Когда же она им стала-то, а?!
* * *
Если у вашей двери жалобно мяукает маленький бродячий котенок, вы испытаете жалость. Если на его месте будет старая облезлая кошка, сплошь покрытая пятнами лишая, к жалости может добавиться еще и брезгливость. Кто-то пройдет мимо. Кто-то сжалится, вынесет еды и понадеется, что бедное животное поест и уйдет, ситуация как-то разрулится сама собой, и больше не придется разрываться между жалостью и брезгливостью. Единицы возьмут на себя ответственность высшего порядка — усыпить старое больное животное или пытаться лечить.
Антон пока не определился, как же ему хочется поступить.
