Тем временем Игла лежала в кровати капитанской каюты, и смотрела в потолок. Её посещали разные мысли, но в основном пессимистичные. Вдруг её сдернули с кровати!
— Сестра, мне скучно! Давай играть!
Дуся пыталась растормошить Иглу, однако… та была холодна.
— Ей! Ну было же весело! Ну эй!
— Дуся. Не сейчас.
— Вот всегда так! Не сейчас, не сейчас… А вдруг завтра умру? От ску… Уй!
Дуся вздрогнула, увидев взгляд Иглы. Очень… страшный взгляд.
— Не говори так.
— А я что, я ничего, я вообще, это… ну… Да!
— Да?
— Эм… нет!
— Нет?
— А-а-а… Помогите…
Зашедшая в каюту Альма тяжело вздохнула.
— Игла, тебе стоит отдохнуть… от этих мыслей. Я понимаю, тяжело потерять Брата…
— Брат — только для тебя. Для меня — альфа.
— Да хоть омега. Ты думаешь, ему будет приятно увидеть тебя с мешками под глазами и нервным расстройством?
— …
— Ты же помнишь, что со мной отмалчиваться бесполезно?
— …
— Иногда твоя непробиваемость бесит. Дусь, пойдем. Там Каси все равно заняться нечем, может, поиграет.
= Ей! А ты?
— А я… почему нет? Заодно развеюсь.
= Ага, правильно, правильно!
Капитанская каюта вновь опустела. Игла перебирала в голове воспоминания. А ведь случилось именно так, как говорила Мадлен. Физ пропал, почти так же, как пропали её питомцы. Быстро и беспощадно. И если тогда Мадлен пыталась вывернуть все так, чтобы Игла заговорила открыто, то судьба ясно намекнула, что кое-кто тут ошибся. Под эти мысли маленькая убийца уснула.
/Фисали, ПЛ/
Хочется тихохонько ругнуться. Люди лезут с самыми мелкими проблемами! Там сосед что-то сказал не то, там пошумел, тут в чем-то отказал… И о чем это говорит? О хорошем состоянии общества, раз в инквизицию обращаются с такими мелкими проблемами, а крупных нет, или о плохом воспитании, и крупные проблемы просто теряются в потоке мелочевки?
В какой-то момент листы кончились. Я старался вчитываться, но иногда попадались такие каракули, будто их ребенок-врач с Паркинсоном писал! Хм, а кто такой Паркенсон? Видимо, остаточные воспоминания от обучения в монастырской школе.
Пока я копался с бумагами, я попутно попытался узнать о себе. И таки записи на меня есть в местной канцелярии. Родился в какой-то далекой деревне, которую затем сожгли еретики, родители умерли. В возрасте семи лет попал в монастырь Адептов Механики, где научился письму и счету. В целом, моя история ничем не отличается от кучи таких же. Хотя вроде бы я должен ненавидеть еретиков… но ничего не чувствую. Странно это.
Я продолжил разбирать бумаги. Доносы, кляузы, заявления, мольбы — чего только не было. Даже комментарии, типа, «какая инквизиция хорошая!». И все. Никаких просьб, просто трата бумаги. Эх, люди…
Кстати, видимо в детстве я был неформалом. Потому что у меня уши не торчат по бокам головы, да и глаза имеют вертикальный, а не крестовидный зрачок. Да и серых глаз я тут не видел. И если глаза еще ничего, то волосы нужно перекрасить — а то еще набросятся, а я и драться-то не умею.
Прозвенели часы, и Джейк, потянувшись, встал из-за своего стола.
— Неплохо поработал, Фисали. Лови. Твой аванс.
Он кинул мне на стол небольшую карточку с кучей шестеренок.
— А это что?
— Ах да, ты же не помнишь… В общем, это крида. Особый механизм, который может быть повернуть только другим особым механизмом. Мы используем запоминаемые цифры в них в качестве денег. Не монетами же пользоваться, в самом деле!
Он со всеми подчиненными такой добродушный? Хотя, если вспомнить реестр, который я мельком углядел на его столе… хм, начальник отделения инквизиции, писарь, счетовод, заведующий арсеналом и складом, и три взвода охраны. Итого восемь должностей, близких к начальнику, и тридцать человек личного состава. В принципе, он может позволить себе такое поведение.
