«Самому разбираться с последствиями». Дик сглотнул.
— Получается, теперь я — изменник?
Император усмехнулся.
— Когда читаешь законы, не забывай про дополнения и примечания. — Пункт шесть точка три, подпункт «ар» от две тысячи тридцать пятого года. «Все вышесказанное не распространяется на членов императорской семьи и тех, кого император таковыми объявит».
Родерик медленно выдохнул. Интересно, бабушка знала об этом пункте, подпункте и так далее? Скорее всего знала: императрица-мать прекрасно умела недоговаривать.
— Даже если бы ты не был моим сыном. — отец снова посмотрел в глаза Дику. — Когда ты появился, я здорово разозлился. Я и сейчас очень зол. Но не буду врать — мне гораздо больше нравится жить дальше, чем войти в историю еще одним героически погибшим ради своей страны императором.
Он едва заметно хмыкнул.
— Хотя, в конце концов, так и случится.
— Но зачем? — не удержался Родерик. — Зачем сражаться одному, рискуя погибнуть, когда можно отменить этот дурацкий закон?
— Подумай.
— Власть?
Император кивнул.
— Власть. Заклинание призыва завязано на крови первого императора, и доступно лишь его прямым потомкам. Но всегда есть бастарды. И многие из них не желали мириться со своим положением.
— Всегда есть бастарды? — полюбопытствовал Дик, выделив голосом первое слово.
— Нет уж, в такую простую ловушку я не попадусь, — расхохотался отец. Стал серьезным. — Если тебя это всерьез волнует, то у меня нет незаконных детей.
Родерик покачал головой. До этой минуты он вообще о подобном не задумывался. Впрочем, он о многом не задумывался. Если понадобилась поправка к закону, значит, кто-то из прежних императоров хотел уберечь сына, а может, внука, от плахи. Хотя что мешало ему просто сказать, дескать, на то воля императора? Дик прикинул даты…
— Годрик отцеубийца?! Вот уж от кого не ожидал! — вырвалось у него.
Отец пожал плечами.
— Затевая мятеж, он был уверен, что другого выхода у него нет. А еще — что власть должна сменяться — примером, что бывает если этого не происходит, стал его отец. Плохо, когда дряхлеет тело, но когда разум становится косным — еще хуже. Мы умираем в бою, не успев выжить из ума. Не самая плохая участь. Поэтому Годрик не стал отменять этот закон. Но внес поправку: если император не в состоянии совладать с собственными детьми, туда ему и дорога, так он думал. — отец хмыкнул. — И до сегодняшнего дня я был с ним согласен.
— Но я вовсе не… — от возмущения Родерик разом забыл все слова. — Я не ради власти и…
— Ты хотел как лучше. — кивнул император. — Ты действительно переломил ход боя: я уже собирался прощаться с жизнью. Но какова цена? Для тебя?
Цена? Чувство вины на всю оставшуюся жизнь — если, конечно, вдруг не случится чудо и к Сайферу не вернется разум. Еще?
— У императора должен быть дракон. — понял он. — Другого дракона я призвать не смогу, значит, наследником я тоже больше быть не могу, так?
Император не отвел взгляд.
— Да, у императора должен быть дракон.
— Я должен отречься официально? — голос не слушался, упав до шепота.
— Нет. Достаточно того, что семья будет знать. Остальным — лишнее.
— Не хочешь выносить сор из избы?
— Балбес ты, — беззлобно хмыкнул отец. Посерьезнел. — Две причины. Одна — чуда нельзя исключить.
Родерик горько рассмеялся.
— Чудо на то и чудо, что не существует.
— Тогда не существует и тебя, потому что только благодаря чуду твоя мать вернулась в мир живых.
— Ты сам сотворил это чудо.
Отец покачал головой.
— Я не ждал чуда и не верил, что вернусь, когда пошел за Мелани в Морок. Просто знал, что никогда не прощу себе, если сдамся. Чудо на то и чудо, что оно просто случается. Но не буду врать: я сказал «нельзя исключить», а не «надеюсь на него».
Родерик кивнул.
— Я понимаю.
— Вторая, и главная причина — стоит всем узнать, что наследником стал младший в обход старшего, как непременно найдутся люди, желающие сделать из тебя знамя. Символ борьбы против произвола императора. Люди, которые захотят воспользоваться твоей юностью и неискушенностью и рассказать, как несправедливо я с тобой обошелся, что ты заслуживаешь большего и…
— За кого ты меня принимаешь! — вскинулся Дик. — Я не…
— Я знаю, что ты на это не купишься. Но не хочу, чтобы этот яд лился тебе в уши. Или, — император усмехнулся, — чтобы ты пришиб кого-нибудь из придворных и сорвал моей тайной канцелярии какую-нибудь хитро продуманную схему.
— Да, герцогу Мейеру это может не понравится, — в тон ему усмехнулся Родерик. — Но ведь Рику нужно будет учиться? Как ты это объяснишь?
— Эддрика учат ровно тому же, чему и тебя.
— Запасной вариант? — не удержался Родерик.
— У меня трое детей, а не наследник, запасной вариант и материал для династического союза.
Дик опустил голову.
— Прости, я… — он закрыл лицо руками. — Я сам не знаю, что несу. Слишком… слишком много всего за один день. Я никогда не рвался к трону, ты знаешь. Но я знал, кто я и в чем мой долг. А теперь — кто я?
— Кто кроме тебя самого может это решить?
— Решить?
— Конечно. Император — это не привилегия, это служение. Теперь ты можешь выбирать. Решать сам, кто ты.
Решать? Мысли скакали и путались. Раньше он думал, что знает, как сложится жизнь. Сейчас… хотелось завыть в голос. Он был наследником. Надеждой и опорой императора. А теперь?
— Дик.
Родерик поднял взгляд. Отец смотрел спокойно и серьезно.
— И помни: кое-что не изменится никогда: с драконом или без, наследник или нет, ты всегда будешь моим сыном. — сказал он.
Дик вздохнул — словно лопнул ледяной обруч, что сковывал грудь весь этот бесконечный разговор.
— Да, пап. Но что мне теперь делать?
— Жить. — ответил отец.
Конец
