Он бросил быстрый взгляд на берег, на оскалившихся родичей, которые не тронулись с места, пожал плечами и медленно двинулся к следующему шесту. Кожа его от холода покрылась пупырышками. Вторая сеть была пуста и третья тоже. В четвертой же обнаружилась запутавшаяся коряга.
— Злополучный день, — проворчал Киалл, и голос его зычно разнесся над водой. Эльфин притворился, что не слышит, и продолжал работу.
— Чего зря мерзнуть, — отозвался второй смотритель, Эрмид. — Разведем костер.
Оба принялись собирать сухую растопку. Когда Эльфин в следующий раз поднял глаза, на полянке возле реки уже горел костерок. Он выбрался из воды и присоединился к товарищам.
Опустившись на колени возле костра, юноша блаженно застонал, чувствуя, как оттаивает в тепле зазябшее тело.
— Что, вдоволь наловился? — спросил Киалл. Эрмид грубо хохотнул.
Эльфин протянул руки к огню и ответил, стуча зубами:
— Н-намерзся вдоволь, эт-т-то верно.
Ответ разозлил Киалла. Он вскочил и затряс кулаком перед лицом Эльфина.
— Ты! Эта твоя неудача хуже всех прежних вместе взятых! Теперь мы в этом году ничего не поймаем!
Эльфин обиделся, но отвечал спокойно:
— Я еще не закончил того, для чего пришел.
— Что толку? — ревел Киалл. — Слепому видно, что ты сегодня ничего не вытащишь!
Юноша вновь вошел в ледяную воду и медленно двинулся к противоположному берегу, проверяя одну сеть за другой. Киалл глядел ему вслед, потом сказал Эрмиду:
— Все, я на это насмотрелся. Едем домой.
Они загасили снегом костер, уселись в седла и уже развернули коней, когда услышали крик Эльфина. Киалл продолжал ехать вперед, но Эрмид помедлил и оглянулся. Эльфин по пояс в воде брел к берегу, волоча за собою черный куль.
— Киалл, погоди! — крикнул Эрмид. — Эльфин что-то вытащил!
Киалл натянул поводья, обернулся через плечо.
— Чепуха, — рявкнул он. — Дохлятина.
Эльфин снова крикнул, и Эрмид спешился. Киалл с досадой наблюдал за ними, тихо бранясь себе в усы, потом все-таки развернулся назад. Он подоспел как раз вовремя, чтобы увидеть, как Эльфин с Эрмидом вытаскивают на берег большой кожаный мешок.
— Смотри, что Эльфин нашел! — крикнул Эрмид.
На Киалла это не произвело ни малейшего впечатления.
— Мокрый бурдюк, плевка не стоит.
Эрмид вытащил нож и принялся вспарывать мешок.
— Полегче! — предупредил Эльфин. — Не повреди мое счастье!
— Счастье его! — буркнул Киалл, слезая с лошади. — Вот уж верно! Все прошлые годы запруда давала лососей на сотню серебром, а тебе достался никчемный мешок!
— Кто знает? Может, то, что внутри, стоит сотни серебром, — ответил Эльфин и, взяв нож, аккуратно вспорол кожу.
Затем они с Эрмидом раскрыли мешок и вытащили сверток серого тюленьего меха, перетянутый кожаными ремнями. И мех, и ремни были сухими.
— Смотри-ка! — вскричал Эрмид. — Вода туда не попала!
Эльфин положил сверток на землю и трясущимися руками — они дрожали больше от волнения, чем от холода, — начал развязывать туго затянутые узлы. Когда последний ремень был снят, он поднял было руку развернуть мех, да так и замер.
— Чего ждешь? — рявкнул Киалл. — Покажи нам это твое счастье, чтоб мы могли рассказать клану.
— Давай же, — сказал Эрмид и потянулся к свертку.
Эльфин перехватил его руку.
— Зачем ты торопишься разделить мое невезенье, родич? — спросил он. — Давай лучше я.
С этими словами он взялся за край шкурки и потянул. На земле перед ними лежало детское тельце.
— Мертвяк, — заметил Киалл, вставая.
Младенец лежал неподвижно, призрачно-бледный от холода, с синими губами и пальцами. Эльфин не мог отвести взгляд. Это был чудно сложенный мальчик: закрытые глаза — безупречные полумесяцы, уши — тончайшие раковины. Мягкие, как паутина, волосы цвета золота при огне легко падали на высокий лоб. Во всем крохотном тельце не было ни малейшего изъяна или порока.
— Какой красивый, — прошептал Эльфин.