— Кстати, Фисали, зайдите в портняжную «Нить и игла» на соседней улице — ваша монастырская одежда не очень-то и смотрится. А члены инквизиции должны внушать уважение. На сегодня вы свободны.
Половину фразы я прослушал. Потому что в названии «Нить и игла» вызвало у меня… странное чувство. Будто мурашки по спине. Хм, стоит зайти. Может быть, я был завсегдатаем в том заведении? Поэтому такое чувство и возникает?
/Эмели, ТЛ/
Маленькая жрица продолжала сидеть на своем месте. Для нее это — честь. Когда Аласа подарила ей эту силу три года назад, девочка приняла необычно взрослое решение — посвятить себя служению обществу. Не богу, не стране — людям. Лечить всех, ценить каждую жизнь. Будь она несколько строже и принципиальней, а бы и правда могла быть судьей, оценивая ценность жизней по совершенным грехам… Однако, история сослагательного наклонения не терпит.
Окутывающий жрицу свет начал меркнуть. Его и так-то немного из-за облаков и цветных витражей, но сейчас, видимо, пришло особо плотное облако. Однако Эмели не поменяла позы — молитва во спасение каждого не терпит промедления.
Жрица услышала звонкие шаги издалека. Острый слух подсказал — шагают не по полу. А по самому мирозданию. Эмели поднялась, и поклонилась пришедшей.
— Долгих тысячелетий вам, Аласа.
— Спасибо, Эмели.
Анута… о, простите, Аласа в этом мире была прекрасна. Изящная фигура, белая как мрамор кожа, милые, несколько детские черты лица, добрые золотые глаза. Волосы золотой волной спускаются до самого пола. Белые одеяния были довольно… откровенны, плохо скрывали прелести аватары.
— Почтена вашим визитом, Аласа. Вам что-то нужно?
— Ты как всегда холодна. Все потому, что я не человек?
Эмели не ответила, однако дернувшиеся острые уши намекали, что этот вопрос задел какую-то струну в её душе. Богиня не обратила на это внимания.
— Ладно, Эмели. У меня есть для тебя подарок.
— Я приму любой дар из ваших рук, Аласа.
— Спасибо. Но он… несколько строптив. Помнишь того паренька, без ладоней и ног?
— Я помню всех своих жертв.
— Не жертв, а пациентов, сколько раз говорить… В общем, он теперь твой.
— Вы слишком просто разбрасываетесь чужой жизнью. Я принимаю ваш дар… И желаю отпустить его на волю.
— Как же с тобой сложно… Хорошо, тогда назовем это твоим заданием. Ты должна связать свою судьбу с ним. Иначе ему грозит большая опасность.
Эмели вздрогнула. Этот человек в опасности? Тогда она обязана ему помочь!
— Я слушаю.
— Этот человек прожил… сложную жизнь, и благодаря мне он забыл о ней. Теперь он начал жить заново, но из темноты прошлого готовы явиться девять теней. Опасайся тени с изумрудными глазами, она — главная сердечная боль этого человека. И она может явиться сюда. Только знай, она — демон! И при первой же встрече она попытается отравить его, и выпить душу!
Эмели побелела. Это ужасно! Девочка и не знала всей подноготной, да и наивна, как котенок. Этим Аласа и воспользовалась.
— Я спасу его душу, и сопровожу в ваш чертог, Аласа.
— Это я и хотела услышать.
Богиня развернулась, и шагнула в стену, где и пропала, оставив светлый силуэт на стене. Жрица же впервые за долгое время покинула свой пост, направившись к верховному жрецу.
Верховный жрец Карп[3] восседал в своем кресле, лениво перебирая бумажки. Отчеты, приходы, расходы… все, чем живет храм, проходит через его руки. Вдруг дверь скрипнула. Обычно так неуверенно заходят слуги.
— Я просил не беспокоить. Но раз уж приш…
Карп замер на полуслове. Перед ним была главная достопримечательность их храма — Святая Дева. Но она же всегда молится на благо храма в самом его центре? Карп отложил бумажки и внимательно посмотрел на Эмели.
— Святая Дева, вам что-то нужно?
— Богиня поручила мне задание — спасти душу одного человека от загребущих когтей тьмы. Этот человек прибыл вместе с инквизитором Джейком.
Карп кивнул, и достал реестр инквизиторов. Он и не так уж велик, всего лишь пара тысяч имен. Джейка он нашел быстро, к счастью, он оказался всего один.
