и перестать бояться! Ну же, не страшись последствий, соберись! Вспомни: «Я с тобой, Я с тобой».
– С этим посохом, – подняв его над головой, начал Вартимей, – я иду из Египта. И вот если ты, говорит Бог, – повернулся он к бойцу, – удержишь его в руках и сделаешь хотя бы десять, нет даже, пять шагов, то я покорно встану в круг.
– Ты издеваешься, чужак, – нахмурил брови Рамир, бросив короткий взгляд на деревянный посох. Но увидев в глазах Вартимея серьезные намерения, и толпу любопытных зевак, взял свое испытание, то, обо что уже много дней опирался путник.
Руки чувствовали гладкое дерево, но удержать его становилось все трудней. Он сделал шаг, мышцы напряглись до предела, но поднять ногу для следующего шага он уже не мог. Что творится с этим куском дерева, оно словно наливается свинцом. Как будто, страшная, неслыханная сила восстала против него, вселившись в этот проклятый кусок дерева, и тянет, и тянет к земле. Что такое? Может, это он медленно угасает, а посох как пищащий кровосос лишает тело сил. Наконец, пальцы разогнулись, и посох упал.
Подняв его, путник осмотрел оцепеневшую толпу и, сделав знак Айрону, быстро зашагал прочь, чтобы, пока все в замешательстве, убраться как можно дальше.
– Постой! – Крикнул в след Рамир, все еще не веря в случившееся, не понимая, как могло так выйти. Гнев, смешанный с отчаянием, кипел в груди и всеми силами рвался наружу. Он не мог смириться с поражением, и уязвленное тщеславие требовало возмездия.
– Это колдовство, ты чародей! Каким-то образом ты лишил меня сил! – Крикнул он вдогонку путникам.
– Не ты произнес эти слова, а гордыня твоя, затмившая разум, – остановился победитель и, обернувшись, встретился взглядом с бойцом. Сейчас Вартимей, подпитавшись уверенностью от чуда с посохом, словно вкусив новое ощущение, смело продолжил беседу.
– Все произошло честно, люди свидетели тому. И, кстати… Я ни причём. Ты бросил вызов Богу, сказав, что он трус, а я… Я, я всего лишь передал посох. Признаюсь тебе, страх сидел в моей голове до последнего мгновения, и если бы Бог не вступился, совершив это чудо, мне пришлось бы встать в круг, и поверь, ты, скорее всего, легко справился бы со мной. Поэтому, сегодня ты проиграл не человеку, а Богу. Прими это поражение достойно.
– Все видели мой позор!
– Так пусть все увидят твою силу! Сдержи слово!
Рамир, надев тунику и подпоясавшись, хотел что-то возразить, а, может, согласиться, но от главных ворот, словно ручей, пробивающий путь, пронеслась страшная весть.
– Со сторожевой башни сообщили: разбойники движутся в нашем направлении, они рядом, их много – пробегая и размахивая руками, кричал старик. Он удалялся и там, где слышался его голос, начиналась неразбериха и давка. Неожиданно появился десяток вооруженных солдат в сверкающих шлемах и нагрудниках из грубой кожи. Они пытались наладить положение и усмирить панику, но усилия оказались тщетными. Неуправляемая и обезумевшая масса ринулась в ворота в надежде обрести безопасность за стенами города.
Глава четвертая. Клятва
Повелитель Левах стоял и молча смотрел на стены города, оценивая их крепость и, взвешивая, что может быть там, на другой стороне. Мысли переплетались, строясь в новые планы и догадки. От их нескончаемого потока лихорадочно переворачивалось все внутри, и он гладил рукоятку сабли, – это успокаивало его, тормозило не поддаться эмоциям, а спокойно и холодно рассуждать, взвешивая свои силы и возможности.
– Повелитель, – Левах обернулся и увидел застывшего в поклоне Санома, своего главнокомандующего.
– Встань прямо, мы вместе немало одержали побед, ты мне друг, а не раб. Или, может быть, ты сподобился голодной собаке, которая виляет хвостом, прося свой кусок.
– Нет, – выпрямился Саном, – Я в достатке и поклонами тренирую себя, чтобы в сытости не забыть, кому я этим обязан.
– Знаю тебя, хитрая лиса, потому и хочу спросить: Каковы наши шансы на захват? Как скоро падет этот город?
– Тогда, когда рухнут его стены.
– Ты шутишь, а мне нужен совет.
– Нет, повелитель, не было и мысли к веселью, а вот совет: у нас не так много воинов, чтобы штурмовать.
– У них еще меньше.
– Да, но я вспоминаю, как ваш наемник Тугур один стоял на возвышенности, в руках его лук, пять стрел, на поясе меч, и двадцать три, если не ошибаюсь, воина, с подножья двинулись против него. Ох и славная была битва! Он уворачивался от стрел и отбивал атаку за атакой. Хотя некоторые стрелы порезали его лицо, и он получил пару серьезных ран, но ни один из воинов не достиг вершины!
– Ты это к чему?
– Этот город как Тугур. Большая вероятность того, что ни один из нас не достигнет вершины. Так что ни к чему нам эти стены, мы внезапностью у ворот взяли достаточно…
– Достаточно для разбойника! – Резко оборвал Левах. – А вот для победителя? Для победителя ничего! Слышишь, ничего! Мне нужен город, мне нужна победа. – Он помолчал и продолжил уже мягче.
– Но если не штурм, то, может быть, осада? Еда у нас есть, колодец с водой всего в дне пути отсюда.
– У них тоже есть вода, господин, и они дома, а значит, некоторое время будут сыты. – Увидев вопросительный взгляд Леваха, главнокомандующий разъяснил:
– Да, господин, это не секрет, наши солдаты наемники и привыкли к жарким сражениям. Но получив добычу, они сразу норовят пристроить ее по своим сумкам. А вот производить осаду, им привычнее в тавернах, за столом с вкусной едой, попивая крепкий напиток в обществе доступных девиц.
– Так что же делать?
– Есть два пути: либо уйти достойно сейчас, либо остаться, начать штурм и умереть в сражении. Вы повелитель пустыни и вам решать: нужен вам этот город или не нужен?
– Хорошо, я подумаю, – бросил Левах и стал вновь любоваться стенами города, но, что-то вспомнив, обернулся к Саному:
– Распорядись, чтобы ко мне привели тех пленных, которые остались за воротами, я хочу с ними поговорить. Они чудная парочка: добродушный здоровяк и иудей.
Главнокомандующий кивнул и поклонился, затем, выпрямившись, улыбнулся и бодро зашагал прочь, оставив повелителя наедине со своими мыслями. Левах вздохнул и направился к своему пестрому шатру. И вот, наконец, добравшись до места, он отодвинул штору и погрузился в тень. Скинув с плеч шелковый халат, уселся на циновку и, пододвинув под локоть подушечку, посмотрел на ее узор. Это напомнило дом, того несмышленого озорника, черноголового, с искрящимися карими глазами. Тогда они прощались, и он надолго запомнил тот миг, словно и не было ничего другого, как будто то мгновение – вся жизнь. Маленький мальчик подбежал и схватил отца за руку:
– Папа, папа, ты вернешься с победой? – Звонким голоском спрашивал он, теребя рукав.
– Не знаю, на все воля богов, но если иду, то надеюсь.
– Ах, как хотелось бы посмотреть хоть одним глазком