— За что ж его в реку-то? — удивился Эрмид. — По мне, так вполне справный мальчишечка.
Киалл фыркнул, придерживая лошадь.
— Мальчишка заговоренный, это как пить дать. Проклятый. Бросьте его обратно, и вся недолга.
— Выбросить мое счастье? — возмутился Эльфин. — Да ни за что!
— Малый мертв, — не без сочувствия произнес Эрмид. — Брось его, чтобы проклятье не пристало к тебе.
— Какая разница, коли я и без того проклят? — Эльфин вновь завернул мальчика в шкуру и прижал к своему голому телу.
— Делай, как знаешь, — пробасил Киалл, залезая на коня. — Едешь, Эрмид?
Эрмид встал, снял со своей лошади меховую попону, набросил ее Эльфину на плечи и тоже забрался в седло.
Эльфин задержал младенца у своей груди и почувствовал, как теплеет, касаясь его кожи, крохотное тельце. Снег сыпался сквозь нависшие ветви, окутывая весь лес саваном тишины — тишины, которую разорвал слабый, приглушенный крик.
Опустив сверток, Эльфин в изумлении смотрел, как младенец у него на руках глубоко, судорожно вдохнул и вновь закричал, вытягивая крохотные ручонки. Казалось, весь мир наполнился его криком.
— Матерь-богиня! — вскричал Эрмид. — Жив малец!
Киалл лишь вытаращил глаза и машинально сложил пальцы от нечисти.
— На, — сказал Эльфин, вставая и протягивая ребенка спутнику. — Держи, пока я оденусь. Надо быстрее скакать в каер.
Эрмид не шелохнулся.
— Быстрей! — приказал Эльфин. — Я хочу довезти его живым, чтобы все увидели мое счастье.
При этих словах Эрмид спешился и быстро схватил младенца.
Эльфин вмиг натянул штаны и рубаху, сунул ноги в сапоги и застегнул плащ. Он взялся за поводья и вспрыгнул в седло, закрылся попоной и протянул руки за ребенком, который перестал кричать и теперь уютно посапывал в меховой колыбельке. Эрмид передал ему сверток и торопливо взобрался на коня. Все трое двинулись к селению. Эльфин пустил лошадь шагом, чтобы не потревожить спящего младенца.
К тому времени как он и его спутники добрались до каера, снег перестал, облака поредели, и на бледной туманной завесе призрачным диском проступило солнце. Несколько жителей издали заметили верховых и побежали созывать соседей — всем хотелось узнать, много ли наловил Эльфин. На задних седельных луках болтались пустые мешки, и односельчане, последовавшие за всадниками к дому Гвиддно, заключили, что он остался при своем счастье — не поймал ничего.
Впрочем, сверток тюленьего меха на руках у Эльфина разжег их любопытство.
— Что там у тебя, Эльфин? — кричали они, пока он проезжал мимо приземистых домишек каера.
— Скоро увидите, — отвечал он, не сбавляя шага.
— Лососей не видно, — шептались соседи. — Снова ему не повезло.
Эльфин слышал шепот, но ничего не отвечал. Он проехал через внутренний частокол и направил коня к отцовскому дому. Гвиддно и Медхир, мать Эльфина, вышли встречать сына. Оба смотрителя спешились и, притихшие, остались стоять поодаль. Хафган, друид, оперся на жезл, опустил голову на бок и сощурился, словно пытался различить какую-то тонкую перемену в облике юноши.
— Как улов, Эльфин? — спросил Гвиддно, печально глядя на пустые мешки. — Ужели и дух запруды против тебя, сынок?
— Подойти ближе и посмотри, что я выловил, — произнес Эльфин громко, чтобы слышали все собравшиеся.
Он протянул руки и показал свою ношу. Гвиддно хотел уже принять ее, но Эльфин не отдал. Вместо этого он отогнул край тюленьей шкуры так, чтобы было видно всем. В этот миг солнце пробилось сквозь редкие облака, и яркий свет озарил младенца.
— Узрите! Талиесин — светлый челом! — вскричал Хафган, ибо лицо ребенка засветилось в лучах солнца.
Медхир кинулась к ребенку; Эльфин бережно передал ей сверток и спешился.
— Да, я вытащил дитя из запруды, — сказал он. — Пусть имя ему будет Талиесин.
Народ стоял в молчании. Поначалу все лишь смотрели на светлое личико чудного ребенка, потом кто-то в толпе пробормотал: «Горе, горе! Видано ли такое? Несомненно, это сулит нам беду».
